достал трубку.
— Что, неужели никто не стал играть с тобой? — спросил он.
Вальдер медленно приближался. На его предплечье сидела чёрная птица.
— Это я не стал кидать. Нет здесь подходящих игроков. Сам же знаешь, я играю только с шулерами. Так интереснее.
— И проигрывать интереснее.
— Не будем об этом, — игрок с задумчивым видом глянул на свой кулак, в нём две куриные ножки, их зажарили до хруста и обернули тонкой лепёшкой. — Вот держи. Я и тебе взял.
— Ладно. Тогда потом перекурю. После еды, наверное, всяко лучше.
— Вот-вот, — оба занялись ароматным сочным мясом с пряными приправами. — Ну, сколько их там было? Надеюсь, не меньше шкатулки…
— Одна. Всего одна. Но ты был прав. Дровосек не представлял особой угрозы. Но по телу уже поползли трипы. Болезнь зашла слишком далеко. Скоро бы стал настоящим кошмаром для трипофоба. Теперь же его сны прекратились…
— Ясно… хоть небо и тёмное. Стало быть, мы закончили здесь. Значит, можно идти дальше.
— Какую весть принёс ворон? — вопросил Рамдверт, смотря на уставшую птицу.
— В провинции Оринг провели ритуал. Прошрит по всем правилам. Коб пишет, что знает способ попасть в хранилище, где хранят апперит. Много апперита. Но….
— Его охраняет пугало?
— Не просто пугало, а твой старый знакомый. Как там его звали?
— Мы виделись однажды, разговаривали половину раза. Но теперь и это неважно. Он поддался эху сна… раз оказался там… где оказался.
— Ты слишком строг. Дай ему шанс, вдруг получится поговорить, убедить, перетянуть на нашу сторону. Сам знаешь, нужно время для усвоения урока. Мыслям необходимо пустить корни…
— Убеждён, в его внутричерепную медузу уже пустили корни.
— Понял, тогда отправляемся в Оренктон незамедлительно, продолжим воплощать наш план.
— Пойдём, Вальдр, — позвал Рамдверт. — Расскажи мне всё, что тебе известно.
— О, дело касается благородного Дома ромашки…
Держа свой путь по Небесным тропам, Первый слышащий одинокого повстречал воина, облачённого в шкуру проклятого зверя — шестиротого волка. Неистовость переполняла могучего воителя. Вместо крови текла из множества ран. Первый беззвучно позвал Лиодхау… и ярость уснула. Так стали они верными соратниками, вместе повели людей сквозь тьму до Змеиного моста. В одной из множества битв против порождений человеческих слабостей неистовость проснулась вновь, охватила разум Лиодхау. Тогда он и низвергся на нижний простор. На поверхности плоско-круглой оставался неподвижен. Ни сдвинуть, ни унести. Настоящая непоколебимость. Кровь из его ран и вырезала в камне карту пройденного пути по Небесным тропам. Таково было его последнее желание, так появились туннели, над которыми и построили ваш город…
Безымянный сказитель.
Сказители странствовали по континенту, всю поклажу хранили у себя в головах. Бездонна их мысль, сильно их слово. В большинстве случаев, появлялись в городах неожиданно. Рассказывая истории, тут же собирали вокруг себя множество ушей, желавших вкусить мудрость вековую. Слушатели с трепетом впитывали каждое слово, искали смыслы и весьма успешно придумывали их. Чаще всего рассказчики посещали людскую обыденность после какого-либо чудовищного события; как оно случилось после обезглавливания культа Умастителей, проводивших изуверские плотоядные обряды. Было ли появление сказителей случайным — неизвестно. Но ныне для искателей правды появилась возможность ухватиться за нить, пройти сквозь лес домыслов и добраться до правды; или же до её подобия.
Тайный предшественник ужаса выбрался из забвения, вытянул ночь из объятий однообразия. Предок самой кровожадности укрылся под мантией ночи, дабы устроить своё пиршество при свечах с огнями выкидыша жестокости. Главным блюдом к столу оказалась одна из трёх основополагающих для города семей — семья Ванригтен. Древу многовекового уважаемого рода нанесли невосполнимый ущерб. Беда настигла не во время поездки за город и даже не во время охоты на кабана, а в самом неожиданном и защищенном месте — в собственной усадьбе. Тела внутри «Гнезда» мало напоминали человеческие: их изуродовали до неузнаваемости. То, что осталось от благородных, едва ли отличалось от содержимого глубокой ямы, в которую неумелый мясник сбрасывал ошмётки да внутренности животных. Подобное зверство казалось невозможным под тёплым светом солнца. Прикоснись оно своими золотыми руками до этого кошмара, то поспешило бы укрыться за горизонт; или же закрыть глаза тяжёлыми тучами, не желая видеть последствия событий, прокричавших в тишине его отсутствия.
Обрывки лиц, по завершению невообразимых страданий, выглядывали из кровавой слякоти, оплакивали утраченную возможность быть погребёнными по всем правилам древнего ритуала. После подобной роковой шутки судьбы, слова скорби обречены врезаться в крышку закрытого гроба: такие метаморфозы, притянув случайный взгляд, способны повредить рассудок; расколоть его как хрустальную вазу, наполненную застоявшейся водой прозаичного опыта.
Когда констебли переступили порог усадьбы, гибридное новое чувство, родившиеся на замену страху и отвращению, пыталось затушить искру разума в глазах. Немыслимое водило хороводы вокруг чёрных колодцев-зрачков. Взрослые мужчины, которые за время службы повидали и пережили многое, ощутили себя на месте маленького ребёнка, что оказался выброшенным в дремучий лес неизвестности, где свистит ветер, воют волки и шелестит сухая листва. Непонимание выталкивало из их ртов разные, и даже невозможные, предположения. Было и такое: это вовсе не Ванригтены, а какая-то скверная преступная шутка.
Версия с несмешным представлением разбилась в дребезги как зеркало из-за неловкого движения руки, уронившего его на твёрдый пол. Это сделала перепуганная прислуга. Не потерявшие дар речи подтвердили: это именно Ванригтен-ы, а не кто-то другой. Слуги с помутненными взглядами и дрожью в теле указывали на клочки одеяний, которые семья носила в последний вечер. А на указательном пальце тонкой руки, тянущейся к небу, распознали драгоценное кольцо с солнечной ромашкой в окружении шелеста полей. Каждый в городе узнал бы его, а в особенности — бедняки. Госпожа Риктия слыла у последних воплощением заботы Все-Создателя. Вероятно, всё из-за её прогулок. Она частенько выходила на улицы с намерением поделиться своей заботой. Там находила обделённых судьбой. Присаживаясь на какую-нибудь импровизированную скамью из ящиков, раздавала сытные лепёшки, приготовленные на кухне по секретному рецепту. Всё бесплатно. Такая выпечка приходилась по вкусу обитателям здешних закоулков. Пока голодные рты терзали хлеб, разговаривала с ними и с пониманием напоминала о важности Пути Сахелана. Называла людей весами, идущими по незримым тропам, а лишения — галькой, падающей на чаши. Она верила: нарушение равновесия не позволит приблизиться к желаемому. А потому необходимо помнить о подводных камнях. Доброта была не единственным даром. Ко всему прочему, Риктия была довольно хороша собой: высокая, стройная, а формы и размеры её мыслей, вместе с длинными чёрными волосами, порождали восторг, восхищение.
Один из Домов, помешанный на идеальной внешности, в своё время пытался заполучить такой шедевр, но Ванригтену повезло
