— Думайте-думайте, господин ученый, не засыпайте, — стала тормошить его Ведьмушка, — а то опять на сто лет отключитесь. Что Русалочке нужно, чтобы вернуться?
— Сердце, человеческое сердце, «бессердешные» вы мои, если хотите осуществить обратный переход. Только где ж его взять? У кого оно есть — не отдаст, а кто готов отдать или продать свое сердце — так ведь нет сердца у того, — прошептал старик и ворохом тряпья обмяк-задремал в своем неудобном кресле, горестно морщась во сне.
— Сердце? — переспросила Ведьмушка, никогда не терявшая присутствия духа, и сначала хотела уточнить еще что-то, но, поняв, что Алхимик не слышит, стала внимательно оглядываться вокруг, как будто среди химических реторт и перегонных кубов, могло заваляться требуемое.
— Сейчас — сейчас, Русалочка! …Сегодня у старших классов лабораторные работы были.
Она прошлась вдоль ближайшего стола, нюхая содержимое пробирок и копаясь в больших пластмассовых кюветах, в которых лежали спутанные очески волос, волчьи зубы, невероятно длинные из-за оголенных корней, и раскрошенные угольки от сожженных осиновых поленьев. Тут же валялся альбом-гербарий в кроваво-красном дерматиновом переплете: он был открыт на листах с пришитыми к ним ломкими стебельками травы-прикрышь, собранной в великоденский мясоед и предназначенной для того, чтобы массово губить на свадьбах зазевавшихся невест — обучали в заведении широкопрофильно.
Взвизгнув от радости так, что у заснувшего на пару с Алхимиком Сэра-кобеля шерсть непроизвольно встала дыбом, Ведьмушка вытащила все из того же горшка для кальцинации, из какого торчала дудочка стетоскопа, крошечный неопределенного пыльного цвета комочек и развернула его за перепончатые крылья.
— Что это за пакость? — отступая на шаг, спросила Русалочка, с отчаянной надеждой наблюдавшая за поисками подруги.
— Прелестная штучка — сушеный нетопырь!
Угадав по растерянному выражению ее лица, что Русалочка не разделяет восторга, она пояснила:
— Да, мышь это летучая, которую поймали на чердаке и, отвинтив голову, провялили в хорошо проветриваемом помещении. У нас задание на летние каникулы дают: к первому сентября принести трех мышей, двух жаб, желательно с бородавками, и на выбор, медянку или другую ядовитую змею… Со мной за партой одна дура сидит, так она принесла безобидного ужа, замазала ему желтые пятна чернилами и этикетку подвесила к хвосту «Гадюга». Теперь ее иначе, как «хидрюга», и не называют.
— Послушай, Ведьмушка, как мне может помочь сушеный нетопырь?
— У него сердце есть во внутренностях? Есть! Их никто не соглашается потрошить — уж очень мелкие, не то, что черные коты. Вот уж кто смердит, если не препарировать!
— Не думаю, что мне может подойти сердце летучей мыши.
— Мы его в спиритусе размочим и растянем.
— А мне не придется спать вниз головой на спинке кровати и ориентироваться при помощи ультразвукового биолокатора?
— Пожалуй, этого я не учла, — сдалась Ведьмушка. — Может, тебе вообще без сердца обойтись? Сколькие так живут!.. Да не плачь, а то мне так тебя жалко, что погода портиться начинает, Черт побери!
За стенами подвала, действительно, рычал ветер поднимающейся бури, потом в давно немытые испятнанные сажей окошки замолотил крупный дождь, и из дальнего угла поднялась в воздух забытая кем-то колода игральных карт атласными «рубашками» вниз, построилась в журавлиный клин по мастям и полетела к выходу, где ее насмешливым взглядом проводил появившийся в дверном проеме пригожий парень: чернобровый, черноокий, черноусый и чернокудрый. Больше всего он походил на украинского парубка, собиравшегося обобрать спелую черешню в садочке у соседской хаты — что-то лихое, веселое и чертовски привлекательное было во всем его облике.
— Ага, наша Ведьмушка опять бесится, — сказал он, не здороваясь, и хотел щелкнуть по последней из улетающих карт, даме пик, но она, сделав мертвую петлю, увернулась от него. Тогда парубок подскочил к девчонкам, приобнял их обеих за тоненькие талии, а Ведьмушку чмокнул в щеку. — Звали меня?
— Изыди! — сердито крикнула подружка Русалочки, но, не выдержав взятого тона, улыбнулась. — Звали — не звали, а ты уже и рад стараться, Чертенок.
— Просто рад! Где две красивые девушки — там и Черт! Мне по регламенту положено здесь быть.
— Какой он дисциплинированный, прямо отличник или стипендиат! Можно подумать, что это не ты удобрил святой водой сортовые могильные бархатцы и астры в парниках, после чего все они стали одинаковыми — крестоцветными, дикой редькой то есть.
— Ты бы еще вспомнила, как я гномам колпаки поменял, а они решили, что Упырь их околпачил, и побили его. Кинокомедия была! Давай сатанинским хохотом смеяться. Будешь с нами, новенькая?
— Нам не до смеха: Русалочку домой нужно вернуть, а старец в «отключке». Ты должен его в чувства привести, чтоб совет дал.
— Так точно, мой генерал, не в первый раз! — откозырял Чертенок. — Видишь склянку на книжной полочке, справа от Вергилия, но левее Сенеки? Подай ее мне.
Ведьмушка дотянулась до пузырька, вынула притертую пробку и передала «верное средство» своему приятелю. Под столом завозился Сэр Баскервиль, а потом опрометью бросился вон из лаборатории.
— ДЕЛИРИУМ ТРЕМЕНС — белая горячка, — поставил себе диагноз Алхимик, очнувшийся и даже слегка протрезвевший от запахового удара нашатырного спирта, которым ему намазали бородку. — Черти мерещатся!
Чертенок, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами, разразился сатанинским хохотом, как ему давно мечталось.
— Патер, заменить Русалочке сердце мы не смогли, — сказала Ведьмушка, не отвлекаясь на забавы от главной цели, потому что она просто кожей чувствовала, что время у Русалочки заканчивается: новенькая совсем уж побледнела и все хваталась за горло руками. — Скажите, а как в таких случаях поступают в ее мире?
— Не знаю точно. Скорее всего, с утонувшими проводят комплекс реанимационных действий: первоначально — искусственное дыхание и непрямой массаж сердечной мышцы, а если не помогает, то специальным электроразрядником «запускают» сердце вновь, МУТАТИС МУТАНДИС — изменив то, что следует изменить. Горькую судьбу, к примеру.
— Молния — она ведь электрическая?
— Да, конечно.
— Если молния ударит в русалочье сердце: мертвое, прозрачное и холодное, забьется оно на Том свете?
— Не знаю, деточка.
— Нечего тут сомневаться! У нее переходная фаза подходит к концу: она уже не дышит! Ведь к концу подходит, да?!
— К сожалению, ты права.
Ведьмушка гордо выпрямилась, в ее полуночных глазах засверкали крошечные зеленые болотные огоньки и, хотя она была воплощением дерзкой беспечной весны, по юному лицу заскользили тени страстного зрелого женского лета, печальной мудрости осени и холодного равнодушия зимы-старости, так что на мгновенье стало видно, какой Ведьмушка станет: блистательной, великолепной и завораживающе прекрасной.
