Позже, много позже, лежа на сене, пахнущем луговыми травами, и слушая тихое сопение лошадей, Сигмон сообразил, что не знает, как ее зовут. Ему сделалось страшно неловко. Он пошевелился, и девушка подняла голову. Сигмон протянул руку и вытащил длинную соломинку из распущенных пшеничных волос.
- Какой ты сильный, - прошептала она и провела ладонью по вспотевшей груди курьера. - И храбрый.
- Тут храбрости не надо, - отозвался Сигмон и смущенно кашлянул.
- Отец сказал, что ты поедешь завтра к колдуну. Никто из наших не пошел, все бояться. Ты храбрый.
- Я… - Сигмон замялся и снова кашлянул. - Да. Поеду.
- Сигмон, - прошептала она, обнимая его широкие плечи. - Сигмон…
Курьер навалился на нее, обнимая мягкое тело. Оно пахло травой и молоком, и этот запах сводил его с ума. Зарывшись лицом в ее волосы, он подумал - почему бы нет?
- Как, - прошептал он, - как тебя зовут?
- Иша. Можно просто Ишка.
- Ишка.
- Сигмон…
Их губы встретились, и курьер тут же позабыл и о колдуне и о своем обещании. Для него не существовало ничего кроме крепкого девичьего тела, пахнущего травой и парным молоком…
Проснулся он с первыми лучами солнца. Довольно потянувшись, курьер поднял голову. Рядом никого не было и только разворошенное сено напоминало о том, что ночью гостя посещала прекрасная хозяйка дома. Сигмон приподнялся, осмотрелся и с довольным стоном повалился обратно. Чувствовал он себя прекрасно, не смотря на то, что не выспался. Деревня, крестьяночка с голубыми глазами, сеновал… Определенно, в жизни курьера есть свои прелести. Сигмон потянулся, сладко зевнул. День начинался отменно.
- Эгей! - донеслось снаружи. - Господин военный!
Сигмон вскочил, подхватил штаны и запрыгал на одной ноге, пытаясь втиснуть другую в тесную штанину. Голос принадлежал старосте, отцу Ишки и курьеру не хотелось, чтобы его прихватили в сарае со спущенными портками. О том, как незадачливых любовников крестьяне потчевали дрекольем, он тоже слышал.
- Господин военный!
- Иду, - заорал Сигмон, натягивая камзол. - Иду!
Староста ждал снаружи. Гость вывалился из сарая, - растрепанный, с соломинками в волосах, - но Поттон только ухмыльнулся. Курьер озабоченный тем, как сохранить солидный вид, этого не заметил. Пригладив волосы, он откашлялся. Потом поправил пояс, перевязь с кавалерийской саблей, одернул камзол и решил, что выглядит вполне прилично.
- Как спалось? - спросил староста.
- Благодарю, отменно, - вежливо ответил Сигмон.
- Прошу к столу. Позавтракайте с нами, перед дорожкой.
- Конечно. Но не рано ли еще?
- В самый раз. Народ уже на работу потянулся. Откушайте с нами, а потом можно и ехать к колдуну.
- К колдуну? - переспросил курьер.
- А то как же. Помните наш вчерашний разговор?
- Помню, - кивнул курьер, хотя совершенно забыл о просьбе Поттона.
Ехать не хотелось. Настроение сразу испортилось и Сигмону отчаянно захотелось вскочить на Урагана и дать деру. Ведь он не обещал поехать! Только подумать над предложением и обсудить его с утра, на свежую голову.
Староста молчал, выжидающе смотрел на гостя и ждал ответа. Усы Поттона воинственно топорщились, а на лбу явственно проступили морщины. Отступать он не собирался.
Сигмону же вспомнился жаркий шепот Ишки - как она звала его по имени, называла храбрым и сильным. Вот ей то он обещал, что поедет. И если сейчас откажется от своих слов… Курьер поморщился. Нет. Это не дело. Воины второго пехотного полка не отступают. Солдату трусить нельзя, и тем более позориться перед дамой. А хоть бы и крестьянкой. Что она запомнит? Сладкую ночь? Вовсе нет, она запомнит утреннее бегство кавалера. Никак не возможно.
Сигмон расправил плечи, набрал полную грудь воздуха и снова пожалел о том, что у него нет усов.
- Разумеется, - выдохнул он. - Сначала завтрак - потом поездка. На голодный желудок с колдунами разговаривать несподручно.
- Само собой, - подхватил Поттон и снова ухмыльнулся в усы. - Прошу господин военный, за мной. Завтрак ждет.
* * *
Дорога к дому колдуна шла мимо полей. Отяжелевший от обильного завтрака, больше напоминавшего праздничный обед, Сигмон покачивался в седле и лениво посматривал по сторонам. По всему выходило, - нужно поторапливаться, чтобы после обеда выехать в Пасам, но спешить не хотелось. Мирный деревенский пейзаж успокаивал, а мерное покачивание в седле убаюкивало. В воздухе разливался аромат свежескошенной поутру травы, округа дышала благостью… И напоминала о детстве.
Сигмон хорошо знал такие деревеньки, где жители просты, трудолюбивы и не любят лишней суеты. Отец Сигмона, тан Ла Тойя, владел тремя такими деревушками, и Сигмон, единственный ребенок в семье, часто сбегал из поместья в ближайшую деревню. Он предпочитал играть с деревенскими ребятами, а не сидеть в душном зале за книгами. Матушке это не нравилось, а вот отец - широкоплечий добродушный великан с черной гривой волос, - всегда был на его стороне. Это было чудесное время. Но когда Сигмону исполнилось двенадцать, отец умер от лихорадки. Исчах он быстро, за несколько дней. Следующие пять лет Сигмон не отходил от матери. Ни на один день не отлучался из поместья, не решаясь расстаться с Мирандой Ла Тойя, подавленной смертью супруга, но не сломленной.
С этого времени Сигмон засел за учебу, выполняя указания матушки. Он научился читать и писать, прочитал все книги в домашней библиотеке, собранной еще дедом и навсегда влюбился в военное дело, изученное по десяткам книг. Стать бравым воином, сделать карьеру в армии - это стало пределом мечтаний молодого тана. Судьба землевладельца, не привлекала его. Да и как может привлечь учет доходов и расходов молодого парня, день и ночь машущего старым дедовским мечом? Зов боевых труб, кавалерийская атака, осада городов - вот о чем грезил Сигмон. И это стало трагедией. Паренек из захолустного поместья, выросший под надзором матери, не мог рассчитывать на карьеру военного. Наемник, солдат - вот и все, что ему было доступно. Бравые капитаны, суровые полководцы, маршалы - все они с детства готовились к карьере. Военные династии, где внук повторял путь деда, не были редкостью, к тому же, большинство военных обладали высокими титулами, были наследниками знатных родов. В этом мире мальчишке из тихого деревенского уголка, места не было.
По вечерам, ворочаясь в холодной постели, Сигмон мечтал о военных подвигах, о масштабных баталиях, о жезле полководца… А днем, видя, что в волосах матери прибавилось седых волос, клялся себе, что не оставит ее. Никогда.
Миранда Ла Тойя продержалась пять лет. Но все же так и не смогла смириться с потерей мужа. Она тихо стаяла как свеча, и отошла в мир иной во сне, ровно через три дня после семнадцатилетия сына. Сигмон был безутешен. Весь следующий месяц ни с кем не разговаривал, замкнулся, стал избегать людей. Все дни он проводил в библиотеке, листая старые книги, пытаясь забыться и затерять свое горе среди придуманных историй. Потом он оправился от удара и все же взялся за дела имения. Но через полгода, весной, он принял решение изменившее его жизнь.
