Я подошел к человеку.
– Как твое имя? – спросил я.
Теперь он имел свое имя: он был свободным.
– Римм, – с гордостью ответил он.
Я не спросил, из какого он города. Разбойники не любят об этом говорить.
Девушка-рабыня, отошедшая при таком повороте дел на два-три шага от нас, теперь испуганно поспешила в дальний конец зала.
– Стой! – бросил я ей вслед.
Она съежилась от страха. В короткой шелковой рабской тунике девушка была возбуждающе красива: длинноногая, смуглая, черноглазая. Ее зрачки расширились от ужаса.
– Сколько ты хочешь за нее? – спросил я у Самоса.
Тот пожал плечами.
– Четыре золотых, – с явным безразличием бросил он.
– Покупаю, – сказал я и протянул Самосу четыре золотые монеты.
Девушка не сводила с меня испуганного взгляда.
Один из стражников принес Римму тунику, и тот с видимым удовольствием надел ее на себя. Затем подпоясался широким ремнем с громадной пряжкой и откинул со лба спадающие волосы.
Я посмотрел на девушку. В глазах у нее застыла немая мольба. Но горианина таким взглядом не проймешь. Я кивнул в сторону Римма.
– Ты принадлежишь ему, – коротко распорядился я.
– Нет! Нет! – закричала она и бросилась к моим ногам. – Пожалуйста, хозяин! Пожалуйста!
Она подняла заплаканные глаза и прочла на моем лице непреклонную решимость привыкшего повелевать германского мужчины. Губы ее задрожали. Она бессильно уронила голову.
– Как ее имя? – спросил я у Самоса.
– Она будет носить то имя, которое дам ей я, – сказал Римм.
Рабыня завыла от тоски. Теперь ее лишали не только прежней жизни, но и прежнего имени. По горианским законам, раб – это животное, не имеющее ничего своего, даже имени.
– В какой комнате разместить на ночь этого человека? – спросил один из стражников.
– Отведите его в те большие залы, что мы предоставляем знатным работорговцам из далеких городов, – распорядился Самос.
– В торианскую комнату? – уточнил стражник. Самос утвердительно кивнул.
Тор – богатейший город, окруженный пустыней, известен своей роскошью и любовью к неге и изысканным удовольствиям.
Римм за волосы поднял девушку с колен.
– Отправляйся в торианскую комнату и приготовь мне ванну, вина и фрукты, – приказал он. – Захвати с собой косметику, колокольчики и все, что тебе понадобится, чтобы сделать мой отдых особенно приятным.
– Да, хозяин, – пробормотала девушка.
Римм продолжал держать ее за волосы, развернув лицом к себе.
– Хозяин желает, чтобы я выразила ему свою готовность подчинения? – едва слышно произнесла она.
– Да, – ответил Римм.
Она опустилась на колени и устремила на него покорный взгляд.
– Я буду вашей рабыней, – произнесла девушка традиционную формулу новообращенной горианской рабыни. Затем, стоя на коленях, низко склонила голову и протянула Римму руки, скрещенные в запястьях, словно предлагая надеть на них наручники. Сейчас она была особенно красива. – Я ваша рабыня, хозяин, – пробормотала она.
– А теперь – бегом в торианскую комнату, – распорядился Римм. – Там мы посмотрим, что ты за рабыня.
– Позволено ли мне будет узнать свое новое имя? – спросила девушка.
Римм окинул ее изучающим взглядом.
– Я буду звать тебя Карой. Девушка покорно опустила голову.
– Иди, Кара, – приказал Римм.
– Да, хозяин, – послушно прошептала она и, легко поднявшись на ноги, быстро выскочила из комнаты.
– Благодарю вас за девчонку, капитан, – сказал Римм.
Я кивком головы принял его благодарность.
– А теперь, благородный Самос, – довольно дерзко заявил Римм, – я был бы вам очень признателен, если бы вы отправили кого-нибудь поднять с постели кузнеца, чтобы он снял с меня этот ошейник.
Самос кивнул.
– Я был бы также очень вам благодарен за ключ от ошейника Кары. Хочу надеть на нее другой, свой.
– Хорошо, – ответил Самос. – И что на нем будет написано?
– Ну, например: «Я – рабыня Кара. Я принадлежу Римму, разбойнику», – заявил Римм.
– Хорошо, – снова согласился Самос.
– А кроме того, – продолжал Римм, – прежде чем я отправлюсь в торианскую комнату, я бы очень хотел получить меч, щит, нож и лук – длинный крестьянский лук со стрелами.
Чувствовалось, что он понимает толк в оружии.
– Ты случайно не из воинов? – поинтересовался я.
– Возможно, – уклончиво усмехнулся он.
Я протянул ему кошель с золотом, откуда недавно доставал монеты, чтобы расплатиться за его освобождение и покупку этой заносчивой длинноногой рабыни. Он взял кошелек, подкинул его на ладони и бросил Самосу. Тот поймал его с завидной ловкостью.
Римм собрался уходить.
– Проводи меня в оружейный зал, – обратился он к одному из стражников. – Я выберу себе оружие.
И в сопровождении стражников, не оглядываясь, вышел из зала.
Самос взвесил на ладони кошель с золотом и сказал:
– Он не скупясь платит за свой ночлег.
– Щедрость доступна лишь свободному человеку, – отозвался я.
Очевидно, золото мало что значило для Римма. Во мне крепло подозрение, что некогда он был одним из воинов.
– Думаешь, ты его когда-нибудь еще увидишь? – поинтересовался Самос.
– Надеюсь, – ответил я.
Мы стояли посреди этого громадного, опоясанного галереями зала с высокими узкими окнами, напоминающими бойницы, – Самос, в желто-синем одеянии рабовладельца, и я, в богато расшитых золотой нитью одеждах торговца, под которыми неизменно носил алую тунику воина. Факелы, потрескивая, пылали на стенах, и отбрасываемые предметами колеблющиеся тени привносили в комнату ощущение чего-то таинственного, замершего в настороженном ожидании.
Мы склонились над игровой доской с расставленными на ней красными и желтыми деревянными фигурами.
– Копьеносец – к тарнсмену у бара, на девятую клетку, – сказал Самос.
Я все рассчитал правильно. Этот ход я предвидел.
– Лучник – к тарнсмену убара, шестая клетка, – сказал я и, развернувшись, зашагал к выходу из зала. У широких двустворчатых дверей я остановился и оглянулся.
Самос оторвал взгляд от доски. Он поднял на меня глаза и развел руками.
– Ты победил, – огорченно признал он. Прощаясь, я продолжал смотреть на него.
– Ты не передумаешь? – спросил Самос.
– Нет, – ответил я.
– Здесь, – сказал наконец Римм. – Вон там, на берегу, справа по борту.
Рабыня Кара в короткой тунике грубой вязки без рукавов, в ошейнике, босая стояла у него за спиной. Я прищурил глаза, но ничего разглядеть не смог.
– Подзорное стекло, – протянул я руку. Стоявший рядом Турнок, бывший крестьянин, отдал мне стекло. Я раскрыл его и внимательно осмотрел берег. Высоко на склоне я различил две пары длинных брусьев. Нижняя часть их уходила в землю, судя по всему, довольно глубоко, а верхние концы попарно сходились и были скреплены между собой, напоминая таким образом две громадные буквы «А», у которых отсутствовали горизонтальные перемычки. С верхних, сходящихся, концов каждой такой «буквы» свисал кожаный ремень, к которому за запястья была привязана девушка в короткой тунике из шкуры лесных пантер.
