Вельгерт медленно двинулась по отчетливо видневшимся в снегу следам мужа. Она шла след в след между деревьями, а затем вдруг увидела его. Он спокойно сидел на заснеженном за ночь стволе поваленного дерева, живой и здоровый, его брови слегка хмурились, точно он запутался в собственных мыслях и пытался их привести в порядок. У самых ног, прислоненный к упавшему стволу, стоял щит, а боевой кожаный шлем лежал рядом на бревне. Темные волосы мужа оставались все еще взъерошенными после сна, одной рукой он совершенно машинально теребил коротко подстриженную бороду.
Цепкий взгляд Вельгерт снова осмотрел лес, выискивая опасность. Зародившаяся в ее сердце тревога стала понемногу успокаиваться. Еще несколько секунд она стояла неподвижно, вслушиваясь в звуки леса, а затем подошла ближе.
— Я слышал, как ты звала меня, — неожиданно произнес Торфинн, даже не посмотрев в ее сторону. Затем он все же повернул голову и, поймав тревожный и в то же время озадаченный взгляд ее светло-голубых глаз, мягко улыбнулся. — Иди сюда и сядь рядом со мной, — пригласил он, беря в руки шлем и заботливо сметая снег с бревна.
Какое-то мгновение Вельгерт все еще сомневалась, а затем, сердито выругавшись, одним резким движением вогнала меч в ножны.
— И что, все в порядке? Никакой опасности?
— Фрейядис жива, — произнес он, выдерживая ее испытующий взгляд.
Вельгерт недовольно фыркнула.
— Фрейядис мертва.
— Да, — согласился он. — Была. Но теперь…
— Не надо, Торфинн, — предупредила она, и в ее голосе зазвучала боль. — Фрейядис мертва. Она потеряна для меня раз и навсегда. Все обстоятельства подтверждают это. Да и твои видения еще тогда, шесть лет назад, когда произошла эта жуткая резня в деревне, где она жила…
— Да, будь оно все проклято. Я знаю, — перебил он ее, устремив взгляд куда-то в пустоту. — Но мы так и не нашли ее тело, и сейчас, как раз перед самым рассветом, меня посетило другое видение. Это началось как обычный сон, Вельгерт, а потом стало чем-то гораздо более значимым. Я видел, как она ехала верхом на лошади. Она неслась галопом с севера, одетая во все черное, верхом на страшной белой лошади, похожей на иссохший труп с горящими, точно угли, багровыми глазами. Она жива, Вельгерт. Я чувствую это. Я знаю, — закончил он, делая ударение на последних словах, словно пытался передать ей все свои мысли и чувства. Торфинн повернулся к жене, и теперь его лицо было буквально сковано напряжением.
— Будь прокляты твои видения, — прошептала Вельгерт. — Это не может быть правдой. Только недавно я перестала страдать, что потеряла ее.
— Сядь со мной, Вель. Пожалуйста. Она сделала несколько шагов и опустилась на бревно рядом с ним.
— Как ты думаешь, не настало ли время снова надеть доспехи, — спросил он, — если и в самом деле это может оказаться веской причиной? Я не забыл, что мы дали клятву не надевать доспехов до тех пор, пока нашим жизням не будет угрожать опасность или пока кто-нибудь не обнаружит, кто ты такая на самом деле и где находишься, и не выдаст тебя королю Нидхеггу. Но поклялись мы, когда услышали известие о смерти Фрейядис. А теперь…
— Я не поверю в то, что она жива, пока собственными глазами не увижу ее, как вижу сейчас тебя, — с чувством возразила Вельгерт.
— В видении было либо уже произошедшее, либо то, что случится в ближайшем будущем, — заметил он. — Представления не имею, откуда начинать поиски, но в видениях все это происходило на заснеженной равнине. А если она и в самом деле пробивается на юг от северных границ, то существует единственная дорога, по которой она может проехать, во всяком случае, пока не минует горы. Возможно, другие мои видения помогут нам ее найти. Или боги приведут нас к ней. Ее и твоя судьбы всегда были сплетены между собой, и, похоже, эта связь до сих пор не утрачена.
Вельгерт сидела, напряженно вслушиваясь в слова мужа. Тлеющий уголек надежды, давно уже потухший, как она думала, вспыхнул в ее сердце с новой силой.
Торфинн взял ее руку в свою и с чувством пожал.
— У меня нет столько серебра, чтобы купить двух лошадей, — произнесла она задумчиво.
— Тогда мы их украдем. Нам ведь уже приходилось проделывать подобное. — Он рассмеялся, поймав ее взгляд, в котором вдруг вспыхнули живые искорки. Давно он их не видел. Долгих шесть лет. Казалось, вместе с Фрейядис умерла и какая-то часть ее самой, но теперь…
И Вельгерт почувствовала огромное возбуждение, чего, как ей казалось, она уже больше никогда не испытает. Неожиданно она поняла, что может думать только об одном: о боевом кличе, выкрикнутом ею и горсткой рабов, когда они сами отрезали себе путь к свободе за спиной Фрейядис, дочери Гутрун, воительницы арены по прозвищу Песнь Крови.
Вельгерт медленно вытянула меч из ножен и пылко поцеловала клинок.
— За Песнь Крови и свободу, — прошептала она, глядя прямо в глаза Торфинну.
Он наклонился и тоже прижал губы к клинку Вельгерт.
— За Песнь Крови и свободу, — послушно повторил он, а затем губы его под темными усами разъехались в хитроватой улыбке. — А знаешь, я ведь мог пропустить замечательное приключение.
Хмурое лицо Вельгерт смягчилось. Улыбка коснулась кончиков ее губ.
— Вероятно, спокойная жизнь в лесу не совсем согласуется с моим характером, как я думала вначале.
— Ну, так давай ее оставим, — решил он, надевая боевой шлем и беря в руки щит.
Вместе, плечо к плечу два воина двинулись по направлению к своей лесной хижине, на ходу обсуждая предстоящее путешествие. Заботы начались.
Глава вторая. ПЕРЕКРЕСТОК
Преодолев несколько миль нестерпимо мучительной боли, Песнь Крови наконец добралась до спасительного леса. Она положила седло прямо на снег, рядом с заиндевелой сосной, а сама опустилась рядом, прислонившись спиной к дереву, и, вытянув больную ногу, с трудом, скрежеща зубами от боли, стянула с нее башмак.
Левая лодыжка ныла и горела, точно ее пронзили раскаленной иглой. Она прикоснулась к пылающей плоти и почувствовала, как боль простреливает ногу насквозь.
— Кровь Гарма! — с яростью выругалась она сквозь стиснутые зубы.
Старательно прикрывшись от солнечных лучей тяжелым плащом, она осторожно развязала свой волшебный мешочек и нашла в нем заткнутый пробкой глиняный кувшинчик, содержащий в себе целебную мазь, способную справиться с болью. Открыв его, она невольно поморщилась от неприятного резкого запаха, волной ударившего в нос. Она бы никогда не решилась использовать мазь, поскольку с опаской относилась к любому колдовству, особенно к чарам богини Хель. Но ей необходимо было двигаться вперед, и, возможно, ей бы даже удалось идти гораздо быстрее, если бы не приходилось при каждом шаге бороться с нестерпимой болью. Она набрала мазь на ладонь и старательно растерла ею ногу.
