— Помогай, Клыкастый! — приговаривал Ор. — Мать говорила: от раны, которую залижет собака, не остается следа…
Шершавый язык бегал по груди Ора, тот теребил пса, хохотал от щекотки. Заметив Иллу, он вскочил, смущенно закрывая грудь. Охотник стыдится ран, нанесенных таким несерьезным зверем, как снежная кошка.
— Возьми, поешь, — сказала Илла.
Ор примял глиняную миску с кашей, съев горсть, протянул вторую собаке.
— Дочь хозяина, будешь наставлять меня сегодня?
— Ты же ничего не поймешь от боли в ранах.
— Какие это раны. Царапины!
— Тебе посчастливилось. Такой зверь мог и растерзать.
— Что ты, госпожа! Гийские мальчишки убивают его палками.
— Не выдумывай, лохматый! Все знают — этот зверь свиреп и редок. Расскажи, как ты добыл его. И ешь.
— Это было к восходу от двузубой горы в верховьях. Я выслеживал баранов, но кошка опередила меня. Она поймала ягненка и спугнула стадо. Она ела добычу на уступе, а я стоял внизу очень злой. Ну, я подумал: «Хоть кошку добуду. Есть нельзя, но мех пригодится». Я полез на уступ. Нельзя ронять ни камня, а то услышит. Поэтому, когда я поднялся, она уже доедала ягненка. Я стал так, что ей некуда уйти. Кошка шипела и держала лапой объедки. Гии знают: ее надо прижать к земле и бить ножом. Но я плохо прыгнул — пятнистая сумела освободить одну лапу и поцарапала меня. Я еще больше обозлился и, бросив нож, задушил ее.
Илла улыбнулась, сравнив бесхитростный рассказ гия с шумной похвальбой друзей Агдана, когда они возвращались с охоты на сурка. Ободренный улыбкой, Ор потянулся к своему мешку и достал скрученный трубкой лист борщевника:
— Дочь хозяина, вот… Наши девушки заплетают это в волосы — совсем не вянет. Я думал — принесу, может быть, тебе понравится…
Ор развернул лист, Илла ахнула и отшатнулась. На ладони гия лежали, блестя ворсинками, серебристые цветы — те, что растут над страшными кручами у ледяных вершин. Три Знака невянущей любви!! Дар, которого она ждала от героя, принес раб.
В испуге Ор смотрел на действие своего подарка. Лицо молодой атлантки стало пунцовым, глаза наполнились слезами, губы дрожали и гневно кривились. Потом лицо окаменело, взгляд стал ледяным.
— Такой дар девушка принимает от того, кому станет женой. Если я скажу о твоей дерзости…
— Госпожа, я же не знал.
— Уйди!
Гий сжал кулак, сминая драгоценные лепестки, к пошел к воротам. Там он посторонился, пропуская вернувшийся с пастбища скот. Пять коров и могучий бык медленно вступили во двор. Бык, узнав Ора, шумно вздохнул и потянулся, требуя ласки. Бессознательно гий раскрыл ладонь, и круторогий теплыми губами подобрал сочный лист борщевника вместе со знаками невянущей любви.
До сумерек Ор просидел в кустах у ручья, а потом прокрался в хлев, стараясь не попадаться на глаза молодой хозяйке. Ночью он то засыпал, то просыпался с ощущением крадущейся опасности и вновь принимался клясть свою глупость. Утром он сразу собрался на охоту. Храд молча протянул ему лук, хозяйка сунула пару лепешек и кусок сушеного мяса. Похоже, что они ничего не знали. Иллы не было видно.
Шагая по узкой тропе над рекой, он все еще ругал себя. Надо же: вздумал порадовать дочь хозяина! Раб должен делать только то, что велят. Незнание обычая не уменьшает нанесенной обиды. А ведь он, тупой кабан, читал листы о героях, что приносят любимым серебристые знаки. И тот друг Агдана не иначе как ради них нанимал юношей позапрошлой весной. Но кто мог подумать, что все это из-за пушистых звездочек, которых уйма в верховьях Оленьей!
Тропинка, одолев осыпь, вошла в рощу. На маленьких полянах между копьями стройных лиственниц качались сиреневые колокольцы, белые кисти ревеня, ершистые васильки. Ор со вкусом вдохнул запах хвои и цветов, тряхнул головой, отгоняя заботы, и… увидел Иллу. В белом, вышитом цветной шерстью платье она сидела на камне у тропы. Прятаться было поздно, девушка уже заметила его.
— Подойди сюда, Ор!
Странно прозвучало гийское имя, произнесенное атланткой. Хозяева звали его щенком, тощим, лохматым…
«Решила отомстить сама? — подумал Ор. — Эх, жаль не пошел верхней тропой!»
Илла в эту ночь спала еще меньше Ора. Гнев на раба прошел, уступив растерянности. Чего хотят от нее боги? Ведь все сходится со сном: и тающий в небе серпик луны, и три цветка — именно три! Но почему, почему их принес жалкий раб из дикого племени?
Да, полно, простой ли он раб?! За три луны он проглотил знания, над которыми брат кряхтел три года. Ор читает и пишет не хуже ее, а в счете разбирается лучше! И он был бойцом, испытал такое, что выпадало не всякому герою.
Так что же: ей назначено стать женой гия?! От этой внезапной, хотя давно уже бродившей вокруг мысли Иллу охватил ужас, но в ужасе была сладость… И сразу девушка поняла, что душа ее давно уже тянется к лохматому дикарю. Поэтому так не хотелось заканчивать его обучение — единственный способ побыть вдвоем. Что ж! Значит, так хотят боги! Иначе с чего бы они нашептали ему добыть Знаки невянущей любви!
Если верить листам, в прежние времена ни одна девушка не выходила замуж, пока избранник не приносил ей трех бессмертников с ледяных гор. Нынче от обычая осталась облезлая шкурка: богатые покупают цветы любви из серебра, бедные — из лоскутков кожи. А Илле гий принес настоящие! На рассвете, все для себя решив, девушка отбросила жаркие шкуры, оделась и выбежала на крыльцо. Как раз вовремя: Ор с луком и лепешками в руках шел к хлеву — взять свой кожаный мешок. «Не залечив ран, опять на охоту. Боится меня!» — поняла Илла> и незнакомая щемящая нежность наполнила ее грудь.
Дождавшись, когда Ор зайдет в хлев, она скользнула в ворота и побежала к тропе, ведущей в верховья. Тропа была пологая, но сердце Иллы билось как на страшной крутизне.
Ор шагнул к камню, на котором сидела атлантка.
— Дочь хозяина, ты не простила меня?
— Не бойся. Расскажи, как ты нашел цветы? Почему принес мне? Почему именно три?
— Там больше не было, госпожа. А что рассказывать? — Ор наморщил лоб, припоминая: — Ну, я убил кошку, снял шкуру, доел что осталось от ягненка и хотел спускаться. Но тут я увидел выше эти… пушистые звездочки и подумал — может быть, ты будешь рада им.
— Именно так подумал?
— Да. Выше уступа была скала, и на ней они выросли. До них было два аркана — ну, это как две большие елки. Я полез по трещине. У нее были хорошие края, не ломались.
— Было очень круто?
— Не совсем, — Ор изобразил рукой отвесный обрыв. — На середине я остановился отдохнуть и вдруг подумал: видел бы хозяин, чем занят раб, которого он послал на охоту! Тут мне стало смешно, и я не мог лезть, а только висел и фыркал носом в камень.
