Богатырь похолодел. Славу его кабатчик, конечно, присвоил, а личной доблести и силы он ему не закладывал. Теперь даже Долболюб – да что Долболюб! – всякий кривлянский отрок может запросто его одолеть. Пока слава держалась, враги не осмеливались переступать древние рубежи, а теперь край без защиты...
– Подумаешь, – сказал он. – Невзор, поди, все еще болен, с самой осени ведь пластом лежал...
Выходило, по Жихаревым словам, что сам он уже вполне согласился с наличием самозванца – вон, гляди, защищает его...
– Да и помимо Невзора есть кому оборонить Многоборье, – добавил он и вопросительно поглядел на Симулякр. Но Умный Меч в спорах участвовать не пожелал и не перевоплотился ни во что грозное и неодолимое.
Потихоньку осмелели и прочие кривляне. Кто-то выкрикнул:
– Да что с ним толковать, со щербатым да бритоголовым! Он, поди, сам из Степи! Вот и повесить его заместо утеклеца!
И стали кривляне мелкими шагами приближаться к своему предводителю. Мечи прятали за спинами. Двигались дугой, норовя обойти странного чужака.
И драться было не с руки – не для того его Беломор готовил, – и не драться нельзя: совсем обнаглеют и пойдут на Многоборье большой войной...
Тогда богатырь вытащил из-за пазухи платок, подаренный любимой княжной, развязал один из четырех узлов и...
...И чуть не полетел на землю – с такой силой хлынула из освобожденного угла озерная вода. Жихарь устоял, посильнее перехватил угол рукой, чтобы струя била дальше и сильнее.
Жихарь устоял, а воевода Долболюб как раз и грохнулся, подставив свой отряд под убойный поток. Богатырь водил струей туда-сюда, опрокидывая кривлян, забивая им глотки водой. Где-то под ногами возился поверженный воевода – на его панцире даже осталась заметная вмятина.
«Ты гляди, что творится! – восхищался Жихарь. – Какое я себе новое оружие добыл! Таким оружием хорошо бунты с мятежами разгонять – и крови не прольешь, и горячие головы охолонут!»
– Сейчас резать вас на мелкие части струей буду! – пообещал он противникам и сжал влажную ткань еще крепче.
Кривляне по собственным телам поняли, что враг не шутит, начали разбегаться, теряя последнюю честь и оружие. Самые догадливые сдвинули щиты на спину, чтобы не так больно было.
Долболюб, словно каракатица морская, отползал грудью вверх. Хрипел только знакомые слова:
– Живота! Живота!
Богатырь напоследок стеганул его струей по причинному месту, потом отошел, разжал кулак и стал завязывать узел. Сам при этом облился с головы до подметок.
– Вот так-то! – сказал он. И, припомнив древнюю легенду, добавил: – В моем возрасте на границе по Рио-Гранде неприлично числить за собой одних мексиканцев!
Такие страшные слова окончательно добили кривлян с воеводой.
Грязь под ногами противно хлюпала и чавкала. Богатырь отошел в сторонку и начал стягивать через голову паутинную кольчугу, чтобы выжать ее досуха, поскольку мало радости будет ночью в мокрой одежде. Симулякр он положил на землю.
Дикий гортанный вопль раздался сзади, и почти такой же вопль откликнулся ему спереди. Богатырь поспешно натянул кольчугу назад, чтобы освободить голову.
Воевода Долболюб лежал в нескольких шагах от него, сжимая в руке толстое копье с широким зазубренным лезвием. Из правой глазницы воеводы торчала стрела, а из леса выезжал на коне, издавая переливчатый боевой клич, Сочиняй-багатур.
– Совсем плохой, совсем глупый, – сказал степной витязь, остановив коня. – Спина повернулся, глаза тряпка закрыл – тебя нагайка учить надо, разве отец не учил?
– На то умные люди и созданы – нас, дураков, учить, – ответил наконец Жихарь.
– Твой куда идет? – спросил багатур. Большое и круглое лицо его было все в синяках и шишках, узкие глаза совсем заплыли – как он только прицелиться сумел?
– В город Вавилон, – честно ответил Жихарь.
– Сам давно туда собиралась, – сказал певец. – Оба-двое пойдем?
– Нельзя, – вздохнул Жихарь. – Не велено мне туда спутников брать.
Он хотел добавить, что дело-то уж больно опасное, но вовремя спохватился, что такие слова могут только раззадорить настоящего воина – а Сочиняй оказался именно таковым. Другой бы на его месте давно бы уже от радости до Степи доскакал, а то и далее. Поэтому богатырь сказал:
– Направляюсь туда по обету, поклониться могучему царю Вавиле. Нельзя мне ни спутника завести, ни рожи умывать, ни мясного вкушать, пока не дойду. А идти-то мне полагается пешком! А через каждые сто шагов полагается мне вставать на колени и хвалу возносить ихнему халдейскому идолу триста тридцать три раза, ни единожды не сбившись. Надеюсь до седых волос добраться...
– Какой строгий обет! Шибко строгий! Только рожу не мыть легко, а без мяса совсем пропадай!
Степняк соскочил с коня, обшарил воеводу, вытащил кошель, кинжал, с сомнением поглядел на тяжелые латы, взвесил на руке не достигшее цели копье. Монеты из кошеля поделил на две равные кучки. Потом так же деловито принялся развязывать брошенные кривлянами заспинные мешки.
– Еда много! Еда вкусно! – провозгласил он. – Иди сюда – пировать будем, брататься будем...
– Будем, – согласился Жихарь. – Лишний побратим еще никому не помешал.
Он тоже осмотрел содержимое вражеских мешков, натянул чужую сухую рубаху. Она оказалась длинная, до пят – тогда богатырь и штаны определил на просушку.
Потом он грыз у костра вяленую рыбу и проклинал себя за опрометчивые слова насчет мясного воздержания. Но не представать же перед новоявленным побратимом как лжец и клятвопреступник!
– Мой, пожалуй, раньше твой Вавилон буду, – сказал, насытившись, Сочиняй-багатур. – Мой такой глупый обет не давал.
Не стал уж ему говорить Жихарь, что находится Вавилон далеко-далеко – и не столько по расстоянию, сколько по времени.
– Может, встретимся, – сказал он для утешения.
– Как не встретиться? Тому быть непременно, – заявил степняк и достал из засаленных кожаных штанов обломок кости. Обломок он протянул Жихарю.
– Это что такое? – удивился богатырь.
– Твой беда попади – твой свисток свисти – мой приходи, выручай делай! – сказал Сочиняй.
«Оттуда, пожалуй, досвистишься!» – подумал Жихарь, но дар с благодарностью принял, а в отдарок предложил Сочиняю свою долю военной добычи.
– Куда мне такую тяжесть нести! – пожаловался он.
За поздним ужином, затеплив огонь, разговорились по душам. Багатур объяснил, что задержался мало-мало, чтобы набрать подарков для многочисленных жен. Да и в кабаке он здорово поиздержался. Вот и пришлось проехаться по деревням, предлагая жителям защитить их от возможных разбойников. Жители в таких случаях дают защитнику много больше, чем могли бы получить грабители. Правда, потом они почему-то обижаются и назначают за голову отважного заступника хорошую награду. Тут Сочиняю пришла на ум лихая задумка:
