В свои восемнадцать Габорн еще не достиг полного роста взрослого мужчины. Волосы его были темными, а глаза голубыми — сочетание, обычное для уроженцев северного Краутена. Поэтому он и вырядился щеголем из того королевства, одним из тех богатых лоботрясов, у кого монет куда больше, чем вкуса. Бездельником, который слоняется по городу, покуда его папаша занимается важными делами.
На Габорне были ярко-зеленые чулки, короткие, присобранные над коленями штаны и рубаха из тончайшего полотна с пышными рукавами и серебряными пуговицами. Поверх рубахи он накинул темно-зеленую хлопковую куртку, отделанную тончайшей кожей и расшитую речным жемчугом. Наряд довершала широкополая шляпа с приколотым к ней янтарной брошью страусиным пером.
Габорн вырядился таким манером, ибо путешествовал инкогнито, желая вызнать истинную меру богатств Гередона, мощь его укреплений и стойкость его народа.
Принц бросил взгляд через ставшую узкой из-за многочисленных ларьков и палаток, запруженную народом улицу. Какой-то загорелый малый без рубахи, но в красных шароварах гнал прямо сквозь толпу дюжину коз, подстегивая их ивовым прутом. За дорогой, под каменной аркой, рядом со входом в гостиницу стоял Боринсон — личный телохранитель Габорна. На лице рослого, широкоплечего воина с редеющими рыжими волосами, густой бородой и смеющимися глазами играла широкая улыбка. Его явно забавляло затруднительное положение, в котором оказался принц. Близ Боринсона стоял тощий, как скелет, мужчина с коротко стрижеными светло-русыми волосами. Его строгое одеяние соответствовало по тону угрюмым карим глазам. Человек этот, как и вес его собратья по ордену, носил имя Хроно и являлся своего рода летописцем — служителем Лордов Времени. С самого младенчества Габорна он неотлучно следовал за принцем, записывая каждое его слово, каждый его поступок. День за днем вел он хронику деяний юного лорда, чем и объяснялось присвоенное ему имя. От настоящего имени, равно как и от собственной личности, он, подобно всем членам своего ордена, отрекся в тот день, когда объединил свой разум с созданием другого Хроно. Сейчас он внимательно наблюдал за Габорном, запоминая все до мельчайших подробностей.
Женщина, державшая принца за руку, проследила за его взглядом, отметив и телохранителя и Хроно. Купеческих сынков частенько сопровождали охранники, однако Хроно были приставлены лишь к немногим. К тем, кто обладал немалым богатством и влиянием. Однако и это не позволяло женщине уяснить положение Габорна — он вполне мог оказаться отпрыском старейшины купеческой гильдии.
Незнакомка потянула за руку, приглашая юношу прогуляться. Тот заколебался.
— Вас что-то заинтересовало здесь, на рынке? — с улыбкой спросила она голосом, манящим как сласти с ароматом кардамона, которыми торговали на соседних лотках. Ей явно хотелось узнать, заинтересовала ли его она. Но для окружающих вопрос звучал вполне невинно: как будто она имела ввиду сосуды для охлаждения вина.
— Великолепное серебро, — отозвался Габорн. — Сразу видна рука настоящего мастера. Используя возможности своего Голоса, он слегка выделил слово «рука». Даже и не поняв почему, женщина должна была решить, будто в
Доме Разумения он занимался в Палате Рук, где обучаются отпрыски богатых купцов.
Пусть она считает меня купцом.
Владелец палатки, до сих пор не уделявший Габорну внимания, высунулся из тени прямоугольного тента и поинтересовался:
— Молодой господин хотел бы приобрести один из этих прекрасных сосудов для своей дамы?
До сего момента Габорн казался ему всего лишь молодым купчишкой, который, небось, бродит по ярмарке да глазеет на товары по поручению папаши — с тем, чтобы потом сообщить последнему, кто чем да почем торгует. Теперь лавочник скорее всего счел его молодоженом, смазливым юнцом, которому досталась жена еще красивее, чем он сам. Богатей частенько женили своих детей совсем молоденькими, ради того, чтобы объединить капиталы.
Итак, этот торговец думает, что я куплю серебро, чтобы ублажить свою женушку. И то сказать — этакая красотка наверняка заправляет и домом, и муженьком. Но раз торговец ее не знает, стало быть и она скорее всего приезжая. Прибыла в Баннисфер откуда-нибудь с севера?
Незнакомка любезно улыбнулась торговцу.
— Пожалуй, не сегодня, — лукаво промолвила она. — Спору нет, эти сосуды хороши, но у нас дома найдутся и получше. С этими словами красавица повернулась спиной к палатке. Роль жены была сыграна превосходно.
Всем своим поведением она словно бы говорила Габорну: «Смотри, будь мы и на самом деле женаты, я поступила бы так же. Я не из тех, кто требует дорогих подарков».
Лицо торговца омрачилось. Уж он то знал, что во всем Рофехаване такими великолепными сосудами могла обладать одна… ну, в крайнем случае, пара купеческих семей.
Красавица потянула Габорна в сторону, и он снова ощутил беспокойство.
Далеко на юге, в Индопале иные женщины нашивали кольца и броши с отравленными иглами. Обычно они заманивали богатых путешественников в гостиницы, где убивали и грабили. Кто знает, может у этой красотки на уме подобная гнусность.
Впрочем, в этом принц сомневался. Быстрый взгляд показал ему что и Боринсон не слишком озабочен. Все происходившее откровенно потешало телохранителя, а ведь он тоже изучал язык телодвижений и никогда не позволил бы себе поставить под угрозу безопасность своего лорда. Девица сжала ладонь Габорна еще крепче. Значило ли это, что она претендует на полное внимание с его стороны.
— Простите, если я кажусь вам чересчур фамильярной, — промолвила она. — Но бывало ли с вами так, чтобы увидев кого-то издалека вы почувствовали, как у вас екнуло сердце.
Прикосновение волновало Габорна. Ему захотелось проверить, действительно ли эта незнакомка влюбилась в него с первого взгляда.
— Нет, такого со мной не случалось, — сказал он, покривив душой. Однажды ему довелось полюбить девушку, едва увидев ее.
На безоблачном небе светило ясное солнце. Теплый, ласковый ветерок доносил с лугов у реки сладковатый запах свежескошенного сена. Хотелось жить и радоваться жизни, да и можно ли было в столь чудесный день чувствовать себя иначе.
По гладкой брусчатке улицы двигались сквозь толпу полдюжины босых цветочниц, звонкими голосами зазывавших покупателей. Все они, поверх выцветших белых платьев, носили белые фартуки, и каждая одной рукой приподнимала свой передник за середину, образуя некое подобие мешка, наполненного пышным разноцветьем — яркими васильками, бледными маргаритками, пунцовыми и чайными розами на длинных стеблях, маками и связками пахучей лаванды.
