Серебристый дракон молча соглашается с Зеленым и в оцепенении долго сидит на пике Раздумий. Глаза цвета расплавленного металла сияют в лунном свете, как огромные светлячки, до тех пор, пока утро не сменяет ночь. Дидрок со злорадством смотрит вслед исчезающему в облаках Ферлигу, прежде чем почтительно сообщить Отцу:
«Он правда ушел».
«Разве ты не этого хотел?»
«Не так».
Отец тихо выпускает пару колечек дыма из ноздрей:
«Порой желания сбываются не тогда и не так, как мы того хотим. Остановишь его?»
Дидрок отрицательно мотает головой. Месть ли это, надежда на покой или спасение — все равно. От сердца к сердцу, от чешуи к чешуе, от человека к дракону или наоборот — все это не имеет значения, когда колесо судьбы покатилось по колее событий.
Ферлиг машет сильными крыльями, дурашливо грызет облака, успокаивая взбунтовавшееся сердце. Наконец-то он сможет сделать хоть что-то правильно. Снизу то и дело доносятся визги, пролетают стрелы, а временами и сверкающие смертельные наконечники копий. Дракон не обращает внимания на суету, лишь стремится к цели. Замок короля встречает серебро чешуи арбалетными стрелами, меткими пиками и глухотой. Рев, рычание и жаркое дыхание — все, что доносится до людей на стене.
«Хотя бы один, хоть кто-то услышьте. Достаточно и одного, любого! Взрослый или ребенок, женщина или мужчина. Прошу. Лишь одно слово».
Ферлиг продолжает кричать мысленно, ревет во все горло, получая лишь металлические укусы. Обратная чешуя горит, распаляется, сияя ярче солнца, обнажает доверчивое сердце, показывает уязвимость. Дракон не сжигает, не убивает, даже не пытается сбросить врагов со стены. Как будто чего-то ждет, играет с людьми, пытаясь донести: «Я не опасен». Несколько часов похожи на странные танцы с потерей сотен стрел.
— Постойте, постойте. Вы разве не слышите? Он хочет поговорить! — растрепанный мужчина в щегольской одежде взбегает на стену, выискивая командира. Ферлиг замечает его, лишь когда обмен ударами, больше похожий на неудавшееся избиение, прекращается совсем.
«Ты меня слышишь?»
Восторг и упоение поднимаются от шипов на хвосте к самым коротким рожкам на морде, когда незнакомец кивает.
«Мир. Давайте заключим мир».
Ферлиг осмеливается предложить сразу, прямо в лоб, без витиеватых речей, свойственных человеку. Когда перед ним самый преданный шут короля, разве есть смысл утруждать себя сложными оборотами?
— Мир? Вы хотите мира? — Большие глаза шута становятся еще больше, когда он понимает суть просьбы. — Вы обещаете перестать есть людей и больше не нападать на селения? Больше никаких смертей и кровопролитий?
Брови шута то хмурятся, то приподнимаются в удивлении, выражение лица меняется слишком быстро, чтобы разглядеть хоть одно.
«Вы не убиваете нас, а мы не трогаем вас».
Ферлиг уверенно кивает, закипая в предвкушении. Шут, как болванчик, кивает головой, а затем бежит во дворец. Серебристый дракон в тот же миг поднимается в освежающую прохладу облаков. Он кувыркается в небе, подставляет сияющие бока солнцу и ведет себя как маленький глупый щенок, а не жуткий истребитель человечества. Стража смотрит на эти виражи как на странный сон. Солнце не успевает оказаться в зените, когда дракон резко пикирует вниз. В ответ к нему устремляются копья, мечи и даже дубинки.
— Не стрелять! Приказ короля! — резко рявкает глашатай, презрительно глядя на стражу. Стрелы, готовые сорваться с тетивы, расслабляются и ждут новой команды.
Ферлиг неловко зависает над замком, отбрасывая гигантскую тень. Измученные жарой стражи на мгновение испытывают чувство благодарности к крылатой ящерице, принесшей свежесть в их тяжелую службу.
Глашатай долго и нудно зачитывает приказ, вызывая недоверчивые ухмылки на лицах солдат и ужас у придворных. Король велит дракону остаться в замке и даже награждает его титулом Драконьего посла. Особо впечатлительные аристократы, глядя в небо, представляют серебристое чудовище, спокойно расхаживающее по королевским тропкам, и не очень красиво теряют сознание. Ферлиг, уловивший только общую суть, радостно скалится, выпускает фонтан огня в небо и неуклюже приземляется, повалив всех, кто еще стоял на ногах.
Глашатай трясущимися руками кладет перед ним свиток с указом и отбегает на почтительное расстояние. Довольный дракон кусает когтистый палец и прикладывает кровавый отпечаток под широкую роспись короля. Ферлиг мгновенно ощущает опасность и тревогу со всех сторон, но не успевает даже толком двинуться. Тяжелый, звонкий металл прибивает крылья и спину к земле, запутывается в шипах на его хребте и с каждой попыткой двинуться все сильнее вгрызается в чешую.
Ферлиг рычит, выпуская огонь из самого сердца, прежде чем на морду опускаются плотные ремни, напоминающие уздечку для лошади. Дракон замирает и принюхивается. Он не слышит ни хлопков чужих крыльев, ни зова братьев, ни паники в сердцах людей. Но его нос окутывает запах десятка разных драконов. Сладкие и резкие, древесные и болотистые, горькие и свежие. Так пахнет обратная чешуя, из которой сделан намордник. Его намордник из обратной чешуи десятков драконов, которых он погубил.
«Мы ведь договорились!»
Ферлиг рокочет, не в силах раскрыть пасть.
— О, уважаемый дракон, вас никто убивать и не будет. Нам даже ваши братья больше не нужны. Видите ли, нам не нужно убивать вас, чтобы получить обратную чешую. Достаточно лишь срезать ее и дождаться, пока она вырастет снова, — говорящего Ферлиг не видит, но голос этого человека узнает из тысячи.
Каждый день многие годы именно этот голос отдавал ему приказы, наставлял и направлял его. Сегодня он здесь, чтобы отдать новый приказ. Приказ на его бесконечную пытку. Ферлиг прикрывает глаза, яростно раздувает ноздри и вновь пытается вырваться, вбивая зубцы металлической сети еще глубже в тело. Умереть, лучше было бы просто умереть, разбиться, ринувшись с неба вниз.
«Убейте».
Умоляюще клокочет дракон, не веря, что найдется хоть кто-то готовый его спасти.
— Мы не можем нарушать договор, — с мягкой улыбкой отвечает король, самодовольно прячась в тени. В тот же миг острая, режущая боль охватывает область вокруг сердца дракона.
Ферлиг долго неподвижно лежит на земле. Он не знает, прошел день или час, сколько раз всходила луна или наступал рассвет. Он тихо умирает в агонии бесконечной боли, рвущейся от еще живого сердца, которое больше никогда не спрячется за обратной чешуей. Густой запах крови пропитывает землю, забивается в ноздри, становится постоянным привкусом во рту. Намордник из чужой чешуи больше не пахнет десятками разных драконов. Только его собственный аромат, до тошноты похожий на теплое поле одуванчиков с легким медовым привкусом, расходится во все стороны.
Ферлиг остается неподвижным весь день, лишь по ночам приходя в движение. Он не верит, что сможет вырваться. Не верит, что сможет умереть. Лишь ночью дракон ревет и воет, трясет крыльями, терпит привычную боль, создавая как можно больше шума. Сводит с ума всех, кому не повезло застрять во дворце. Только ночью Ферлиг еще улыбается. Улыбается, хрипло прерывисто рычит, выдавливая из кровоточащих губ смех.
Дракон чувствует гневные взгляды, слышит проклятия в свою сторону и чувствует черную радость в душе. Давайте, давайте, терзайте меня, и я верну вам в три раза больше. В застланных болью глазах только горечь и слепая месть. Сияющий мир покрылся багровой кровью, уничтожая восторг, ломая крылья. За беспросветным мраком даже дракон не может разглядеть единственный огонек надежды. Огонек, трусливо сияющий, опасливо выглядывающий из-за занавесок, но разгорающийся все сильнее.
Не замечает, пока однажды привычный ночной шум не дополняется новым звуком. Металл играет новую мелодию. Мелодию свободы под аккомпанемент поворота ключа и тихого щелчка замка. Запах этого человека трусливый, знакомый, разогревающий гнев и непонимание в душе.
— Тише, тише, еще половина замков, — успокаивает скорее себя, чем дракона, мужчина.