В каком-то смысле Командора можно было сравнить с бароном, а Ландмейстера с королём, но это сходство было очень поверхностным и обманчивым. Все они происходили из числа прочих рыцарей и назначались сверху, а не наследовали свои должности. Тех же Ландмейстеров назначал Великий магистр. Ну а они — Командоров, а те — прочих офицеров в переданном под их защиту протекторате.
Второй обет — обет нестяжательства. Ни один рыцарь не обладал имуществом, которое мог бы назвать «своим», всё принадлежало Ордену. Одежда, доспехи, оружие, кровать, одеяло… всё.
Полубратья, такие как интендант с помощниками, казначей, кузнец, начальник кухни — все они своим трудом обеспечивали материальные потребности рыцарей, так, чтобы те могли полностью сосредоточиться на своём призвании, не отвлекаясь на ненужные мысли о вещах или еде.
Третий обет — обет безбрачия. Во многом схож с предыдущими. Не имея семьи рыцарь был избавлен от множества хлопот и забот, иначе обременявших бы его и мешавших совершенствоваться в ремесле.
К тому же, если обычный человек имел все шансы встретить с супругой старость, пoнянчить внуков, то целью рыцаря была не долгая жизнь, а славная смерть, и как правило в довольно молодом возрасте. К чему, в таком случае, плодить сирот и вдов? Их и без того вполне достаточно на попечении Ордена.
Эти обеты, их практическая сторона, не только делали рыцарей Ордена выдающимися борцами с нечистью, но и придавали их жизни важный смысл и значение.
— Большая часть людей, как вы знаете, живёт обычной человеческой жизнью. — рассказывал на уроке брат Азиф. — На самом деле их жизнь не многим отличается от жизни дикого зверя в лесу. Как те, так и другие рождаются, находятся на попечении своих родителей, в свой срок покидают их, находят себе место для логова или гнезда и обустраивают его, после чего находят себе пару и заводят потомство. Каждый день они добывают свой хлеб и спасаются от тех, кто подобным образом рассматривает их самих. В свой срок они умирают и их дети продолжают всё тот же путь.
Есть те, и их не много, кто выбирает иной путь, осознавая, что мы созданы богами, причём не просто как живые существа, но и весь наш уклад жизни определён и задан ими. Такие люди выбирают для себя служение им. Одному из двенадцати. Они отвергли жизнь умеющего говорить животного и поднялись на одну ступеньку выше, что немного приблизило их к нашим творцам.
Мы же пошли ещё дальше. Мы не просто используем свою жизнь, дабы исполнять волю своей богини, но не задумываясь жертвуем этой жизнью, лишь бы исполнить своё предназначение. Мы — стена, что ограждает прочих людей, позволяет им заниматься своими мелочными делами, играть в свои игры.
Обеты приносились в торжественной обстановке по достижении шестнадцатилетнего возраста. Перед своими товарищами, учителями, другими рыцарями и Командором, кандидат произносил слова своей клятвы, чтобы стать полноценным братом-рыцарем.
Впрочем, редко, очень редко, но тем не менее бывало, что выйдя перед строем кандидат отказывался возлагать на себя обеты. Что ж… В таком случае он возвращал Ордену всё имущество, включая верхнюю одежду и бельё, после чего нагим выставлялся за ворота замка.
Теперь в землях Ордена ни один человек не даст ему куска хлеба, не приютит под своей крышей, тем более, не возьмёт к себе на работу. Да даже разговаривать с ним никто не станет. Ты отверг Орден? Орден и все служащие ему — отвергают тебя.
Если такому и получится добраться до ближайшего королевства, то что это ему даст? Куда он пойдёт? Отступник, отвергнувший клятвы, рождённый дворянином, но не ставший рыцарем — оказывается на дне общества. Что он знает, что умеет? Человек без дома, семьи, друзей.
После одиннадцати лет тренировок и интенсивного обучения едва ли кто сможет вспомнить как назывался его родной город, его род. А даже если вдруг и вспомнит… Назад, в семью его не примут, для них он уже давно умер, умер в тот день, когда покинул дом и встал на путь рыцаря.
К тому же, обучение, а потом и службу рыцарь проходит далеко от места своего рождения. Это делается специально, для того чтобы гарантированно разорвать связи с семьёй. А то, бывало, тоскующие родители пытались найти протекторат, крепость где проходит обучение их сын, встретится с ним.
* * *
Лиам хмыкнул себе под нос и осмотрелся. Всё по-прежнему. Разве что солнце уже давно перевалило за полдень и уверенно катилось к закату. Коконь совершенно самостоятельно шагает по дороге, взрывая когтистыми лапами утоптанную землю. Легонько поскрипывает кожаное седло. Всё спокойно и тихо.
Странно, вот он опять вспомнил о доме. Столько лет не вспоминал, а за сегодня уже второй раз. Двадцать лет прошло, двадцать насыщенных событиями лет. Место рождения перестаёт что-то значить с того момента, как пятилетний ребёнок покидает отчий дом. Обратно ему не вернутся, по крайней мере Лиам о таком ни разу не слышал.
Вероятно, эти воспоминания связаны с тем разговором, что состоялся у него с Командором месяц назад. Тот вызвал его к себе и отчего-то начал подробно расспрашивать его о его детстве, доме, о том, что он о нём помнит. Лиам удивился, но тем не менее честно рассказал то немногое, что был в состоянии воскресить в памяти.
Брат Диомид тогда пару минут задумчиво поглаживал свою бороду, после чего достал из стопки бумаг портрет немолодого, смутно знакомого Лиаму мужчины. По крайней мере, насколько он мог разглядеть, видя портрет вверх ногами.
Командор внимательно взглянул на портрет, потом на лицо своего подчинённого, потом снова на портрет. Лиам растерялся, поскольку совершенно не понимал, что происходит. Ещё больше его сбил с толку последовавший за этим разговор.
— Брат Лиам, ты уже семь лет служишь богине и людям в протекторатах первой линии. — начал Диомид. — Не смотря на твою доблесть и отвагу, богиня так и не даровала тебе почётной смерти. Как ты думаешь, быть может это связано с тем, что она уготовала тебе иную участь, иное служение?
— Но какое? Какое «другое»? — спросил Лиам неуверенно.
— Ну вот я, например, — произнёс Командор, — служу ей управляя этой крепостью и всем протекторатом. Это тоже, своего рода, «поле боя», но при этом, к сожалению, шансов на славную смерть у меня совсем не много. Я уже ощущаю себя не таким крепким, как ещё пять лет назад, а в перспективе мне предстоит ослабеть телом и умом, и, прежде чем умереть, превратится в жалкого старика. Но это та жертва на которую я иду, чтобы исполнять свои обязанности.
— Сочувствую, Командор… — искренне произнёс Лиам.
— Себе посочувствуй. — с ухмылкой произнёс брат Диомид. — Мне тут пришло письмо из соседнего Ландмейстерства, третьего, того, что севернее. Подробностей там немного, но, насколько я понимаю, там тебя ожидает ответственное назначение схожего рода, но при этом — нечто особенное.
— Ка… какое?!
— Через неделю тебе предстоит отправиться туда, в крепость двадцать четвёртого протектората, второй линии. — ответил брат Диомид. — Там тебе расскажут, что потребует от тебя Орден и подготовят к исполнению долга.
Дорога до нового места службы заняла одиннадцать дней. Всю дорогу Лиам ломал себе голову над тем, что его ожидает, но не находил ответа. Каких-то особенных лидерских или организаторских способностей он за собой не замечал. Боец, судя по всему хороший, раз выжил, прослужив семь лет на первой линии и поучаствовал в отражении четырёх Прорывов. Но хорош именно как боец. Поручи ему кто-нибудь тот же взвод, он бы понятия не имел что делать. Но, быть может, именно этому его и обучат?
Прибытие к месту назначения ситуацию не прояснило, а только запутало. Никаких ответов он не получил. Как сказал Командор Халвин, об этом ему расскажет сам Ландмейстер, брат Бернард. Именно по его решению Лиама отозвали с места службы и направили в этот замок на подготовку.
На данный момент его задача усвоить необходимые знания, что пригодятся ему в новом назначении.
Распорядок дня для Лиама был установлен индивидуальный. На физическую подготовку оставили всего два часа, час утром и час после обеда. Всё остальное время было выделено на обучение.
