Он знал, что с этой тетрадью что‑то не так, знал с самого начала, так почему же он не попытался избавиться от нее, пока была такая возможность? Почему позволил другу играть с этим странным артефактом? Ответ был простой. Он никогда не пытался вмешиваться в дела Тома или чинить ему препятствия, никогда не пытался идти ему наперекор. Ему это даже в голову не приходило. Никогда. Вплоть до этого мгновения.
«Мы нашли ящик Пандоры, — мрачно подумал он, — что же случится, когда мы его откроем? — он помедлил, проходя в гостиную следом за другом, в душе родилась соблазнительная надежда. — А случится ли вообще? Может быть, я и правда зря паникую? В конце концов, что плохого может навлечь на нас старая тетрадка?»
Глава 8. На краю пропасти.
Гарри развернул пергамент, на котором было изображено нечто наподобие карты, и встретился взглядом с лучшим другом.
— Итак, если верить Блэйзу, то Филч каким‑то образом из этой точки, — он указал пальцем на карту, — очень быстро перемещается вот сюда.
Том хмыкнул.
— Насколько быстро?
— Достаточно быстро, чтобы задуматься о неком тайном ходе, — улыбнулся Поттер, — примерно здесь, — он отметил крестом указанное ранее место, — и, наверное, здесь, — ещё один крест появился в противоположном конце карты. Общей сложностью на самодельном плане замка красовалось уже порядка шести крестиков.
Арчер задумчиво пожевал губу.
— Где бы они могли располагаться, эти потайные ходы? — пробормотал он.
— Думаю, за какими‑нибудь статуями или картинами, — Гарри со вздохом откинулся на спинку кресла, — нужно там все осмотреть.
— Когда? — простонал Том. — Мы есть и спать едва успеваем!
— Если бы кто‑то часами не просиживал со своей дурацкой тетрадкой, мы бы смогли найти время, — язвительно заметил Поттер.
— Неужели ты не понимаешь, сколько всего можно узнать, благодаря ей? — Арчер закатил глаза, за последний месяц этот разговор уже порядком надоел им обоим. — Он знает ответ практически на любой вопрос, этот Риддл.
— Ты так говоришь, будто это живой человек, — буркнул Гарри, — тебя самого‑то это не смущает?
— Не–а, — Арчер качнул головой, — и потом, он действительно в какой‑то мере живой, в конце концов, он оставил в этом дневнике частицу себя… знаешь у меня даже иногда такое чувство, будто я… хм… разговариваю с самим собой. То, как он говорит… то о чем он говорит, так похоже на меня.
Гарри нахмурился, происходящее нравилось ему все меньше и меньше, Том окончательно помешался на этой тетрадке и том парне, что в ней жил. А парень этот как раз и беспокоил Гарри больше всего, было в нем что‑то, от чего у мальчика по спине пробегал холодок.
— Вот не понимаю, как это можно запихнуть в предмет собственную частицу, — проворчал он.
— Этот Риддл был очень умен, — заявил Том с таким самодовольством, словно это была исключительно его заслуга. — Думаю, он нашел способ зачаровать дневник…
— Тогда где он сам? — не отставал Поттер. — Почему он оставил такую ценную вещь в руках Уизли? И как вообще она к ней попала? Ты сказал, этот Риддл был слизеринцем, так какого черта дневник делал у гриффиндорцев?
Том безразлично пожал плечами, давая понять, что на это ему как раз наплевать, Гарри только головой покачал. Он задавал Арчеру одни и те же вопросы по сто раз, а в ответ всегда получал нечто вроде: «Без понятия, это же всего лишь память, откуда ему знать, где сейчас его оригинальная половина?» или «Гарри, он учился в Хогвартсе пятьдесят лет назад, эта тетрадь могла оказаться здесь как угодно!», а иногда: «Да какая разница, почему он был у гриффиндорцев, главное, что он теперь у нас!» Гарри оставалось только задаваться вопросом, когда это его друг стал таким наивным? Все эти разговоры с Риддлом походили на ловушку, Поттер даже не особо верил, что того, кто жил в тетради звали Томом Риддлом. Этот парень словно специально старался стать как можно ближе к его лучшему другу, говорил то, что ему нравилось, рассказывал то, что было ему интересно, даже сказал, что его зовут Том, словно пытаясь показать, насколько они с Арчером похожи. Люди редко вызывали у Тома интерес, но за какие‑то два месяца чертов дневник добился абсолютного доверия Арчера, и Гарри спрашивал себя, когда наступит то мгновение, когда мысли дневника станут мыслями его лучшего друга? Когда его желания станут желаниями Тома? Когда эта проклятая штука окончательно запудрит мозги его другу? И что ему делать, если это случится? Мальчик тряхнул головой и запустил пальцы в свои взъерошенные волосы, словно пытаясь усмирить разбушевавшиеся мысли.
— Как насчет того, чтобы потренировать управление магией? — предложил он, меняя тему.
Арчер кивнул, и мальчики поднялись со своих кресел, трансфигурируя их обратно в пару старых стульев.
— Вот же, — проворчал Том, разглядывая свою волшебную палочку, — мы теряем время на уроках, трансфигурируя подушку в тарелку, когда на самом деле способны на большее, — он презрительно фыркнул. — Тут и вправду убивают весь потенциал.
Гарри бросил на друга задумчивый взгляд. «И вправду?» Том действительно подвержен влиянию дневника. Мальчик молча пожал плечами и уселся на пол, прикрывая глаза.
— Если сегодня у меня снова ничего не выйдет, значит, лично у меня никакого потенциала и вовсе нет, — пробормотал он, Арчер сел напротив него и усмехнулся.
— В твоем случае дело не в отсутствии потенциала, — заметил он.
— О, правда? А в чём же? — Поттер ехидно покосился на друга.
— Ты просто постоянно себя сдерживаешь, — Том вздохнул, — отбрось эти глупые ограничения и посмотри, что получится.
«Легко тебе говорить», — раздраженно подумал Поттер, в отличие от него Том уже достаточно освоился со своей магией, чтобы без труда почувствовать её и даже научиться различать ее оттенки. По подсчетам Гарри, Арчер уже был в шаге от беспалочковой магии, чему Поттер страшно завидовал и даже не скрывал этого. Сделав глубокий вдох, и медленно выдохнув через нос, он снова закрыл глаза.
«Итак, отпустить, — подумал он, чувствуя, как сознание охватывает знакомое спокойствие, — никаких рамок, никаких границ, магия живет во мне, осталось только почувствовать ее, так же как я чувствую своё тело». Он медленно дышал, сосредоточившись на биении сердца, до тех пор, пока все другие звуки не исчезли. Аудитория, где они находились, холодный каменный пол, треск факелов и тихое дыхание друга растворились и развеялись. Осталось только размеренное сердцебиение и странное тепло в груди, которое вдруг стало обжигать. Те мысли и чувства, которые мальчик отбросил в начале тренировки, неожиданно ворвались в его сознание и превратились во что‑то ужасное. Чужеродное и невероятно болезненное. Он широко распахнул глаза, прижав руки к груди, но от боли не смог издать ни звука. Это знакомое чудовищное чувство, будто нечто огромное рвется из его груди, беспощадно ломая кости и разрывая мышцы, сводило его с ума. Каждая клеточка его тела вдруг превратилась в боль, в мучения, которым не было ни конца, ни начала. Ещё секунда и он почувствовал, как эта сила вырывается из него диким неконтролируемым потоком, сопровождаемая воем ветра и страшным грохотом. Только тогда мальчик смог закричать, но так и не услышал собственного крика, оглушенный собственной болью.
