— Спасибо, — улыбнулась я.
Улыбка вообще много когда помогает, наравне с капризами и криками. Очень легко склонить родителей к чему угодно, просто миленько им улыбнувшись или громко закричав. Мать, имя которой, как оказалось, Хельга, очень остро воспринимала все мои капризы и, несмотря на мой превосходящий возраст интеллект, все равно видела во мне ребенка. А вот папаша по имени Борт то и дело заводил со мной душевные беседы, из которых я почти ничего не понимала, и пару раз предлагал хлебнуть какого-то едкого пойла. Хороший у меня отец, и мать прекрасная. Тут, наверное, повезло.
Отца, к слову, давно не видно. Мама не говорит про него, все время пытаясь отвлечь меня чем-нибудь вкусным или того лучше, запихивая мне в голову новые словечки. Я, в общем-то, не против, но интерес все же иногда просыпается. Во всяком случае, я просто надеюсь что с бородатым все хорошо — он классный мужик и очень часто смеется. Плохие люди так часто и так звонко не смеются.
В один из вечеров мама взяла меня на руки и, не закрепляя, как прежде, на шее, понесла куда-то на улицу. Когда я спросила, куда мы идем, она лишь загадочно улыбнулась и ответила, что мне понравится.
Идти пришлось недолго, и вскоре мы добрались до полянки недалеко от деревни, на краю темного леса с чертовски огромными хвойными деревьями. Я таких никогда еще не видела, и тут даже тот факт, что я все еще маленькое дитя, роли не играет — деревья и вправду были огромными.
Ярко горел большой костер. Мама села чуть поодаль и повернула меня так, чтобы я все видела. У костра собралась вся деревня, за исключением около двух десятков мужчин, включая моего отца. Старик, сидящий ближе всех к костру, держал на руках что-то вроде странной по форме лиры и смычок.
— Это тагельхарпа, — улыбнулась мама.
И с первым ударом смычка по струнам инструмента меня захлестнули эмоции.
Музыка нежно прокатилась по равнине, будто бы обволакивая всех присутствующих своими чарующими звуками. Вслед за тагельхарпой послышались женские голоса. Пение девушек и женщин было чем-то средним между плачем и стонами, очень чувственные звуки. Слова я не разбирала, но они и не были важны. Звук инструмента и пение девушек будто бы резонировали друг с другом, идеально подходя по звучанию и усиливая звук многократно.
Ритм ускорялся, пение становилось все больше похоже на что-то веселое, вроде детской дразнилки. Люди брались за руки, вставали вокруг костра и танцевали. Их ноги будто бы сами подхватывали ритм музыки, юноши и девушки кружились в диком хороводе, а их тени плясали, сливаясь с дрожащим светом пламени. Казалось, будто бы сами их души рвались наружу, танцевали в густых ветвях деревьев и уносились прочь из этого мира туда, где было только счастье и пляски у костра.
С севера подул прохладный ветерок.
Лето кончилось, и люди весело провожали его в надежде, что совсем скоро оно вернется.
Глава 3: Холода Севера
Снег выпал спустя два месяца, если ничего не напутала со счетом. Мама закутала меня в теплую шкуру и вынесла на улицу, когда начался снегопад. Люди в деревне радовались приходу зимы, несмотря на то, что для них это означает приход голодных времен. Впрочем, тут не уверена, ведь так и не увидела, возделывают они поля и дошли ли до такого уровня развития. Хотя хлеб-то откуда-то достали…
По улице, уже припорошенной снегом, бегала детвора. Малышня самых разных возрастов в этот короткий миг смены теплого лета на холодную, снежную зиму наконец-таки не разделялась по полам — все, и девочки, и мальчики, играли вместе. Бросались снежками, собирая голыми ладошками жалкие крохи снега с земли, смеялись и радовались жизни. Где-то внутри почувствовала легкий укол зависти — я тоже так хочу! Увы, но в моем текущем состоянии могла разве что ползать, куда уж мне бегать.
Мы прогулялись с мамой по деревне. Везде кипела жизнь, будто бы люди вокруг лишь больше оживились с приходом холодов. И, что удивительно, почти все они были очень уж легко одеты для такого сезона. Многие и вовсе не поменяли легких рубах, которые носили летом! Проходя мимо особенно большого дома, мама остановилась, увидев на крыльце женщину в длинном темно-зеленом платье и с меховой накидкой на плечах. Ее морщинки у глаз делали ее похожей на добрую, заботливую бабушку, а теплая улыбка и легкий кивок в ответ на поклон мамы дали мне понять — это либо глава деревни, либо его супруга.
— Здравствуй, мудрая Офа! — улыбаясь, поздоровалась мама.
— Здластуй! — повторила я. Все же некоторые звуки давались с трудом из-за отсутствия нормального набора зубов.
— Гуу винтерь вам, мать и дочь. Ты решила шаво ее мне, слютт?
— Мы просто проходили мимо, но я трорьяг Майя будет рада поговорить с вами.
Уверенно кивнула. Все же лучше строить из себя смышленую милашку, которая всем нравится.
— О, правда? — Офа улыбнулась. — Я фьор ленгга хотела бли кьент с тобой, Майя.
— Ох, простите, мудрая Офа. Она еще не знает таких слов…
В ответ на извинения женщина тихо засмеялась.
— Нет нужды извиняться! Ваша дочь утролле сматт! На своем веку я еще не слютт детей, которые бы разговаривали в зекс монттар.
— Майя сматт! — игриво показала язык. Надеюсь, что поняла контекст разговора верно.
Мама и Офа развеселились.
— И как ты чувствуешь себя, маленькая? — женщина подошла к нам и ласково погладила меня по щеке.
— Я хорошо, люблю кушать рыбу и хлеб, — ответила, миленько улыбаясь.
Офа явно была довольна моими словами.
— Ты станешь хорошей девушкой, Майя. И прекрасной кунна и матерью.
— Майя не мама, нет! — возмутилась. Еще чего?! Вдруг из меня еще один Дима вылезет, а мне потом отдуваться!
Прежде чем Офа сказала еще хоть слово, я почувствовала то, чего не ощущала уже долгое время. В носу странно защекотало. Раздался громкий чих. Будь я постарше, за такую грубость на меня бы как минимум косо посмотрели. Но младенцу все прощается.
— Видимо, Майе пора домой, — улыбнулась напоследок Офа. — Хорошего дня вам, мать и дочь.
Мама еще раз поклонилась, и мы пошли домой.
Уже когда подходили к нашему скромному жилищу, почувствовала неладное. Холод, который до этого лишь приятно колол щеки, теперь разливался по телу, и я начала мелко дрожать. Мать не могла не заметить этого, когда раздевала меня.
— Боги… Ты вся горишь! — с ужасом произнесла она, испуганно прикасаясь пальцами ко лбу. — Майя, полежи пока здесь! Не вставай!
Она быстро укрыла меня шкурой и выбежала из дома. Полежать на месте? А чего еще делать? Знобит, это ясно как божий день. В теле дикая слабость, и постоянно чихаю. Все лицо уже в соплях, мерзость. Ну и где эта женщина, когда она так нужна? Я в соплях вся, мама!
— Мама! Мама! — от ощущения собственной беспомощности стало по-странному грустно, и не смогла сдержать громкого плача. — Мама-а-а!
Буквально через полминуты родительница ворвалась в дом, едва не сняв дверь с петель. Следом бежал Шаман, который помог ей подняться с колен, когда она упала около кроватки.
— Майя, Майя, тш-ш-ш… — чуть ли не в слезах дрожащим голосом принялась успокаивать.
Рукавом платья стала вытирать мое лицо, но я лишь больше чихала.
— Привет, Майя, — хитро улыбнулся Шаман. — Блю сик, м?
— Привет, какашка, — к сожалению, других оскорблений не знаю. — Уйди!
Шаман громко засмеялся, дом наполнился звуком его басистого, слегка хриплого смеха.
— Конечно уйду! Так, Хельга, отойди-ка.
Мама послушно отошла от кроватки, положив меня обратно. Шаман приложил руку ко лбу. Не смотря на мою беспричинную нелюбовь к этому кадру, чувствую, сейчас он единственный, кто не даст мне умереть еще во младенчестве.
— Она горячая. Хельга, неси тряпку и холодную воду.
— Да! — энергично кивнула мама и убежала прочь, прихватив пустую бадью.
Я осталась наедине с Шаманом. Он ничего не делал, лишь вглядывался в мои глаза, будто бы все еще пытаясь понять, что скрывается за милых личиком ребенка.
