— Бросьте, Пётр Игнатович, я не собираюсь с вами играть. Мне всё равно кем вы были… м-м… ну, не совсем всё равно, но в данный момент это роли не играет. Хотите быть капитаном Ивановым? Да ради бога, — пожал я плечами. — А вот куда важнее для меня то, что вы тут всем заправляете. Среди пленных я имею в виду, подпольем. Да вы пейте чай-то, — я указал на кружку. — Только не надо плескаться им в меня, очень вас прошу. Глупость только сделаете.
Тот промолчал. На короткое мгновение у него промелькнула вспышка ярости, словно он едва сдержался, чтобы не наброситься на меня и не попытаться придушить. Скорее всего, удержало его от такого поступка понимание, что за дверью могут дежурить солдаты, да и сам я выгляжу слишком крепким, чтобы даже им впятером со мной быстро справиться. Ещё мои последние слова слегка охладили его пыл. Не понравилось полковнику, что я его так легко читаю.
— Как мне к вам обращаться? — после короткой паузы спросил он.
— Киррлис или товарищ Киррлис.
— Товарищ? — он специально тоном выделил это слово.
Я кивнул. Потом взял со стола специальный мандат, который мне выдали московские союзники ещё летом, и протянул ему.
— Понимаю, что в такой обстановке веры документу почти нет. Но хоть что-то, — произнёс я, когда собеседник прилип взглядом к строчкам и подписям с печатями. А те внушали. Там имелась, в том числе и сталинская подпись.
— Последние изменения в лагере ваших рук, товарищ Киррлис? — вдруг спросил он.
— Моих.
— А что дальше?
— А дальше будет удар по немцам в месте, где они этого не ожидают — здесь, в Восточной Пруссии!
В очередной раз я сумел их шокировать. Люди замерли, превратившись в каменные статуи, двигались только глаза.
— Но как?.. — подал голос Юшкин, тоже капитан, как и Дронов. В плен попал с серьёзной контузией. В обычное время сильно заикается и иногда появляется нервный тик лица. Но в момент нервного возбуждения или опасности всё мгновенно проходит. Организм мобилизует все резервы и устраняет недочёты, мешающие реагировать на обстановку.
— Объяснять долго, да и вы словам вряд ли поверите. Лучше один раз показать, — сказал я. — Я предлагаю вам на время покинуть лагерь и на кое-что взглянуть своими глазами. Если кто-то не захочет возвращаться, то…
— Далеко? — спросил Дронов.
Одновременно с ним Столбов попросил:
— А тяжёлых больных можно вывести?
— Им окажут здесь помощь сегодня, — потом поймал его взгляд и кивнул. — Но можно и вывезти несколько человек.
Спустя час на поле недалеко от концлагеря опустился небольшой транспортный немецкий самолёт. За ним на ближайший аэродром слетал один из соколов, что меня сопровождали. Заворожив кого следует ментальным амулетом, он угнал один самолёт с экипажем. Транспортный вариант трёхмоторного «юнкерса» брал восемнадцать человек. Восемнадцать десантников с оружием и снаряжением, которых даже не стоит сравнивать с истощёнными военнопленными, которые похожи на ходячие скелеты. Мы же загрузили двадцать пять пассажиров. Четверо из них — это я и трое командиров подполья шталага. Со мной полетели Столбов, Дронов и Якимов. Ещё двое остались в лагере, чтобы следить за порядком. И, как мне кажется, были оставлены полковником «на всякий пожарный случай», если я ликвидирую их троицу. При этом он понимал, что эти двое капитанов точно так же находятся под ударом, как и он сам со своими сопровождающими, но поступить иначе подсознательно не мог. Эдакая трансформация или деформация личности в связи с профессией и пережитыми тяготами.
Перед взлётом в самолёте я активировал маскировочный амулет. В движении объект будет постоянно дрожать, как нагретый воздух летом. На поверхности это сильно заметно, особенно на расстоянии в пару-тройку сотен метров. А вот летательный аппарат в воздухе даже в виде такого марева практически не заметен. Кстати, амулет я приобрёл в новой лавке, которой управляла бывший школьный завхоз Индира. Тётка весьма пробивная, с отличным инстинктом и рефлексами на поиск тёплого местечка. При этом присягнула мне со всей искренностью. В ауре у неё не было гнилых пятен, и в целом та была здоровая. Несмотря на определённую жилку хапуги, бывшая заведующая школьным хозяйством радела и за общее благосостояние. Именно поэтому я выбрал её из нескольких кандидаток. Впрочем, сейчас речь не про неё.
Ещё при посадке Столбов сел рядом со мной. Как только самолёт поднялся в небо и лёг на курс, он стал забрасывать меня вопросами, хотя окружающая обстановка не особо располагала к болтовне. Впрочем, лететь нам предстояло немало часов, так как самолёт достался тихоходный, поэтому я старался подробно отвечать на всё то, что интересовало собеседника. Даже удивительно, как такая медленная машина используется гитлеровцами повсеместно и во всех операциях без исключения, от бомбёжки городов за линией фронта, до высадки десанта.
К моменту, когда «юнкерс» опустился в белорусских лесах рядом с моей Цитаделью, бывшие военнопленные узнали от меня очень многое. Вот только поверили они едва ли в десятую часть того, что им рассказал. Об этом мне поведала их аура. Впрочем, скоро они увидят всё своими глазами. А через несколько дней, когда их сознание переварит и разложит по полочкам всю полученную информацию, они станут воспринимать всё в должном виде.
Во время полёта я окончательно договорился с немецкими пленниками о совместных военных действиях против гитлеровцев. Они такого натерпелись и насмотрелись от захватчиков, что готовы были за возможность получить оружие в руки в буквальном смысле продать душу демонам, которых в этом мире называли чертями.
Ещё на подлёте к Юррдурэ-Хак я связался со своими подчинёнными в Цитадели и приказал как-нибудь неявно и мягко убрать с улиц Швица с его сопровождением, чтобы они не увидели моих гостей. И уж тем более не смогли с ними пообщаться. Все остальные в городе были надёжными и верными мне. Даже те, кто ещё мне не присягнул.
— Сначала поедим, а потом уже перейдём к серьёзным делам. И переоденьтесь, ради бога, — произнёс я, когда мы спустились по лесенке на землю из самолётного нутра. — Свои лохмотья потом можете забрать с собой, если они вам дороги.
— Сначала наши люди, — твёрдо сказал Столбов и указал на раненых. — Потом уже всё остальное.
— Да про них никто и не забывал.
Всех больных шустро перенесли на носилках в госпиталь, где уложили на кровати с матрасами и чистым бельём. На каждого надели целительский амулет и напоили лечебным эликсиром. Чуть позже им принесут бульона, который принесёт людям лишь пользу. Можно и тяжёлую пищу дать, конечно, с возможными неприятными последствиями амулет справится. Но стоит ли тратить ресурс волшебной побрякушки на то, без чего можно легко обойтись?
— Едрить-колотить! — воскликнул Якимов, когда мы шли из госпиталя в трактир, и на нашем пути появились двое волков. При виде меня они мгновенно обернулись в людей. Уважительно кивнули мне: «Лорд», и вновь перекинулись в серых хищников, чтобы убежать по своим делам. Товарищи капитаны промолчали, но побледнели и стали как снег.
— Я же вам рассказывал, — покачал я головой.
В трактире, перед тем как сесть за стол, гости десять минут провели в комнате, где для них уже были приготовлены большие жестяные тазы с горячей водой, мыло и чистая одежда. Последней были комплекты советской военной формы без знаков различия. Пока они приводили себя в порядок, я перекинулся парой слов с Ильичом.
— А где все феи? Я увидел несколько дюжин за всё время, — поинтересовался я у него.
— Да они москвичей гоняют, — усмехнулся он. — Шутейки с ним шутят, а те им совсем не рады. Сам же сказал помягче их как-то запереть дома. Вот Клавдия и отдала старшим фейкам команду спустить своих работниц на москвичей.
— Да уж, — покачал я головой, — им теперь только посочувствовать можно.
Представляю, как младшие феи сейчас пытаются поиграться с москвичами и попутно перещеголять своих соплеменниц в шутке. Наверное, стоит связаться с наместницей и приказать ей отозвать фей, большую их часть. А то ведь пара сотен крылатых крох и убить могут. О чём я и сказал вслух.
