— Да, отцепись ты от меня, извращенец юный! — взвыл Ставрас и довольно сильно толкнул Шельма. Тот отлетел от него. Лекарь явно на этот раз даже не подумал соизмерять силы, но ушлый шут легко перевернулся прямо в воздухе, вверх тормашками встав на руки и скорчив хитрющую мордашку, весело подмигнул, стоя на одной руке.
— Ты так горяч, мой верный рыцарь, — протянул он, вставая на ноги и шутовски разводя руками. Сначала одной, потом другой, затем подпрыгнул и сделал легкий, совсем не мужской реверанс. И все это с неизменной улыбкой с затаенной печалью в глазах.
Ставрас закатил глаза к потолку: ну, вот как на такого обалдуя злиться?
— Так, ладно, но чтобы я сегодня ни про каких рыцарей больше не слышал.
— А завтра? — сразу же поинтересовался приставучий шут, подбираясь ближе.
Ригулти внимательно следил за его перемещениями, но не спешил отходить. Что его, мальчишка, что ли испугает?
— И завтра.
— А послезавтра?
— Еще шаг и я не знаю, что с тобой сделаю.
— Поцелуешь?
— Не дождешься.
— А так хочется… Ну, неужели, даже в носик? Смотри, лапа моя ненаглядная, какой он у меня миленький и аккуратненький, просто созданный для поцелуев.
— Та-а-а-ак, — прорычал лекарь, хватая вконец зарвавшегося шута за руку и поворачиваясь к взгромоздившемуся на троне королю, который все же решил попробовать задавить его авторитетом. Но, встретившись с карими, почти желтыми глазами Ставраса, Палтус понял, что ничего не получится.
— Хорошо, — быстро проговорил он. Дразнить гусей и дальше совсем расхотелось, уж больно недоброй вышла ухмылка Ригулти, стиснувшего ладонь шута так, что последний скривился, хоть и явно паясничая, но промолчал. А король, поспешил продолжить: — Я согласен на твои условия, но сына ты вернешь мне, в любом случае, в целости. И никакой "относительности", ясно тебе?
— А вот это, — растянул губы в улыбке тот, — уже совсем другой разговор. И, кстати, ты все еще настаиваешь, чтобы я и этого, — мотнув головой в сторону притихшего шута, уточнил лекарь, — с собой взял?
— Я настаиваю? — искренне изумился Палтус. — Это не я, это Воровек его с собой тащит. Но, если ты против…
— Нет, я "за", — осклабился лекарь, и все же разжал тиски пальцев, в которых сжимал руку Шельма. Тот сразу же начал демонстративно её растирать и коситься в его сторону обвиняющее, почти обижено.
Лекарь все его взгляды и жесты пока демонстративно игнорировал.
— Ну, тогда я прикажу седлать драконов, да?
— Каких драконов? — чуть ли не пропел подозрительно осчастливленный Ставрас.
— Ну, тех, на которых вы к горам полетите, — пролепетал король растеряно.
— Полетим? О, нет, мы в лучшем случае, поскачем, если вы, конечно, найдете в своей конюшне лошадь, способную не пасть под твоим Боровком.
— Веровеком! И чего это ей пасть-то?
— Под тяжестью, Ваше Величество, это же очевидно! — тут же очухался Шельм и принялся строить рожицы, справедливо рассудив, что если об излишнем весе его сыночка скажет в своей привычной манере Ставрас, то бедного короля может и удар хватить от ярости. И на кого же, тогда он будет работать, а? Ну, не на лекаря же!
— Мой Веровек вовсе не толст, а лишь в меру упитан, — тут же опечалился король, и погрозил им обоим пухлым пальцем. Шельм переглянулся с Ригулти и сделал страшные глаза. Тот вздохнул, но язвить и ехидничать не стал.
— Так вы найдете ему коня?
— Конечно, тогда я прикажу оседлать трех лучших коней и собрать все необходимое.
— Зачем трех?
— Ну, как же: Веровеку, тебе, Ставрас, и Шельму.
— Не беспокойтесь, конь у меня свой, а Шельм поедет со мной.
— В смысле, с тобой.
— В смысле, на одном коне.
— Что?! — вскричали одновременно и шут, и король.
— А это мой личный бонус за труды, — заявил лекарь, весело глядя в возмущенные бирюзовые глаза шута.
— Тебе мало пяти горстей самоцветов?
— Конечно, мало, — протянул довольный собой Ставрас. — Материальное, дорогой мой шут, это не главное. Помнится, ты сам на одном из балов толкал мне эту идею. Надо же и мне приобщаться к прекрасному.
— О, дорогой мой рыцарь, — томно закатил глаза к потолку шут. — Неужели, это был скрытый комплемент? Да? Да? Ну, скажи, что да? — стал прыгать он вокруг него.
Лекарь снисходительно улыбался, а потом сграбастал его за шкирку и выдохнул в губы:
— Если намекаешь, что я назвал тебя прекрасным, то… — сделал паузу лекарь, притянул мальчишку к себе еще ближе, успев заметить, как в бирюзе его растерянных глаз, мелькнуло нечто похожее на испуг, и отомстил, крикнув прямо в ухо, как тот орал в аптеке: — Да!
Шут дернулся, и лекарь отпустил, самодовольно за ним наблюдая. Шельм коротко вздохнул.
— Ты совсем не нежный, радость моя, — обвиняющее поджал губы шут.
— Ну что ты, дорогой, я буду очень нежен холодными ночами, которые мы проведем под одним одеялом, — промурлыкал лекарь.
В глазах шута мелькнул гнев. Ставрас его таким еще не видел. Признаться, засмотрелся. Мальчишка был красив, даже в шутовском колпаке и нарочито пестром камзоле, этого точно было не отнять.
— Вы что, собираетесь и дальше при мне все эти мерзости обсуждать?! — возопил король, и лекарь отвлекся от затягивающих в свои омуты глаз шута, в которых теперь стоял не только вызов, но и некоторая, просто восхитительная, по мнению Ставраса, непримиримость. Кажется, ему все же удалось его раздраконить. По-другому не скажешь. Путешествие намечается, однозначно, захватывающее, хоть и безрезультатное. Не говоря об этом шуту, Ставрас тоже не собирался отдавать радужное чудо этому жиртресту Воровеку. (можно заменить на "жирдяя")
— Ну, что вы, Ваше Величество, мы уже уходим.
— Куда?
— Ко мне в лавку, конечно, — заявил Ставрас, и вовремя успел схватить за руку уже вознамерившегося слинять шута. — Нам же нужно собираться.
— И его что ли, с собой заберешь?
— Заберу.
— Ну, как знаешь, — махнул рукой король, утомленный всем этим разговором. Ему уже давно хотелось избавиться от этих двоих, чтобы спокойно предаться праздному безделью. — А, да, — бросил он уже в спину лекарю, тащившему за собой слабо упирающегося шута. — За Веровеком вы хоть, когда заедите?
— Я заеду? — протянул лекарь, посмотрев на него через плечо. — Этот он пусть, как соберется, к лавке моей подъезжает.
— Но…
— И никаких "но". Кстати, свои самоцветы я жду тоже сегодня.
— Но…
— Хотите поторговаться?
— Нет уж, наторговался! Идите уже!
— Идем, идем…
Они вышли, и вот тогда шут попытался вырвать руку по-настоящему. Лекарь не пустил, резко, каким-то неуловимым движением повернулся к нему и, вжав спиной в стену, уперся ладонями по обе стороны его лица.
