Слуга щелкнул задвижками и откинул крышку. В мягкой обивке виднелось пять углублений для духопечатей. Цилиндрические каменные печати были размером с большой палец крупного мужчины. Сверху лежала записная книжка в кожаном переплете, потрепанная от длительного использования. Шай вдохнула знакомый запах.
Такие духопечати, самые сильные из всех, назывались знаками сущности. Их подстраивали под конкретного человека и использовали, чтобы ненадолго переписать его прошлое, личность и душу. Эти пять печатей были подстроены под Шай.
— Пять печатей для переписывания души, — произнесла Фрава. — Кощунство, они вне закона. Их должны были уничтожить сегодня днем. Даже если бы ты сбежала, ты бы их потеряла. Сколько времени уходит сотворить одну такую?
— Годы… — прошептала Шай.
Других копий не существовало. Хранить записи и схемы слишком опасно, даже втайне, поскольку в них слишком много знаний о душе человека. Шай никогда не выпускала знаки сущности из виду, за исключением того редкого случая, когда их забрали.
— Примешь их в качестве вознаграждения? — Фрава скривила губы, словно перед ней поставили тарелку с тухлятиной.
— Да.
Фрава кивнула, и слуга захлопнул шкатулку.
— Тогда давай покажу, что ты должна сделать.
* * *
Шай никогда не встречала императора, не говоря уж о том, чтобы тыкать пальцем ему в лицо.
Ашраван, император Восьмидесяти Солнц, сорок девятый правитель Империи Роз, никак на это не отреагировал. Он безучастно смотрел перед собой. Несмотря на здоровый румянец на пухлых щеках, лицо у него было совершенно безжизненным.
— Что случилось? — спросила Шай, выпрямляясь.
Кровать императора была выполнена в античном ламиосском стиле, с изголовьем в виде возносящегося к небесам феникса. Шай встречала эскиз такого изголовья в какой-то книге. Скорее всего, с него и срисовали эту подделку.
— Наемные убийцы, — пояснил арбитр Гаотона.
Он стоял по другую сторону кровати, рядом с двумя целителями. Из бойцов разрешили войти только капитану Зу.
— Вломились две ночи назад, напали на императора и его супругу. Ее убили. Император получил арбалетный болт в голову.
— В таком случае выглядит он весьма неплохо, — заметила Шай.
— Ты знакома с перепечатыванием? — спросил Гаотона.
— Смутно.
Ее народ называл это подделыванием плоти. Искусный целитель может подделать тело, чтобы избавиться от ран и шрамов, но для этого требуется огромное мастерство. Для надлежащего исцеления поддельщик должен знать каждое сухожилие, каждую вену и мышцу.
Перепечатывание — один из немногих разделов подделывания, в которые Шай не углублялась во время учебы. Ошибешься с обычной подделкой — результат не будет иметь художественной ценности. Ошибешься с подделкой плоти — погибнут люди.
— Наши перепечатники лучшие в мире. — Фрава обогнула изножье кровати, сцепив руки за спиной. — Императором занялись сразу после покушения. Рану на голове исцелили, но…
— Но не рассудок? — Шай снова помахала рукой перед лицом императора. — Не слишком-то хорошо они справились.
Один из целителей прочистил горло. Это был маленький человечек, но уши у него торчали, словно ставни, широко распахнутые в погожий денек.
— Перепечатывание заживляет и обновляет тело. Но это все равно что заново переплести пострадавшую в огне книгу. Да, по виду ее не отличить от прежней, и внутри она целехонькая, но вот слова… слов в ней уже не будет. У императора новый мозг. Но он пуст.
— Ага. Вы выяснили, кто подослал убийц?
Арбитры обменялись взглядами. Да, они знали.
— Мы не уверены, — сказал Гаотона.
— То есть вы знаете, но для обвинения у вас недостаточно доказательств. Значит, какая-то другая фракция при дворе?
Гаотона вздохнул.
— Фракция «Слава».
Шай тихонько присвистнула, но в этом и правда был смысл. Если император умрет, у фракции «Слава» есть все шансы посадить на трон своего преемника. По меркам великих в свои сорок император Ашраван все еще считался молодым и мог править еще лет пятьдесят.
Если император сменится, нынешние арбитры потеряют свои должности, что означает существенный удар по их положению в обществе. Самые могущественные люди мира превратятся в слабейшую из восьмидесяти фракций.
— Никто из наемных убийц не выжил, — сказала Фрава. — Фракция «Слава» пока не знает, увенчалась ли их затея успехом. От тебя требуется заменить душу императора… — она глубоко вздохнула, — …с помощью подделывания.
«Они с ума посходили, — подумала Шай. — Подделать даже собственную душу — задача не из легких, причем ее не надо создавать с нуля».
Арбитры не понимали, о чем просят. Хотя откуда им? Они ненавидели подделывание или, по крайней мере, так заявляли. Они ходили по воссозданной напольной плитке мимо копий античных ваз, позволяли своим целителям заживлять тело, но ничего из этого не называлось на их языке «подделыванием».
Кощунством они считали подделывание души. А значит, кроме Шай, надеяться им не на кого. Никто в их обществе на такое не способен. Может, и у нее не получится.
— Ты сможешь это сделать? — спросил Гаотона.
«Понятия не имею», — подумала Шай.
— Да, — сказала она вслух.
— Подделка должна быть точной, — строго предупредила Фрава. — Если у фракции «Слава» появится хоть малейшее подозрение, они набросятся всем скопом. Император должен вести себя естественно.
— Я же сказала, что могу это сделать, — отозвалась Шай. — Но это трудно. Мне нужны сведения об Ашраване и его жизни. Все, что можно достать. Для начала официальные хроники, но от них толку мало. Придется хорошенько расспросить тех, кто хорошо его знал: слуг, друзей, членов семьи, и все записать. Он вел дневник?
— Вел, — ответил Гаотона.
— Прекрасно.
— Эти документы опечатаны, — возразил другой арбитр. — Он велел их уничтожить…
Все посмотрели на говорящего. Тот сглотнул и потупил взгляд.
— У тебя будет все, что попросишь, — пообещала Фрава.
— Еще понадобится человек для проверок, — добавила Шай. — Я буду проверять на нем мои подделки. Мужчина, великий, приближенный к императору и хорошо его знавший. Так я пойму, правильно ли выстраиваю личность.
Ночи! До выстраивания личности еще надо дожить. Первый шаг — изготовить печать, которая схватится. Неизвестно, справится ли она хотя бы с этим.
— И разумеется, понадобится духокамень.
Фрава смерила Шай взглядом, скрестив руки на груди.
— Вы же не думаете, что я обойдусь без духокамня? — сухо произнесла Шай. — Если придется, я вырежу печать из дерева, но вашей цели и так нелегко добиться. Духокамень. Много духокамня.
— Ладно, — сдалась Фрава. — Но все три месяца с тебя не спустят глаз.
— Три месяца? Это займет не меньше двух лет.
— У тебя сто дней, — отрезала Фрава. — Если точнее, уже девяносто восемь.
«Невозможно».
— Отсутствие императора на людях последние два дня официально объясняли тем, что он оплакивает смерть жены, — сказала одна из арбитров. — Фракция «Слава» заключит, что мы пытаемся выиграть время после кончины императора. Когда истекут сто дней уединения, они потребуют, чтобы Ашраван предстал перед двором. Если этого не случится, нам конец.
«И тебе тоже», — подразумевалось в ее тоне.
— Я хочу золото, — сказала Шай. — Представьте, сколько я запрошу, и удвойте сумму. Я покину эту страну богатой.
— Идет, — согласилась Фрава.
«Слишком легко согласилась», — подумала Шай.
Восхитительно. Ее собираются убить, как только она завершит работу.
Что ж, у нее девяносто восемь дней, чтобы выбраться на свободу.
— Несите записи, — сказала она. — Мне нужно место для работы, вдоволь расходных материалов, и верните мои вещи.
Она подняла палец прежде, чем послышались возражения.
— Я не прошу знаки сущности, но верните все остальное. Не ходить же мне три месяца в той же одежде, что и в темнице. И если уж на то пошло, пусть мне немедленно наполнят ванну.
