с необычайным проворством убрались с площади. Пожав плечами, он переключил свое внимание на просмоленный деревянный столб.
На уровне груди виднелся прибитый к столбу листок тонкой льняной бумаги.
— Недешевая, однако, бумажка, — пробормотал Эмансипор. — Странно, что она так долго висит.
И тут он увидел в правом нижнем углу незаметный защитный знак. Не какое-то мелкое заклинание вроде наведения чирьев на всю родню для любого, кто похитит сдуру листок, или даже чего-нибудь посерьезней, облысения, там, или бесплодия, — внутри круглого знака был искусно изображен череп.
— Клянусь бородой Беру, — прошептал Эмансипор. — Смерть. Да клятый листок переживет сам этот столб.
Он с опаской подошел ближе, пытаясь разобрать слова. В объявлении узнавалась рука наемного писаря, причем весьма умелого. Будь Риз трезв, он мог бы, сопоставив все эти детали, сделать определенные выводы. Но Эмансипор был пьян и сам знал об этом, а серьезные размышления требовали больших усилий. Он понимал, что поступает легкомысленно, но страшная перспектива вернуться к Субли и признаться, что не нашел работу, вынуждала рискнуть.
Упершись рукой в столб, он склонился над объявлением и прищурился. К счастью, запись была короткой.
«Требуется слуга. Полная занятость. Работа включает поездки. Плата обсуждается индивидуально, в зависимости от опыта. Обращаться в гостиницу „Печальник“».
«В гостиницу „Печальник“?.. Да это ведь совсем рядом, меньше чем в квартале отсюда. „Работа включает поездки“… Худов клобук, это значит… Ага, именно то и значит, то есть… — Эмансипор почувствовал, как его губы растягиваются в широкой улыбке, и сердце екнуло от неподдельной радости. — Отдам жене деньги, а сам уеду отсюда подальше. На школу крысенышам хватит, а я буду далеко-далеко. Хе-хе».
Рука Риза соскользнула со столба, и в следующее мгновение он понял, что лежит на булыжниках, уставившись в безоблачное ночное небо. Болел нос, но не сильно. Сев, он огляделся вокруг, чувствуя, как кружится голова. Площадь была пуста, не считая нескольких таращившихся на него из переулка мальчишек, явно недовольных, что прохожий пришел в себя.
— Думайте что хотите, — проговорил Эмансипор, поднимаясь на ноги, — а я прямо сейчас пойду и устроюсь на работу. — Пошатываясь, он ощупал камзол и свои кучерские бриджи, но было слишком темно, чтобы разглядеть, в каком они виде. Понятно, что пропитаны потом, еще бы — камзол из плотной шерстяной ткани, жмущий в плечах и с длинными рукавами в тугих обшлагах. — Будем надеяться, у них там найдется форменная одежда, — пробормотал Риз. — Может, даже пошитая на заказ. Так… «Печальник», стало быть. Значит, мне вон туда.
Путь, казалось, занял целую вечность, но в конце концов Эмансипор различил над входом в узкую четырехэтажную гостиницу вывеску с изображением плачущего человечка. Фонарь под вывеской отбрасывал желтый свет на прислонившегося к резному косяку двери привратника. С его кожаного пояса свисал солидного вида тесак; при виде приближающегося Эмансипора мясистая рука стража мгновенно легла на рукоять.
— А ну, проваливай отсюда, приятель! — прорычал он.
Эмансипор остановился на краю светового круга, слегка покачиваясь.
— Вообще-то, у меня тут встреча, — сказал он, выпрямившись и гордо выпятив подбородок.
— Сильно сомневаюсь.
— Я слуга. Пришел наниматься на работу.
Привратник нахмурился, почесывая нависающий лоб:
— Вряд ли ты долго проработаешь, судя по твоему виду и запаху, которым от тебя разит. Хотя… — Он снова почесал лоб и ухмыльнулся. — Хотя ты пришел вовремя. В смысле, хозяева, похоже, еще не спят. Заходи и скажи писарю, он тебя проводит.
— Так и сделаю, добрый человек.
Привратник открыл дверь, и Эмансипор, осторожно ступая, сумел угодить в нее, не ударившись о косяк. Дверь за ним закрылась, и он помедлил, моргая от яркого света полудесятка свечей, расставленных на полках напротив вешалки для одежды. Судя по золоченой чаше, расположенной под свечами, здесь поклонялись богине Д’рек.
Шагнув ближе, он заглянул в чашу и увидел копошащуюся массу белых червей, порозовевших от крови какого-то несчастного животного. Эмансипор уперся руками в стену, чувствуя, как к горлу подступает пенистый горький эль, и, за неимением поблизости ничего другого, его вырвало прямо в чашу.
Черви судорожно задергались, утопая в янтарной желчи с клочьями пены.
С трудом держась на ногах, Риз обтер рот и край чаши и отступил от стены. В воздухе висел густой аромат стиггских благовоний, сладковатый, будто пахло гниющими фруктами; он понадеялся, что запах замаскирует вонь от блевотины. Подавив очередной рвотный рефлекс, он осторожно вздохнул.
— Ну кто там еще? — Справа от него послышался голос.
Эмансипор увидел вышедшего из полумрака сгорбленного худого старика с пальцами, измазанными чернилами. Заметив Риза, писарь резко выпрямился, яростно сверкая глазами:
— Болван Дальг совсем уже из ума выжил? Впускает невесть кого! — Он устремился вперед. — А ну, пошел вон!
Старик взмахнул было руками, но тут же в тревоге замер, услышав, как Эмансипор заявил в ответ:
— Следите за своими манерами, сударь! Я просто задержался, чтобы принести жертву… э-э-э… Червю Осени. Я опытный и умелый слуга, к вашему сведению. Прибыл в точности, как было велено. Извольте отвести меня к своему хозяину, и побыстрее.
«Пока я не принес еще одну жертву, да простит меня Д’рек», — подумал он.
На морщинистом лице писаря сменилась целая гамма чувств, он испуганно уставился на посетителя. Старик облизал черным кончиком языка высохшие губы и неожиданно улыбнулся завороженно смотревшему на него Эмансипору:
— Что, обхитрил меня? Умно, сударь. — Он постучал пальцем по кончику носа. — Ладно. Ведает Огнь, я и сам явился бы наниматься к этим двоим только в таком виде — не то чтобы я желал твоим хозяевам зла, имей в виду. Но я не глупее любого другого, и вонючий пьяница как нельзя лучше подходит и этому часу, и тени, которую отбрасывают они оба, и всем их манерам, ну и так далее. Учти, — он протянул Эмансипору руку и повел его к лестнице, что вела в комнаты, — тебя, скорее всего, прогонят, ведь это первая твоя ночь и все такое, но тем не менее. Хозяева квартируют на верхнем этаже — там лучшие комнаты в доме, если не обращать внимания на летучих мышей под крышей. Но могу поспорить, им это только в радость.
Подъем по лестнице и опорожненный желудок слегка протрезвили Эмансипора. К тому времени, когда они добрались до четвертого этажа, прошли по узкому коридору и остановились справа перед последней дверью, Риз начал понимать, что болтовня писаря, сколь бы путаной она ни была, характеризует его новых работодателей несколько странным образом.
«Новых работодателей? Так меня уже наняли? Нет, что-то не припоминаю…»
Эмансипор попытался сообразить, что
