На ступенях широкой лестницы храма, сложенной из желтоватого песчаника, шла какая-то возня – с криками, частыми взмахами рук и пронзительными взвизгиваниями. Вот из общей свалки выпал растрепанный серый ком, лихо кувырнулся по ступенькам, шлепнулся и, прихрамывая, споро заковылял прочь. Иногда существо – обычный сухоногий побирушка – оборачивался, понося собратьев по ремеслу на туранском и шемском наречиях. Державшаяся в отдалении группка зрителей приличного вида одобрительно засвистела.
– Разогнать? – с готовностью предложил Конан, сообразив, что у храма происходит обычнейшая свара между нищебродами, делящими лучшие места.
Шетаси в притворном ужасе схватился за сердце:
– Мальчик, ты на солнце, случаем, не перегрелся? Или тебе не растолковали, где ты имеешь честь служить? В Сыскной Когорте месьора Рекифеса! Запомнил? Драки между нищими, мелкие жульничества, обсчеты, обвесы, обмеры, торговля гнилым сукном и прочая чепуха нас никоим образом не касаются. Пусть этим городская стража занимается, за то ей деньги платят.
– Что тогда касается нас? – немедля пожелал выяснить Конан.
– Ну-у… – уль-Айяз внушительно поднял толстый палец, украшенный кольцом с большим, но показавшимся варвару поддельным рубином. – Убийства. Кражи и мошенничества, совершенные с особым размахом. Контрабанда. Вымогательство и еще вот такие предприимчивые бездельники…
С последними словами, прозвучавшими невнятной скороговоркой, почтенный старший письмоводитель с неожиданной для его возраста и комплекции стремительностью развернулся, ловким (наверняка отработанным за многие годы) жестом сгреб за шиворот неприметного малорослого типа, размашисто встряхнул, как кошка трясет пойманную мышь, и развернул физиономией к себе. Пойманный отчего-то не вырывался, не голосил, заверяя мир в своей невиновности, и только пробурчал:
– Доброго здоровьичка, месьор Шетаси.
– За мое здоровьичко не беспокойся, свое побереги, – рыкнул вышепоименованный месьор. – Ну-ка брось! А ты, юноша, подбери.
Типчик покорно разжал пальцы. В дорожную пыль грузно шлепнулся увесистый кошель, каковой Конан не замедлил проворно подхватить.
– Конан, ты не заметил поблизости парочки лоботрясов из городской стражи? – задумчиво осведомился старший письмоводитель, продолжая слегка потряхивать бедолагу – просто так, для порядка, дабы тот не счел себя забытым. – Ибо несообразно двум героям из Сыскной Когорты тратить свое драгоценное время на препровождение в застенки Алронга мелкого гнуса по имени Бирмит, а по прозванию Крыса, каковой Крыса даже кошелек у купца толком срезать не в состоянии, чем позорит наш достославный город. А, Бирмит? Чую, пора тебе на заслуженный отдых.
– Месьор Шетаси, не сдавайте! – взмолился Бирмит Крыса, а Конан деловито сообщил:
– По-моему, патруль городской стражи мы недавно миновали.
– Можешь ли ты сказать нечто, способное облегчить твою участь и доказать, что ты еще не окончательно потерян для общества? – печально поинтересовался Шетаси у неудачливого карманника.
Опасливо поглядывая на хмурого Конана, воришка что-то быстро зашептал Шетаси в самое ухо, заросшее седым жестким волосом. Почтенный уль-Айяз рассеянно кивал. Когда Крыса закончил, Шетаси испустил тяжкий вздох и неожиданно выпустил из пальцев воротник его чудовищно засаленного халата, отчего Бирмит шлепнулся на четвереньки, однако немедля вскочил и с поразительной быстротой отбежал на пару десятков шагов.
– Псы поганые! – завопил он, оказавшись в безопасности. – Чтоб вам лопнуть!
– Догнать? – азартно предложил Конан.
– А сможешь? – спросил Шетаси с некоторой завистью. – Да Сет ему в попутчики. Я его завтра опять поймаю. Много там?
– Где? – не понял киммериец. Потом сообразил и распустил шнурок на подобранном кошельке. – А-а…Ого!
– Дай сюда, – недовольно буркнул Шетаси, отбирая кошель. – И запомни, сынок: все изъятое у нарушителей закона должно быть немедленно сдано в городскую казну.
С этими словами он запихал кошелек к себе в пояс.
Отчего-то Конану показалось, что содержимое городской казны сегодня не пополнится.
Следующую остановку Наставник и тенью следовавший за ним ученик совершили в таверне «Звездный мост». Молодому киммерийцу об этом местечке рассказывали приятели, причем рассказ непременно сопровождался восхищенными закатыванием глаз и многозначительным прицокиванием языка. Оказалось – заведение как заведение, только почище и кормят наверняка не в пример лучше «Хромой лошади». Почтеннейший Шетаси грузно привалился к стойке, небрежно поманил пальцем хозяина, выросшего перед ним, словно из досок пола, и завел с ним тихую беседу.
Заинтересовавшийся Конан навострил уши, однако речей старшего письмоводителя не расслышал. Долетали до него только отдельные реплики хозяина «Моста», чье лицо приобретало то бледный, то зеленоватый оттенок, а голос предательски срывался.
– …кто говорит?!
– …Митрой Всевидящим клянусь!
– …почтеннейший уль-Айяз, жить-то надо…
– …как есть якшается с туранцами, а пахучую дрянь прячет на заднем дворе, за балкой овечьего сарая…
– …да никогда в жизни!
С последними словами хозяин проворно нырнул за стойку, откуда появился уже с маленьким кожаным мешочком, стремительно перекочевавшим за широкий пояс почтеннейшего Шетаси, составив компанию кошельку Бирмита Крысы.
– Смотри у меня, – пригрозил на прощание уль-Айяз, однако от предложенного кувшина белого шемского не отказался, и даже проявил щедрость, разделив сей кувшин с младшим подопечным.
– Вот народишко пошел, – огорченно сетовал месьор Шетаси, направляясь в сторону улиц торгового квартала Сахиль. – Никакой честности в людях не осталось! Нет, чтобы расплатиться и жить спокойно, так всякий норовит увильнуть да припрятать, себе оставить побольше, а законной власти – поменьше!
«Законная власть, надо полагать – господин Шетаси собственной персоной», – рассудил Конан, но вслух говорить ничего не стал. Он уже запомнил простое и действенное местное правило: иногда стоит держать язык за зубами.
Вместо этого киммериец спросил:
– Теперь куда?
– В «Золотой павлин», – пропыхтел уль-Айяз, вытирая с лысины обильные капли пота и раздраженно поглядывая на ослепительный солнечный диск. – Тамошний владелец обзавелся дурными привычками. Во-первых, водит дружбу с перекупщиками желтого лотоса, чего я во вверенном мне квартале потерпеть никак не могу. Во-вторых, обирает девчонок, которые живут при таверне, и какую-то, по слухам, даже поколотил. Хорошо ли это – обижать бедных девушек?
Конан согласился, что весьма нехорошо. В «Павлине», таверне поблизости от площади Скачущих Коней, ему доводилось бывать, и он знал, что там подрабатывает танцовщицей Элата, одна из десятка подружек Ши Шелама. Правда, из-за некоторых обстоятельств Ши с ней недавно поссорился, и теперь вовсю ухлестывал за Юнрой, дочкой богатого торговца древностями Аземы Тавилау. Самому киммерийцу Юнра казалась чрезмерно рассудительной для женщины и страшненькой с лица. Непонятно, что в ней нашел Ши. Может, желает добраться до сундуков ее папаши? Зряшные надежды – кладовые семейства Тавилау отнюдь не стоят нараспашку в ожидании проходимцев навроде Ши.
