– Да мне же идти дом открывать. Мести, вытряхивать, мыть, воду таскать – возни на три часа… Может, вечером?
– Вечером не до того будет, – сказал Витя. – Давай сейчас. Да чего ты смотришь на нее? Хорошее вино.
Лузгин с трудом отвел взгляд от бутылки, закурил и кивнул.
На этот раз ему перепало чуть меньше, и по голове стукнуло не так сильно. Подзатыльничек, не больше.
– Хорошее вино, – повторил Витя. – Эх… Ладно, полезу доделывать.
Он зашагал к столбу.
– Что с телефоном? – спросил Лузгин.
– А-а, с ним всегда чего-нибудь. Трещать начал. Плохо слышно.
– А вечером что намечается?
Витя, уже закинувший одну ногу на столб и впившийся в дерево стальными когтями, оглянулся.
– Часиков в десять подходи на Кресты, – сказал он. – Поговорим. Там все будут, и ты приходи.
– С ружьем?
– А как же. Пули есть у тебя?
– Крупная дробь. Три ноля. Почти картечь.
– Ну, не знаю. Ты сначала тогда ко мне зайди, я тебе с пулями дам, у тебя же двенадцатый калибр?
– На кого охота-то?
– А х…й его знает, – очень честным голосом ответил Витя, карабкаясь на столб.
Лузгин в упор посмотрел на Юру. Тот сделал неопределенное движение носом.
– Слушай, ты откуда пешком-то? – спросил он.
– С повертки. Филино обогнул – водила посоветовал, который меня вез.
– Слышь, Витя? Ему водила посоветовавши Филино обойти.
– Какой еще водила?
– Который Андрюху до повертки везши. Вот гондоны ведь городские!
– Сучье, – поддержал Витя, заново пристегиваясь страховкой к столбу. – Андрюха, они тебе про собак бешеных не говоривши?
– Рассказывали. Мент на вокзале. Но этот, который вез меня…
– Вот гондоны рваные, етить твою!
– …он сказал, что дело не в собаках.
– Ага! – обрадовался Юра. – Слушай, люди у них кусаются! Да?!
Лузгин выставил перед собой ладони – мол, за что купил, за то и продаю.
– А вообще, – заметил Витя со столба, – если в нашем городе долго прожить, и кусаться начнешь, и лаять.
– Хорошо, – сказал Лузгин. – А кто тогда кусается?
– Зверь, – ответили ему. – Зверь ходит.
– Э-э… Какой?
– Я же говорю – х…й его знает. Следы вроде как у росомахи – видел у росомахи следы?
– Не-а.
– Вот как у нее, но здоровенные. Он такой зверь. Медведь не медведь, волк не волк. Надо его, конечно, того. Лазает, гад, следит повсюду, собак ест, баб перепугал насмерть. Вчера Козлову собаку утащивши – помнишь Козла-то?
– Ну.
– А помер Козел. Собака бегала-бегала, вчера гляжу – пропавши. Точно зверь ее заевши, сука. Некому больше.
– Это не черная с рыжим, уши торчком, хвост кверху? – спросил Лузгин. – Небольшая. Облезлая, будто с лишая? Я под Филином ее встретил.
– Не, у Козла белая. А то вон его кобелина, – Витя со столба махнул рукой в сторону брата.
– Удрал, – вздохнул Юра. – Под Филином, говоришь? М-да. Е…ться, наверное, побегши. Ничего, пое…тся – вернется.
– Думаете, этот зверь пастухов загрыз? – свернул ближе к теме Лузгин.
– Каких пастухов? – дружно изумились близнецы.
– Ну, вроде бы погибли двое… – начал Лузгин неуверенно.
– Слушай, это у Горелого Бора? – перебил Юра. – Ага? Нет, братка, ты понял?! Ё-моё! Совсем они там в городе ох…евши. Да кто же их загрыз? Они сами кого хошь загрызут. Ножами один другого зарезавши. Бабу вроде не поделивши. Тьфу!
– Хорошо, а женщина мертвая в районе Филино?
– Слушай, да она же не местная! – воскликнул Юра так радостно, будто это все объясняло и сводило к минимуму ущерб.
– И… И что?
– Да ее из города вывезли и нарочно бросили!
– Не далеко везти-то?
– Слушай, мужик, да кто ж их поймет, городских?
– Ты представь, Андрюха, – сказал Витя, запуская отвертку в коммутатор. – Чего под Филином в лесу может делать голая баба с маникюром и этим… па… падикюром? Молодая.
– Молодая, – повторил Юра, поднимая кверху палец. Опять же, будто молодость погибшей многое проясняла.
– А то, что погрызли ее – ну, мало ли кто погрыз.
Лузгин громко рыгнул. Пахнуло сивухой.
– Извините, – сказал он. – Давайте подытожим. Значит, лазает зверь, дерет собак, оставляет следы, больше ничего. Но люди-то пропадают? Рыбаки, я слышал, исчезли. И потом, вроде бы прошлым летом приезжали сюда двое москвичей – и тоже пропали. Их милиция искала.
– А-а, слушай, это которые зверя как раз ловивши! – вспомнил Юра. – Биологи, зоологи, хрен их поймет.
– Сами его и накликали сюда, – добавил Витя со столба.
– Он еще в прошлом году тут был?! – вконец ошалело спросил Лузгин.
– Не-а, в том году зверь к городу ближе ходил. Москвичи у нас покрутились чуток, поспрашивали и дальше умотали. Серега Муромский их тогда за Горелый Бор отвезши – и с концами. Ментовка потом искала, да без толку. А странные были оба. Пришибленные не пришибленные, а вот с прибабахом. Медленные. Я еще подумал – как они зверей-то ловят, если медленные такие.
– Ладно, – сказал Лузгин, поднимаясь на ноги. – Пойду дом открывать. Вечером увидимся.
– Ты, Андрюха, погляди там у себя внимательно. Изба-то на отшибе, вот и погляди – вдруг следы.
– Я смотрел – нету, – сказал Юра.
– А пускай он поглядит, глаза-то молодые.
– Только уже залитые малость, – заметил Лузгин и снова рыгнул.
***
Село и вправду умирало. Проходя главной улицей, Лузгин повсюду встречал отчетливые знаки близкого конца. Конечно, Зашишевье еще держалось, ерепенилось, даже новый и довольно прибыльный бизнес освоило – заготовку древесины, но ему фатально не хватало молодых. Они покидали этот лесной угол еще в советское время, а когда настала эпоха больших возможностей, сорвались отсюда все разом. У них просто не было стимула оставаться.
Чтобы жить, село должно обладать стратегически верным положением на карте. Зашишевье этим похвастаться не могло. Окажись оно хоть километров на десять ближе к городу, здесь сейчас была бы дачная зона, неплотно, но обстоятельно заселенная бегущими из шумного и грязного Подмосковья столичными жителями. А это уже приработок для аборигенов, рентабельный автобус и магазин хотя бы летом. Какое-никакое, а шевеление. Увы. Быть может, придет время, и Зашишевье поднимется. Но скорее всего этого не случится.
Потому что незачем.
На Крестах – единственном в селе перекрестке, украшенном кирпичным ящиком автобусной остановки и «рельсой» пожарного колокола, Лузгин встретил Ерёму-рыбака. В прошлом знатный браконьер, а теперь просто мирный дедушка-алкоголик безуспешно пытался завести мотоцикл с коляской, весь такой же перекошенный, как Ерёмина физиономия. По меркам прогрессивного человечества рыбак был просто в жопу пьян, по своим личным – вполне ничего.
