Их было не так уж много: все-таки раннее утро. Несколько стражников, пивших пиво после ночного патруля, пара ремесленников. В противоположном от Гая углу чинно обедал желтокожий маскаланский купец в дивной одежде, рядом маялся его толмач-проводник, тощий и грустный. Возле специального корытца у стены натужно блевал пожилой горожанин: судя по всему, пришел поправить здоровье после ночного кутежа, да малость не рассчитал. Или еще просто не успел поправить.
– Поесть и пива, – сказала тетка, ставя на стол дощечку с жареным мясом, мисочку с приправой и большую глиняную кружку. Пересчитав поданные Гаем монеты, она высыпала их в карман на переднике и направилась прочь.
– Почтенная! – окликнул ее Гай.
– Ну, что еще? – недовольно обернулась служанка.
– Почтенная, подскажите, пожалуйста, где тут Старая площадь?
– А как выйдешь от нас, все вверх по переулку, потом через мост перейдешь, а там и площадь, – проворчала она и исчезла на кухне.
Гай принялся за еду. Вообще-то, перед едой полагалось вознести хвалу Трем Богам, но святых отцов вокруг вроде бы не наблюдалось, а есть хотелось куда сильнее, нежели читать молитву. К тому же Гай сомневался, что боги имеют достаточно свободного времени, чтобы выслушивать молитвы каждого встречного-поперечного и запоминать, кто прочел их, а кто – нет. Поэтому Гай сразу вцепился в мясо. Нож остался у троллей, и кусок пришлось рвать руками и обгрызать, что выглядело со стороны не слишком-то привлекательно и аккуратно, но Гаю было не до приличий. Только сейчас он осознал, как проголодался. Макая мясо в мисочку с острой приправой, он запивал его холодным просяным пивом и чувствовал себя просто замечательно.
Подкрепившись, Гай покинул «Паланкин Королевы» и отправился, как ему велела добрая толстуха, вверх по переулку. Судя по всему, здесь жили мелкие торговцы и ремесленники: над мостовой болтались то деревянный калач, то сапог, то хомут, то скрещенные мечи…
На Гая никто не обращал внимания, чему он был несказанно рад.
Неожиданно переулок пересекся с набережной. Над мутной рекой изгибался широкий каменный мост, в воде плавал разный мусор, но рыба тут водилась: несколько человек с нехитрыми снастями сидели на берегу в ожидании улова. Гай некоторое время глазел на них, пока один из рыбаков не выволок на берег страхолюдную лупоглазую рыбу с колючками по всему телу. На тварь противно было смотреть, не то что есть, но рыбаки начали завистливо поздравлять приятеля, из чего Гай сделал вывод, что она съедобна и даже, возможно, высоко ценится. Живя в Обители, он и сам частенько ловил рыбу и раков в лесной речушке, но те рыбы были не в пример проще.
Старую площадь Гай, перебравшись через мост, нашел легко: название красовалось на доске, прибитой к стене одного из домов. Теперь оставалось найти Гильдию Писцов, но и это оказалось делом простым: на этом же доме помещалось большое перо из золоченой жести, подвешенное на цепочках.
В коридорчике за столом сидел молодой писец года на два старше Гая, но сытый, довольный и краснорожий, одетый в бархатную куртку с блестящими пуговицами и с маленьким серебряным пером на шее. Гай знал, что это – знак Гильдии Писцов, у отца Абака в Обители тоже имелся такой.
– Доброе утро, почтенный мастер, – сказал Гай, кланяясь.
– И тебе доброе, – сказал писец. – Что надо, недомерок?
Если Гай и был ниже писца, то не больше чем на голову, и это не давало права величать его недомерком. Тем не менее, здраво рассудив, что ссориться сейчас не с руки, Гай еще раз поклонился и протянул писцу свою рекомендацию.
– Я – писец, почтенный мастер. Я ищу работу, и добрые люди посоветовали мне обратиться в Гильдию.
– А куда ж еще? – фыркнул писец. Развернув бумагу, он быстро прочел ее, шевеля толстыми губами, и пожал плечами: – Не знаю, верить тебе или нет… Опять же святые отцы врать не будут. Если только ты эту бумагу не украл. Да и работы сейчас почти что не бывает. Своих мастеров полно, так еще и чужие идут, приблудыши… Ладно, поди к мастеру Грилламу, вон по лестнице наверх. Только постучись, а то у вас в пещерах небось и дверей-то не делают!
Забрав бумаги и еще раз откланявшись, Гай поднялся по расшатанной деревянной лестнице и постучал в дверь, затейливо украшенную черными и белыми костяными квадратами.
– Войдите, – сказали за дверью.
Мастер Гриллам оказался маленьким горбуном, почти незаметным за грудами свитков и книг на огромном столе. Он что-то быстро писал на листе пергамента.
– Доброе утро, почтенный мастер, – сказал Гай, кашлянув.
– Входи, входи, – кивнул Гриллам, не отрываясь от письма. – Садись вон на стул… Работа нужна? Где учился?
– В Обители Трех Богов.
– У Абака? Хороший мастер… Жив еще?… Надо же, я думал, помер давно… Все так же «Заповедь Имма» чтит?
– Да, почтенный, – улыбнулся Гай, вспомнив свою учебу.
– И диплому, наверное, его при себе имеешь?
– Есть диплома, – кивнул Гай, подцепляя пояс большим пальцам.
– Ну не доставай, не надо… – проворчал Гриллам. – Скажи, что знаешь, чему обучен?
– Умею писать по-нашему, почтенный мастер, поавальдски, по-двеннски, знаю западное наречие… Не очень хорошо, но писать могу. Изящным почерком могу, простым, летописным, с крестами, с узлами, – с гордостью перечислял Гай все премудрости, которым научил его отец Абак, – возвратным, виньетки умею делать обычные, перевернутые, двеннские, маскаланские…
– Хватит, хватит, – махнул пером Гриллам. – Вижу, знаешь. Возьми вон перо и лист, напиши мне что-нибудь по-двеннски с крестами и виньетками. Одной фразы хватит.
Гай взял со стола отличное перо, окунул его в чернильницу и великолепными фиолетовыми чернилами быстро написал на лежащем листе строфу из Книги Песен Трех Богов. Подождав, пока чернила высохнут, Гай с поклоном вручил лист мастеру.
Гриллам, оторвавшись от своей работы, подслеповато сощурился и расплылся в улыбке:
– Неплохо, очень неплохо… Вижу, умеешь. Зовут как? Сам откуда?
– Гай, из деревни Ан-Брант.
– Где такая?
– Северный Край, почтенный мастер.
– А родители?
– Я сирота, почтенный мастер. Родителей угнали тралланы, я воспитывался в Обители Трех Богов…
– Ясно. Ну что сказать тебе, Гай из Ан-Бранта? Писец ты хороший, правда, крест не до конца отработан и в виньетке две ошибки сделал…
– Где?! – дернулся Гай.
– Вот и вот, – кривой желтый палец, испачканный чернилами, уперся в лист, и Гай с ужасом обнаружил, что и впрямь сделал две ошибки против правил написания двеннских виньеток. – Но не печалься, ты еще совсем юн, а опыт писца приходит с годами. И уходит, кстати, тоже…
