показав неровные гнилые зубы.
— Может, Худ сделал тебя своим вестником? — предположил он. — Тебе никогда такое в голову не приходило? А то чего только на свете не бывает. Нынче мало кто из прорицателей умеет читать Колоду Драконов, поэтому наверняка не определить. Повелитель Смерти выбирает себе кого хочет, и тут уж ничего не поделаешь.
— Крыга верно говорит, — заметил Зануда. — Ну-ка, вспомни: что стало с твоим первым работодателем? Я слышал, утонул в собственной постели. Полные легкие воды и отпечаток ладони поверх рта. Худов дух, ну, однако, и смерть…
— Сержант Гульд докопался до истины, Крыга, — буркнул Эмансипор, уставившись в кружку. — Люксор ввязался в рискованную игру с неподходящими людьми. Гульд достаточно быстро нашел убийцу, и этот урод несколько дней болтался на крюке, прежде чем выложить, кто дал ему такое поручение.
Он сделал большой глоток, воздавая почести окаянной памяти Люксора. Зануда наклонился вперед, и его налитые кровью глаза блеснули.
— Ладно. А что со следующим, Манси? Коновал сказал, что у него лопнуло сердце. Представляешь? А ведь совсем молодой парень, он тебе в сыновья годился.
— Ага, а еще он был настолько толст, что мог опрокинуть экипаж, если не сидел посередине, — проворчал Эмансипор. — Уж я-то знаю — сам не раз затаскивал его туда и обратно. Так что удивляться не приходится. Я всегда говорил, что твоя жизнь такова, какой ты делаешь ее сам. — Он допил остатки эля в память о несчастном толстяке Септриле.
— А теперь вот еще и торговец Балтро, — сказал Крыга. — Я слышал, убийца забрал его потроха и язык, чтобы никто не смог заставить его душу говорить. Ходят слухи, будто на место происшествия прибыл придворный маг короля, вертелся у Гульда под ногами, мешал ему работать.
Чувствуя, как у него кружится голова, Эмансипор поднял взгляд и, моргнув, посмотрел на Крыгу:
— Придворный маг короля? В самом деле?
— А чего ты вдруг так переполошился? — спросил Зануда, удивленно подняв брови. — Тебе-то из-за чего волноваться?
— Балтро был благородных кровей, — вздрогнув, вставил Крыга. — То, что сотворили у него между ног…
— Заткнись! — бросил Эмансипор. — Он был по-своему хорошим человеком. И не забывай: ветер в море плевком не успокоишь.
— Еще по одной? — умиротворяющим тоном поинтересовался Зануда.
— Откуда у вас столько денег? — нахмурился Эмансипор.
Зануда улыбнулся, ковыряясь в зубах.
— Мы избавляемся от трупов, — рыгнув, объяснил он. — Никаких душ ведь нет, верно? Во всяком случае, следов от них не остается. Будто их и не было. Так что, как говорят жрецы, это просто мясо. Никаких обрядов, никаких почестей, и не важно, сколько заплатили вперед родственники. Жрецы просто не желают прикасаться к покойникам, и дело с концом.
— Так что наша задача, — пояснил Крыга, — оттаскивать их на берег. — Он щелкнул зубами. — Чтобы крабы жирели и становились вкуснее.
Эмансипор уставился на них:
— Вы же сами ловите крабов! И продаете их!
— Почему бы и нет? Разве вкус чем-нибудь отличается? Три эмоля за фунт — неплохой заработок.
— Это… ужасно.
— Работа как работа, — пожал плечами Зануда. — И между прочим, Манси, ты сейчас пьешь на эти деньги.
— Что верно, то верно, — кивнул Крыга.
Эмансипор потер лицо, которое начинало неметь.
— Угу… пью. С горя.
— Да, кстати! — вдруг, выпрямившись, сказал Зануда. — Я тут видел на площади объявление. Вроде бы кто-то ищет слугу. Если ноги тебя еще держат — может, тебе прямо туда и отправиться?
— Погоди… — начал было Крыга, явно встревожившись, но товарищ толкнул его локтем в бок.
— Неплохая, кстати, мысль, — продолжал Зануда. — Твоей женушке ведь не нравится, что ты остался без работы? Нет, я, конечно, не настаиваю. Просто хочу помочь, только и всего.
— На центральном столбе?
— Угу.
«Худов дух, меня жалеют торговцы крабами…»
— Слугу, говоришь? — Риз нахмурился. Работа кучера была не такой уж плохой. Лошадей он любил больше, чем большинство людей. Но слуга… это означало целый день перед кем-то кланяться, раболепствовать. Хотя… — Налей-ка мне еще кружечку, в память о Балтро, а после я схожу гляну.
— Ага, душа воспрянула? — ухмыльнулся Зануда и тут же, смутившись, покраснел. — Гм… само собой, я вовсе не имел в виду Балтро.
Пока Эмансипор шел до Рыбной площади, он понял, что с элем перебрал. В глазах, правда, почти не двоилось, но идти по прямой было нелегко. К тому времени, когда он добрался до места, весь мир вокруг него вращался, а когда Риз закрывал глаза, казалось, будто его разум падает в бесконечный темный туннель. И где-то там, в глубине, ждала Субли, которая всегда говорила, что последует за мужем через врата Худа, если останется после его смерти с долгами или еще какими-нибудь неприятностями, — бедняга почти наяву слышал, как жена устраивает разнос тамошним демонам. Ругаясь себе под нос, он поклялся держать глаза открытыми, бормоча: «Мне нельзя умирать. К тому же я просто пьян, только и всего. Не умираю и никуда не падаю — мужику нужна работа, нужны деньги, на нем лежит ответственность за семью…»
Солнце почти зашло, и площадь пустела: торговцы и починщики сетей запирали лавки, среди накопившегося за долгий день мусора нахально разгуливали голуби и чайки. Даже хмельной Эмансипор, прислонившись к стене на краю площади, чувствовал охватившую всех нервную спешку — темнота в Скорбном Миноре несла с собой новый ужас, и никто не испытывал желания задерживаться среди удлиняющихся теней. Риза удивило, что ему самому не страшно. Несомненно, виной тому были выпитый эль, а также странная уверенность в том, что шаги Худа отдаются где-то поблизости от пути, проложенного ему судьбой, и в эту ночь ничего плохого с ним не случится.
— Получу работу, и все пойдет по-другому, — пробормотал он. — Главное сейчас — не закрывать глаза.
Какой-то городской стражник смотрел, как Эмансипор, шатаясь и спотыкаясь, бредет к столбу с объявлениями в центре площади, возле фонтана Беру, где похожие на бороду пенящиеся струйки соленой воды бесцельно стекали в забитый перьями бассейн. Риз пренебрежительно помахал рукой застывшему с каменным лицом стражу и заорал:
— Да ничего мне не сделается! Вестник Худа! Это я, хе-хе! — Он нахмурился, увидев, как стражник поспешно изобразил охранительный знак и попятился. — Шутка! — крикнул Эмансипор. — Худова истина… в смысле, клянусь Сестрами! Здравие и Мор вершат мою гудьбу… в смысле, судьбу! Возвращайся, приятель! Я пошутил!
Речь Эмансипора превратилась в бессвязное бормотание. Оглядевшись, он обнаружил, что остался один. Поблизости не было ни души: все
