когда в одну из ночей, они ехали вместе в лифте на верхние этажи отеля, Джексон сказал:
— Я устроил свои дела здесь. Завтра утром можно улетать.
Она догадывалась, что он без нее не улетит, но все же решила услышать его слова.
— Я выключу всюду свет, — произнесла она с улыбкой. — Когда твой корабль будет взлетать, ты увидишь, как тьма поглотит город.
— Ты тоже сможешь это увидеть, — улыбнулся он ей в ответ. — В катере достаточно места. Если, конечно, ты не захочешь забрать с собой своих любимых ящериц.
Он замолчал и притянул ее к себе, поцеловал, и она ответила на его поцелуй.
Они добрались до восемьдесят девятого этажа и вошли в ее покои. На ложе, где она спала, путешествуя между галактиками, где спала и мечтала о своем возлюбленном, они полюбили друг друга. И на период этой любви город замер, стих, как остановленные часы.
ЗА НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ перед восходом солнца Джексон покинул свою возлюбленную. Он вернулся в свой номер на семьдесят четвертом этаже и включил аппаратуру. Затем он передал на орбиту данные, полученные им за последние часы и в конце добавил, что привезет с собой пассажирку. Капитан услышал эти слова, не выказав большого удовлетворения.
— Она последняя из колонистов, — сказал в оправдание своих действий Джексон и этим убедил капитана.
Выключив коммуникатор, он лег на постель и стал думать о женщине, находящейся в пятнадцати этажах и в пяти минутах пути от него. Он думал о ней так беззаботно и весело, словно молодой моряк, уходящий в рейс. На него накатила волна желания, и он уже было решил встать и отправиться к ней, когда услышал скрип открываемой двери и шелест шелка. Медра пришла к нему сама. Ее лицо было напряженным. В полутьме, которую не мог рассеять небольшой ночник, чернота ее волос сливалась с ночью и являла собой единое целое. Он уже начал приподниматься на своем ложе, когда внезапный прилив адреналина заставил его ощутить глубокий страх — сквозь ее тело просвечивал свет лампочки!
— Что? — только и смог прошептать он, лихорадочно шаря под подушкой в поисках пистолета. — Что происходит? Настоящий дух или плохая голограмма? Медра, ты настоящая?
— Да, — ответила она. Ее голос был тем самым голосом, который несколько часов тому назад вторил его голосу с любовью и нежностью. — Я Медра, настоящая Медра! Это не голограмма. Я оперирую разными видами материи. То, что ты сейчас видишь перед собой, не что иное, как сознание, освобожденное от тела.
—Да… но как же оно? Твое тело? Ведь оно такое прекрасное! Я не могу забыть о нем. Где оно?
— Там, наверху. Оно спит. Очень крепко спит. Это нечто вроде ультрасна, к которому оно очень хорошо приспособлено.
— Если тебе нравится такая игра, научи ей и меня.
— Нет… Ты опасен. Я знаю это лучше, чем мое второе, физическое «я». Мне жаль, поверь. Извини меня, что я тебе сказала об этом. Я все знаю о тебе, внутренняя душа всегда сильнее и динамичнее, нежели мысленный инстинкт, который мы называем разумом.
Он сел на постели. И позволил ей продолжать. Пистолет остался под подушкой.
Она знала (она, сгусток Медры) зачем он прилетел на эту покинутую планету и знала сущность машины, которую он разыскивал здесь. Легенда о преобразователе материи была только легендой. Такая аппаратура никогда не существовала. Однако в своей основе легенда имела зерно истины. В гигантской структуре Вселенной, так же как и в любой материи, которой пользуются очень часто, с течением тысячелетий могут возникать определенные прорехи. В таких местах основа и нити начинают истончаться, разрезаться. И не только механическое уничтожение может привести к апокалипсису, а сам макрокосмос, перетираясь, спонтанно создает угрозу. Конечно, это изменение атомов одинаково опасно было и в местных, и в мировых масштабах. Каждый разрыв нужно, необходимо было заштопать, постоянно наблюдать и следить, чтобы шов не разошелся до тех пор, пока не исчезнет разумная жизнь в этом районе.
— Можешь себе представить, — продолжала она, — часовых? Тех, что остаются на своих постах все это время. Часовых, которые невероятным математическим и эзотерическим ткачеством исправляют и усиливают материю космической жизни. Нет, они не машины. То, что поддерживает жизнь, должно быть самой жизнью. Мы происходим от многих галактических рас. И стережем много ворот. Эта планета одна из тех ворот, а я одна из часовых…
— Нет, ты женщина, земная женщина! — воскликнул он.
— Да. Я родилась здесь, в колонии землян. Я дочь архитектора, который строило отели в двадцати звездных системах! Когда прилетели те, кто воспитывает часовых, они нашли, что мой разум, мой интеллект отлично подходит для охранительной работы. И они научили меня этому. Знай же, что достигнув определенных возможностей, человеческое сознание становится настолько высоким и приспособленным к такой деятельности, что никакой механизм, созданный человечеством сейчас или в будущем не в состоянии конкурировать с ним. Я и есть та машина, которую ты ищешь, Джексон. Но я не разрушаю и не создаю Хаос, а являюсь гарантом возрождения и безопасности. Поэтому я здесь и буду здесь вечно. Тем, кого эвакуировали, дали новую память и внушили всякие доводы для того, чтобы покинуть планету. Я дам их и тебе тоже, ты не будешь жалеть. Несмотря на ту радость, которую ты мне принес.
— Но я прилетел не один, — возмутился Джексон. — Небо роится от мнительных типов, которые могут не поверить…
— Они поверят во все, что ты им скажешь. Я позабочусь об этом.
— Мой бог! Да ты же живая машина, рабыня каких-то…
— Нет, я не рабыня. Мне было предложено, и я сама это выбрала.
— Но все же ты женщина… а не…
— Я и то, и другое. Мое физическое «я» ощущает горечь одиночества. Ощущая, оно не догадывается, кем является. Только когда оно спит, проявляется мое истинное «я».
— Но такое невозможно!
— Возможно, дорогой. Так было всегда. Любимый, ты не первый, кто принес мне облегчение моего физического одиночества, когда временем начинаешь распоряжаться сам, ответы найти легко. Как думаешь, что привело тебя сюда?
Он вздрогнул. Она рассмеялась.
— Не бойся. Это история, полная счастья и радости. Еще раз спасибо тебе и прощай.
И она исчезла. Скрип двери, шелест материи — это было обманом, чтобы не напугать его. Он понял, что его обманули. Его нервы
