— О чем она сегодня говорила? — сдерживая зевок, спросил Рем.
— О принципе меньшего зла, — отмахнулся Анджей.
— И что? — не уяснил смысла фразы однокашник.
— В общем, это тот самый принцип, из-за которого нас еще не везде сажают на кол и забивают камнями.
— А… Ну тогда ясно, — кивнул Рем. Он явно ничего не понял, но нарываться на дальнейшее обсуждение материала не стал. Вот еще. Этику сдавать только через месяц, так на кой ляд мозги засорять?
— Может, позавтракаем в кои-то веки? — предложил Анджей. — У нас вроде бы следующей парой лекция по всеобщей истории магии и колдовства.
— Не выйдет, — ответил я. — Мэтр Кассиан уехал в командировку, и вместо истории у нас дополнительная лекция по ритуальному мучительству.
— …! — одновременно выдохнули оба моих друга. — А раньше предупредить нельзя было? Мы бы тогда не стали ужинать.
— Да ладно, может, уже все успело перевариться, — неуверенно предположил я.
— Ничего, скоро узнаем, — обреченно произнес Рем.
Вышеозначенный предмет даже как чисто лекционный курс вызывал у студиозусов непередаваемые ощущения, заставляющие желудки совершать невероятные кульбиты и расставаться со своим содержимым. А уж когда пошли практические занятия… Человек двадцать с нашего курса вообще испарились в неизвестном направлении, до сих пор так и не появившись.
Еще в начале второго года обучения старшекурсники передали нам величайшую мудрость факультета, накопленную многими поколениями наших предшественников и бережно хранимую на протяжении веков: особую дыхательную технику, которая позволяла если не сохранить пищу в желудке, то хотя бы не дать последовать внутренностям на свободу вслед за непереварившимся обедом. Не самое приятное времяпрепровождение — слушать, как правильно загонять в жертву ножи, крючья, иголки, под каким углом, как поворачивать, чтобы боль была наиболее сильной… Как вспомню, так тошно становится. А ведь нам еще зачет сдавать. И не только на овеществленной иллюзии. Для нужд факультета некромантии королевские тюрьмы регулярно поставляют в Академию некоторое количество приговоренных к смерти узников. Они-то и являются рабочим материалом для зачетов по ритуальному мучительству и жертвоприношениям. А живодерни присылают животных. Особенно часто для некромантских обрядов используются кошки всех мастей и возрастов.
Все это, конечно, жутко, отвратительно, но такова наша будущая профессия, и никто не в состоянии изменить ее специфику. А сама по себе некромантия — магия полезная и необходимая, причем так считают абсолютно все, иначе бы всех, даже самых завалящих мастеров смерти, давным-давно отправили бы на костер. Хотя некромантов и так частенько убивают не самыми приятными способами: обычно самосуд вершат селяне, люди темные и необразованные, искренне считающие, будто их выходки угодны Светлому Единорогу. Вот только вряд ли воплощение Света нашего мира может быть в восторге от того, что озверевшая толпа разрывает на части одного-единственного мага, хоть и темного.
— Добрый день, студиозусы, — как обычно, радостно поприветствовал аудиторию мэтр Вансел.
Каким образом этому преподавателю при его-то специализации удалось сохранить нездоровый оптимизм и неплохое, пусть и странноватое чувство юмора, было никому не известно. Вансел вел себя дружелюбно, в ссоры не вступал и вообще, как казалось, обладал легким, незлобивым нравом. Но при этом ни один из магов-преподавателей не осмеливался в открытую противоречить мэтру Ванселу хоть в чем-то. И именно этот факт наводил на мысль, что показная благостность этого некроманта имеет не слишком большое отношение к истинным свойствам его натуры. Нет, до сего момента этот странный тип еще никого не подверг пыткам без официального на то разрешения, но вот взгляд у него всегда был хищно-оценивающий, как у паука, который снисходительно взирает на мух, кружащих в опасной близости от его паутины.
На пожелание «доброго дня» народ, по своему обыкновению, старательно промолчал, потому что на нашем факультете день, равно как и ночь, добрым не бывает.
— Итак, сегодня мы с вами…
Даже предполагать, о чем пойдет речь на этой лекции, не хотелось, к тому же реальность всегда оказывалась хуже обещаний. Нам уже объясняли, для каких ритуалов лучше всего подходят девственницы, для каких — младенцы… и далее по списку. Высшая некромантия не бывает ни чистой, ни милосердной.
Из аудитории мы не вышли, а вылетели со скоростью пушечного ядра, сметая все на своем пути. Конечным пунктом был туалет, и тот студент, который не успел бы в это великое место вовремя, запачкал бы пол в коридоре (а это администрацией не поощрялось), испортив себе репутацию до конца учебы. Как выяснилось, ни у Анджея, ни у Рема ужин все-таки перевариться не успел, и они долго прощались с его остатками. Двум девушкам понадобились нюхательные соли, коими я щедро поделился. Я таскаю с собой в сумке небольшую аптечку, в которой не переводятся обеззараживающие зелья (мало ли с какой дрянью придется возиться), бинты, нюхательные соли и нашатырь, средство надежное, проверенное, но оставляющее непередаваемые ощущения после применения.
— Слушай, а ты-то почему нормальный?! — искренне возмутились зеленовато-бледные друзья, недовольно взирая на более-менее бодрого меня.
— Не знаю, — тоже удивился я, только сейчас понимая, что сегодняшняя лекция не произвела на меня сильного деморализующего эффекта. — Но мне вообще-то всегда было не так паршиво, как вам. В конце концов, у меня мама и бабушка — некроманты, я с детства привык к подобному.
— Да, парень, ну и поганое же было у тебя детство, — хмуро пробурчал Анджей.
На самом деле детство мое было замечательным. Меня вечно перетаскивали из Рассветного леса в Закатный, к бабушке Гире и дедушке Нимлоссэ. В Закатном лесу мне нравилось гораздо больше, чем в чопорной обители моих родственников со стороны отца. Ее королевское высочество принцесса Гира за долгие годы замужества многое сумела изменить в устоявшихся и скучных традициях королевства своего супруга.
Эта женщина всегда была для меня загадкой, которую я так и не сумел разгадать. Самым удивительным казалось то, что на этой вспыльчивой, резкой, неусидчивой и язвительной особе по какой-то прихоти судьбы женился эльфийский принц и живет с ней по сей день. Причем живет благополучно и счастливо. Просто невозможно представить себе менее похожих друг на друга супругов. Дед — царственно сдержанный, спокойный. Даже если бы он ходил в лохмотьях, по его гордо поднятой голове и неестественно идеальной осанке любой понял бы, что перед ним принц. А рядом с ним — неугомонная, вечно встрепанная бабушка, в которой было слишком много энергии, чтобы она могла позволить себе такую роскошь, как величественное спокойствие.
