— Что случилось? — спросил он.
— Ничего. Не могу найти Фридла, — коротко ответил старик, протягивая трубку радиотелефона, которую Оливер сразу не заметил. — Джулианна на проводе.
Оливер застыл на месте. Он глядел на отца с приоткрытым ртом, сознавая, что выглядит как впавший в ступор идиот. Потом перевел взгляд на трубку и, только протянув к ней руку, понял, что творится в его душе.
— Благодарю, — сказал он больше по привычке, чем из вежливости.
— Олли? — окликнула Колетт. В ее голосе звучали забота и удивление.
Оливер бросил на нее покорный взгляд и взял у отца трубку. Старик что-то пробормотал о том, что позже хочет поговорить с ним о деле, которое нужно решить до того, как они с Джулианной отправятся в Южную Америку на медовый месяц. Оливер почти не слышал его.
Он поднес трубку к уху:
— Алло?
— Привет! — сказала Джулианна. Ее голос прозвучал так нежно и близко, словно она лежала рядом с ним в постели. — Что стряслось?
Печально улыбнувшись, он повернулся спиной к сестре и отцу.
— Порядок. Провожу последний холостяцкий вечер в компании пьяных придурков.
— Чего и следовало ожидать, — рассмеялась Джулианна. — А я как раз пытаюсь спровадить жиголо и прочий сброд.
Оливер не смог удержаться от смеха. Джулианна — чудесный человек. Она добрая, красивая, умная. И он сделал ей предложение. Разве не от него самого зависит, сохранится ли в сердце страсть? Да, мама подчинилась отцу. Как всегда подчинялся сам Оливер. Но это вовсе не значит, что и его брак обязательно станет клеткой. Все в его руках.
— Рад слышать твой голос, — произнес он.
Отец сразу же ретировался в коридор. Колетт подошла и поцеловала брата в щеку. На секунду она задержалась, чтобы погладить его по голове, и он увидел в ее глазах жалость. Жалость к нему. Он кивнул ей. «Все будет хорошо», — подумал он в надежде, что она прочтет его мысли или хотя бы поймет выражение лица.
— Как насчет завтра? — спросил он Джулианну, когда Колетт вышла из комнаты и растворилась в недрах огромного дома вслед за отцом.
— А что? — спросила Джулианна. — Ты собирался мне что-то предложить?
— Собственно говоря, да.
Несколько часов спустя Оливер все еще сидел в салоне. Было довольно поздно, а значит, миссис Грей давно ушла. Поэтому он предпринял вылазку на кухню, чтобы сделать себе горячего какао. За то короткое время, что его не было, Фридл успел затопить камин. Когда он вернулся с большой кружкой дымящегося какао, на поверхности которого покачивалась солидная порция взбитых сливок, огонь уже полыхал. Какое-то время Оливер с удовольствием скармливал камину все новые поленья — Фридл оставил для него целую стопку. Но вот дрова почти кончились. Одно из окон в дальнем конце комнаты осталось слегка приоткрытым, и сочетание жара от пышущего огня и холодного зимнего ветра, проникавшего в комнату, было приятным. Снег успел покрыть подоконник толстым слоем. Снежинки поодиночке приземлялись на деревянный пол и медленно-медленно таяли.
Это было волшебство. Сейчас, здесь, в этой комнате, где он сидел со своим какао, держа в руках потрепанный томик «Морского волка» Джека Лондона в кожаном переплете. Оливер уже не впервые спасал эту книгу от одиночества, вытащив из ряда таких же заброшенных томиков на одной из полок. «Морской волк» стал приключением, к которому он много раз возвращался за эти годы. Всегда — в этой комнате, в этом кресле, под этой лампой.
За окном бушевала метель, дом погрузился в тишину, время куда-то исчезло. Оливеру снова было двенадцать. Огонь потрескивал, отбрасывая на стены призрачные оранжевые блики.
Погруженный в чтение, он бороздил море на борту «Призрака», а у штурвала стоял Волк Ларсен. Весь мир отодвинулся куда-то в сторону, и Оливер переселился на страницы «Морского волка», далеко-далеко от своих тревог о будущем и полной тонкой иронии любви к женщине, обреченной стать, хорошо это или плохо, его якорем.
По телу Оливера уже несколько раз пробегала дрожь, прежде чем он заметил, как похолодало в салоне. От огня осталось одно обуглившееся полено, которое лизали слабые языки пламени. Оливер нехотя заложил страницу пальцем; высохшая бумага захрустела. Он подошел к камину и опустился на колени. Кочергой отодвинул чугунную решетку — металл уже давно так накалился, что не дотронешься, — и аккуратно пристроил в огонь два полешка потоньше.
Когда пламя разгорелось, Оливер взял еще одно полено, на сей раз мощное, с толстой корой, и положил наискосок поверх остальных. Задвинул решетку и несколько секунд неподвижно смотрел на пламя. Потом, по-прежнему держа палец меж страниц книги, встал и направился к своему креслу.
Холодный ветер гулял по комнате, хватая сзади за шею ледяными пальцами. На этот раз Оливер заметил, что дрожит.
— Бр-р-р, — сказал он себе, и губы сами растянулись в улыбке.
Открытое окно громко дребезжало. Взглянув на него, Оливер обнаружил, что снегу нанесло куда больше, чем он ожидал. Кристально белый снег заполнял всю щель между окном и рамой, а на полу лежало уже столько, что он даже не таял.
— Черт!
Оливер направился к окну. Край восточного ковра лежал не меньше чем в шести футах от стены, но снег добрался и до него. Оливер попытался смахнуть снег башмаком и только намочил ковер. От сильного порыва ветра окно задребезжало еще сильнее. Звук был таким громким и резким, что Оливер даже подскочил и в изумлении покосился на снежную бурю, бушевавшую за окном. Ночной мрак, казалось, еще сгустился. Ветер яростно хлестал по стеклам, тихо завывая, врывался в приоткрытое окно. С каждым порывом в комнату залетало все больше снега.
— Ого! — прошептал Оливер, вглядываясь через стекло в темень.
Легкий снегопад превратился в настоящий буран. Снег валил густыми хлопьями, и его было так много, что он полностью, как одеялом, покрывал землю, вздымаясь вихрями на ветру.
Левой рукой Оливер прижимал книгу к груди, стараясь держать ее подальше от окна. Какое-то мгновение он просто любовался метелью. Потом стекло опять задребезжало, и ему показалось, что окно прогнулось, словно буран пытался проникнуть в комнату. Он протянул руку, чтобы закрыть окно, но на подоконнике скопилось столько снега, что оно сдвинулось едва ли на полдюйма. Оливер попытался вымести снег наружу. Но окно словно примерзло. Тогда, не выпуская «Морского волка», Оливер неловко схватился за верхнюю часть рамы обеими руками и повис на ней всем телом. Окно заскользило вниз.
Тут мощный порыв ветра ударил в здание, и все окна в салоне протестующе затряслись. Открытое окно вырвалось из рук, и Оливер опять начал закрывать его. Но ему не хватало сил. Буран бушевал, сотрясая стены. Ветер, казалось, визгливо кричал, врываясь в узкий зазор между рамой и подоконником.
