Зрение восстановилось: расплывчатый мир, собрался по кусочкам, снова обрел выпуклые, четкие формы. Но что-то изменилось, что-то уже не вернуть. Виктору трудно поверить в картинку, ретранслируемую в одночасье переродившимися глазами: "Боже, какой же он огромный!" — вспыхнуло, и спряталось под лопаткой тайное восхищение. Крупный экземпляр, наверное, раза в два больше, самого большого медведя, которого приходилось встречать опытному охотнику. И он действительно, смахивает на медведя, но густая львиная грива, ярко красная, с жирными желтыми линиями, спина, и мощная грудная клетка, обтянутая рельефными, грубо выпирающими волокнами мяса, все-таки характерней для кошачьих, чем…
Он метрах в пятидесяти, и постепенно увеличивая скорость, сокращает это расстояние, двигаясь по открытой поляне, прямо на него, Виктора.
Сейчас, видно движение каждого мускула, но абсолютной гармонии, пластике мягкого шага, грациозности прыжка, мешает искалеченная задняя лапа. Страшная, развороченная, царапает торчащими костями, прижимаясь к кровоточащему брюху. Держит навесу, но когда боль от впивающихся в брюшные мышцы костей, становится нестерпимой, опускает, слегка волочит по земле, при этом, заметно теряя в скорости.
"Да, наверное, не стоило про милосердие, — подумал Виктор, — и про гуманизм, наверное, тоже больше не надо…"
Лихорадочно решая, что делать дальше, Виктор, то размахивал ружьем, и кричал что-то, как казалось ему, воинственное и пугающее, то демонстративно вскидывал двустволку на плечо, громко кричал: "Ну все! Я стреляю!! Я убиваю тебя прямо здесь и сейчас!!", — но тут же, нерешительно опускал ее, охваченный отупляющей паникой, бежал прочь, отбегал немного, останавливался, и опять кричит, угрожает, трясет кулаками: что-то страшное ожидает Жу, если приблизится еще, хоть на метр.
Мысли путаются, требуют немедленных противоречивых действий. Жизнь Виктора измеряется уже не временем, его жизнь — метры, даже не метры — два удара сердца, потом — впрыск адреналина, и непроизвольное сокращение мышц агонизирующей плоти.
Из груди человека вырвалось страшное оглушительное — Ааа..! Виктор подпрыгнул на месте, развернулся в воздухе, ноги замелькали так быстро, что кажется, туловище само, под воздействием невидимого магнита, понеслось над застывшей поляной.
Хищник, почти остановился, пытается угадать направление, понять принцип нелепых петляний ускользающей добычи. Виктору, даже показалось — Жу мысленно похвалил, за своевременную талантливую импровизацию.
Не торопится, дал отойти, и вместо того, чтобы последним рывком настигнуть, — корректирует направление: выдерживает расстояние, появляется, то слева, то справа, гонит, как пастушья собака, отбившуюся от стада овцу.
Виктор, не может сдержать негодования по поводу последних неразумных действий назойливого оппонента, и уже не надеясь повлиять на слабый мозг животного, мысленно доказав бесперспективность последнего проекта, закричал во всю глотку, предавая прежним мыслям эмоциональную окраску: "Тупое, узколобое существо!!. - кричит он. — Тебе — тупица! Не хватает фантазии, и элементарного кругозора, чтобы понять, что может сделать с тобой вот этот!.. — И перепрыгивая через овраг, успел поднять ружье, потрясти над головой. — Разрывной патрон!.. Да! Вот таким вот, я напрочь сносил бошки слонам… Такая вот пуля!.. — Повторил предыдущий жест. — Пятитонного носорога разрывает пополам!.. Пополам разрывает! — кричит он, задыхаясь. — На два кусочка! А с таких как ты… уж поверь, — убивал десятками! И в десять раз больше, да и поумнее!.. Я не смогу даже пнуть твою дохлую тушку… Повезет, если найду, хоть один… из твоих гнилых зубов!.. Но заметь!.. Заметь! Я не стрелял! (кстати и сейчас не понимает, почему не нажал на курок, может, поддался страху, инстинкту жертвы; воображение, так отчетливо, передало, тот кричащий ужас, то нестерпимое ожидание боли, что будут мучить еще несколько секунд, после того, как ружье даст осечку). Я, хотел дать нам еще один шанс! — кричит сорванным голосом человек. — Шанс подумать!.. Но ты, не хочешь думать, а я заставлю тебя понять, что твоя! Именно твоя… смерть сейчас гонится за мной!.. Ты выживешь, только если повезет!.. Жутко повезет!.. Твой шанс на успех — один из ста! На что надеешься?!. А я бегу, только потому, что девяносто девять процентов гарантированного успеха, для меня слишком мало!.. Я не рискую жизнью из за… Я охотник любитель! Охота — мое развлечение… Хобби не стоит того, чтобы рисковать, чемто кроме..! Кроме..! Не в моих правилах!.. — Охотник остановился, пытается отдышаться, почти шепотом: — Ты через чур ободрен моим нежеланием идти на прямые конфронтации… и не хочешь реально оценить свои шансы, но подумай, хорошенько подумай, и…"
4
…и Виктор увидел скалу, огромную, серую глыбу. Рванулся к ней и уже подбегая радостно взвизгнул, — удача не оставила! Остановился в нескольких шагах возле узкой, почти заваленной камнями щели. "А вот на это, ты и не рассчитывал!" — Нервно огляделся, засмеялся про себя, и с трудом, еле-еле втиснулся в узкий вход, — нырнул в холодное, мрачное чрево.
Теперь, можно отдышаться, собраться с мыслями. Здесь он в недосягаемости. Но чтобы убедиться, что другого способа залезть в пещеру нет, осторожно ступая в темноте, ощупывая скользкую от влаги стену, сделал круг, снова уперся в зияющую дыру знакомого входа. "Теперь отдыхать, отдыхать…" Нащупал на земле большой плоский камень, лег на него, вытянулся, крестом раскинул руки, сразу почувствовал, как приятно остывает горячее, вспотевшее тело.
"Как же здесь хорошо и спокойно… — думает счастливый человек. — Вот так можно пролежать всю жизнь. Мечемся в поисках неуловимого счастья, а оно оказывается здесь — Провел вспотевшей ладонью по гладкой, тугой поверхности. — Лежит, спрятало свое громоздкое тело от людских глаз, в безжизненной твердой породе, наслаждается вечностью".
Шло время, вечность перевалила за середину, двинулась дальше. Скоро, просвет входа исчез, слился с непроглядной темнотой, бережливо вынашиваемой заботливым каменным айсбергом в своей утробе. Почти без схваток долгожданный ребенок вырвался наружу, утопил все вокруг на многие, многие сотни километров. Ночь, — равнодушно отметил про себя Виктор, закрыл сонные глаза, больше не обращает внимания на звуки; они остались там, снаружи, а здесь — тихо, надежно. Об этом приятно думать, даже улыбнулся, погладил грубую шипастую стену, засыпает, растворяется в сыром, застоявшемся воздухе.
Жу держится от пещеры на расстоянии, скрытый от посторонних глаз слепящей теменью, наблюдет за входом; только изредка, глухой прерывистый рык выдает его присутствие.
