тела обрушится его сапог. Сил моих доставало только на то, чтобы прикрывать лицо руками. Глаза застилала кровавая пелена. Мужик приподнял меня за грудки, приблизил свое лицо и прохрипел:
— Вот и встретились.
— Кто ты?
— Я тот, у кого ты выпил его долю.
Перед тем как провалиться в беспамятство, я вспомнил сегодняшние слова бабушки Веры.
Тело ныло. Ни рукой, ни ногой я пошевелить не мог. Разлепив глаза, увидел над собой лицо деда Ерофея:
— Кажись, пришел в себя, Верка.
— Теперь с ним все будет в порядке, — послышался в ответ ее голос. — Пелагея, не забывай его отпаивать настоем.
Затем я увидел бабушку Веру вместо Ерофея:
— Повезло тебе, Сережка. Хорошо, Ерофей чутко спит, услышал твои стоны. А то добили бы тебя или замерз бы.
— Как же он мог слышать, — еле шевелил языком я, — там такая метель…
— А ты и не был там, — ласково ответила она, — тебе приснилось.
— А как же вот это все?.. — показал глазами я на свое побитое, безвольное тело.
Вместо ответа, в меня почти насильно влили терпкий, чуть горьковатый настой из трав.
Отдохнувший, вполне чувствующий прилив сил, я сидел на кровати в накинутом на плечи теплом одеяле. Дед Ерофей, Пелагея и бабушка Вера чаевничали и беседовали о том, о сем.
— Бабушка Вера, может быть ты сейчас расскажешь, что со мной было?
— Было и прошло, — повернувшись ко мне, ответила она. — Да и к чему тебе знать — все равно не веришь.
— Как тут теперь не поверишь, — усмехнулся я, — просто не понимаю…
— Очень он жадный — тот, чье зелье ты в детстве отпил. Ни с кем не хотел делиться своими радостями. Я хотела исправить его эту черту. Но до конца не получилось: кто ж знал, что ты случайно вмешаешься? Так и живет один — ни семьи, ни друзей, — с грустью сказала она. — И вымещает злобу на тебе. Он считает, что из-за тебя у него нет полного счастья. Но, видимо, конец его не далек: желание его убить тебя настолько велико, что через сон пытается физически на тебя воздействовать.
— Туманно все это. А Новый год здесь причем?
— Зелье он должен был выпить под бой курантов. Приготовленное в самую длинную ночь, зелье обладает особенной силой. И обновиться после этого. Кровоподтеки и ссадины на тебе настоящие. Когда Ерофей спрыгнул с печи, подбежал к тебе, то спугнул его. Вернее, его злобу. Но если бы Ерофей не бросился сразу за мной, то ты мог бы замерзнуть. Прямо в постели.
— Спасибо тебе, бабушка Вера. А что дальше?
— Не за что, Сережка. Думаю, тебе больше не будут сниться кошмары. Я дам тебе состав травяного сбора, начинай пить настой из него с двадцатого декабря до наступления нового года. Забудешь или отмахнешься — в следующий раз меня рядом не будет. А больше, кроме меня, никто тебе не поможет. Или…
Бабушка Вера торопливо вышла из избы.
…..
— Уже новый год наступил, — вздохнула Мара.
— Матушка, я не забыл, — с хитрецою посмотрел на нее Морозко и протянул ледяное зеркальце.
Мара всмотрелась в него и увидела, что посреди избы стоит стол, покрытый белой простынью. Вокруг стола не спеша ходит старуха, раскладывает на нем высушенные травы и цветы.
— Ну и что? — сказала Мара.
— А ты досмотри, матушка.
Мара с интересом продолжила смотреть в зеркало. К избе, в которой жила старуха, пробирался сквозь пургу мужик с топором в руках. Лицо его исказили боль и ненависть, губы шевелились и через порывы ветра доносилось:
— Я убью тебя, старая ведьма… Но перед смертью заставлю тебя вернуть мне радость жизни…
А когда он попытался распахнуть дверь, ноги его застыли и он не смог сделать ни шагу. В следующий момент застыли его руки, он опрокинулся навзничь, а рука с топором так и осталась вытянутой вверх. Постепенно оцепенение сковывало его все больше и только изо рта раздавался хрип:
— Я убью, я убью…
Вскоре и губы его застыли.
В избе старуха наклонилась над чаном, окропила лицо водой из него и превратилась в красивую молодую женщину. Она вытянулась на ложе из трав и цветов, сложила руки на груди, закрыла глаза, едва улыбнулась.
Вьюга уже стихла. Неясное солнышко осветило сугроб на крылечке, из которого торчала рука, сжимающая топор.
— Отличная жатва! — похвалила Мара и улыбнулась.
декабрь 2021 г.
— Ну, чего лезешь под руку, Марсик… — я мягко, но настойчиво пытаюсь спровадить кота с коленей.
Этот хитрюля знает, чем меня достать: размурлыкавшись с самой проникновенной интонацией, кот с независимым видом заползает с коленей на клавиатуру ноутбука, раскладывается на ней так, что морда оказывается на столе.
— Наглота! Брысь отседова!
Какое там… Только кончик хвоста нервно подергивается: мол, кишка тонка — воспитание не позволит… Вот и делай людям, тьфу, ты — котам — добро! Знал бы, что вырастет таким ласкуном да эгоистом — в жизнь бы не подобрал! Ушки Марсика насторожились (мысли читает, что ли?), глаза сузились, хвост замер. Он обиженно спрыгнул на пол и скрылся с глаз долой.
Кот простил, когда я забрался под одеяло и выключил свет. Уткнувшись в меня мордой, Марсик свернулся калачиком рядом. Я ласково потеребил его за ушками и, убаюканный его мурчанием, стал засыпать…
«— Вот скажи, Марсик, что ты все время высматриваешь на ночном небе? — мимоходом спрашиваю его, столбиком сидящего на подоконнике.
— Тебе не понять, Саня.
— Странно: ты говоришь, а я почему-то не удивляюсь.
— Мы в искривленном пространстве, балбес. Сном называется.
— То же мне, кот ученый… И не обзывайся!
— Не задавай глупых вопросов, тогда и… А смотрю я на свою родину.
— Родина в небе? — ехидненько улыбаюсь. — Помнится, в заброшенном доме…
— Не дави на мозоль, Саня! Та развалюха — вынужденное и временное пристанище. И здесь я не навсегда, — кот снисходительно посмотрел на меня, — хотя и по обоюдному согласию.
— Ты так жалобно пищал, так на руки просился…
— Как тут не заплачешь… Как увидел тебя — сердце кровью обливаться стало… — Я стою, воздух ртом хватаю, а кот и усом не ведет, продолжает: — Вот и попался тебе на глаза.
— Так это ты меня пожалел, выходит? Это я шел мимо дрожащий, голодный, грязный и блохастый? Ну, знаешь, Марсик!
— Ты был никому не нужен, как и я.
— А с чего ты взял?
— Да забитый ты какой-то. Я не с