— Ты же говорил, что женщинам в мужские игры играть не дано!
— И еще раз повторю, — кивнул Олег. — Женщина должна дарить жизнь, а не отнимать ее, женщина должна вызывать восхищение и поклонение, а не страх, женщина должна служить любви, а не ненависти. Но за последние дни ты уже дважды прикрывала мне спину в кровавых сварах. Раз уж так получается, то пусть у тебя будет настоящее оружие, а не схваченный в суматохе мусор. Стали у нас навалом, весь слиток надобно на кусочки расчихвостить, чтобы не сросся, как «второй терминатор». Так почему бы и не постараться?
— Олежка, я тебя люблю! — прыгнула к нему девушка, крепко обняла и поцеловала. — Скоро ты станешь настоящим феминистом! Вот оно, благотворное влияние экологически чистой местности!
Ведун помолчал, пытаясь уяснить смысл ее умозаключения — и смирился с тем, что ему этого не дано.
— Ладно, сейчас сначала клещи сделаем, с ними работать будет намного проще. А потом попытаемся снова…
К вечеру валун возле домны украшали три десятка клинков — Середина просто завораживало, с какой легкостью демоническая сталь входила в прочнейший гранитный монолит. Он был готов делать мечи снова и снова, лишь бы еще раз повторить это чудо. Вот только обратно оружие не выдергивалось. Даже скованный на конус трехгранный стилет — Олег специально для пробы отковал такой нож.
Для Роксаланы удобный клинок получился с двадцатой попытки. По виду это был натуральный шамшер: тонкий и узкий, а потому необычайно легкий. Большой изгиб клинка позволял девушке при короткой руке наносить длинные режущие удары и колоть кончиком с самого неожиданного положения. Правда, рубить им было почти невозможно — но у Роксаланы для этого все равно не хватало силы.
После этого его личная пифия пошла в лес позабавиться с новой игрушкой, а ведун с помощью Тарии сделал добротный меч себе, несколько ножей, пару топоров, две горсти гвоздей и десяток скоб. На сем его фантазия иссякла, и прочие добываемые из раскаленной топки слитки он просто плющил и мял — чтобы потом никто не смог составить их обратно в тело демона. Однако даже эта несложная процедура требовала времени. Раскромсать несколько тонн стали, да еще в одиночку, да еще как можно быстрее, чтобы раскаленный металл не успел остыть — это сродни подвигу Геракла.
— Ты и второго так же терзать будешь? — спросила утром Роксалана не спавшего уже вторую ночь ведуна.
— Там все проще, — отмахнулся Олег. — Он же золотой, он просто расплавится и вытечет. Пара пустяков.
— И можно будет сделать золотые слитки, типа банковских?
— Можно.
— И украшения всякие отлить.
— Можно.
— Только для этого ведь надо формы сделать?
— Можно.
— Можно я это сделаю? Я все уже поняла.
— Можно.
Глаза у Олега слипались, в голове давно стоял туман, и он даже примерно не мог предположить, к чему приведут старания скучающей спутницы.
К полудню уголь в запасенной куче закончился. К утру догорел и тот, что лежал в домне. Еще несколько часов оставшийся слиток удерживал жар, и с ним можно было работать. Если не ковать — то хотя бы рубить на куски, продвигаясь от стремительно остывающих краев к нутру. Вскоре исковерканный за несколько суток гномий меч, вместо того чтобы резать красное железо, начал плющиться сам. Это был конец: ведун сделал все, что мог. Бросив бесполезные отныне инструменты, Олег петляющей походкой ушел в юрту, упал на ковер справа от входа и мгновенно потерял сознание.
Потом он ощутил, как кто-то тихонько потряхивает его за плечо.
— Олега… Олежка… Олежек… Ты чего, спишь?
— Я умер, — простонал Середин. — Чего тебе надобно, старче?
— Зенки тебе не выцарапать?! Я тебя года на три младше!
— Роксалана, ты ли это? Конечно, ты… Кто еще станет гордиться своей инфантильностью?
— Слушай, золотой демон не плавится!
— А должен? — тряхнул головой Середин. — Сколько времени?
— День уже. Солнце давно взошло, а дождь кончился.
— Дождик был? Когда?
— Сегодня! Олежка, вставай! У меня золото не вытекает!
— Да что вам всем не спится… — Ведун поднялся, опять потряс головой, отчаянно зевая. — Какое золото, откуда?
— Пошли, я покажу!
Вслед за Роксаланой ему пришлось карабкаться к домне с золотым демоном, над которой поднимался слабый серый дымок. В нижней части стены, между двумя продыхами, была пробита дыра, из которой тянулась тонкая, как фольга, желтая полоска. Рядом лежали несколько влажных глиняных пластинок.
— И в чем проблема? — не понял Середин.
— Там же монстр был с кита размером! А у меня из пробоины всего горсточка металла натекла. Вот, видишь? Я несколько колье сделать хотела, браслеты, подвески и слитки. А натекло только на четыре колье, и все!
— Подожди, — тряхнул головой ведун. — Не проснусь никак. Ты его расплавила?
— Ну да, ты же сам велел!
— Когда?
— Позавчера.
— Не помню…
— Я спросила, можно или нет, ты сказал, что можно. Я подожгла и пошла формы делать. Десять штук слепила. Думала, отливать буду не торопясь. Пока последнюю заполню, первая как раз остынет. А еще колье сделала. На влажной глине аккуратно вырезала.
— И как долго все это горело?
— Как и у тебя! Я раза три уголь подкидывала, чтобы слой ровно лежал, следила за всем. Первую ночь так оставила, а потом следила.
— Роксалана, та такая милая, такая умница. Так здорово, что ты захотела мне помочь…
— Ты это как-то не искренне говоришь, — недоверчиво прищурилась девушка.
— Нет, вполне искренне, — не смог сдержать усмешки Середин. — Я всегда буду рад видеть тебя рядом, что бы в нашей жизни ни случилось.
— Ты глумишься?
— Нет, что ты! Просто десяток тонн золота для нас были бы как жернов для утопленника. Ну, как нам его отсюда уволочь в таких количествах?
— Куда делось мое золото? — опустив голову, нехорошим голосом спросила спутница. — На что ты намекаешь, шкодливый фокусник?
— Понимаешь… — Олег неопределенно пошевелил пальцами. — Понимаешь, у золота, как металла, есть одна злобно неприятная привычка. Оно, понимаешь, угорает при переплавке. Просто взял, расплавил, тут же отлил — а оно уже угорело. До десяти процентов теряется при такой простенькой процедуре. То есть десять процентов — это считается ничего, терпимо. В пределах нормы… Если просто расплавить и тут же лить…
— Так какого хрена… — медленно облизнула она пересохшие губы. — Какого хрена у тебя огонь почти двое суток горел?!
— У меня?! — опешил Середин. — Я все это время кувалдой махал!
— Это ты столько угля туда засыпал, олух полоумный! Зачем столько?! Ты о чем думал?! — Она схватилась за голову. — Десять тонн! Мама… Десять тонн! Отец меня убьет.
