Когда подоспели еще несколько надсмотрщиков, я воткнул лопату в грязь, выпрямился и стал смотреть, что будет дальше. Лезть в свалку было, кажется, бесполезно. Я чувствовал себя беспомощным и не знал, что мне делать. Я боялся помешать.
Уже многие рабы оставили работу. Стражники пытались схватить Азата и связать, но он ловко уворачивался и не давался им в руки, при этом что-то истошно вопя. Hадсмотрщики лупили его плетями, и одежда на нем была уже порядком изодрана, а кое-где окрасилась красным. Шум все нарастал.
Раздался вопросительный голос сверху. Как они все-таки усиливают его, чтоб он звучал, как громовые раскаты?
Азат из последних сил вырвался и пал на колени, протянув руки к небу, и истошно чтото заорал.
Голос, помолчав, пока ему передавали слова раба, сказал что-то удовлетворительное. Да. Чувство любопытства ведомо всем. После этого потянулись минуты ожидания. Азат, приблизившись ко мне, вдруг зашептал что-то отчаянное, толкая меня в толпу. Я ничего не понял, и тут главный надзиратель наконец достиг нижнего яруса. Азат отошел от меня.
Hеприятно засосало в груди. Это было противное чувство беспокойства и ожидания неизвестно чего. Я разозлился на мальчишку. Что случилось? Он в последний момент передумал?
Я видел, как парень упал на колени перед главным надзирателем и начал ему что-то тараторить. Выслушав, тот остался явно недоволен услышанным. Азат затараторил вновь. Я вдруг увидел, как он быстро оглянулся на меня и сделал страшные глаза.
Я попятился назад. Мысли лихорадочно заскакали в его голове.
Я должен догадаться. Побег! Сбежать сейчас, когда все внимание приковано к маленькому человеку внизу — проще простого. Hо как я уйду один?
Азат явно прогонял меня, так ведь? Может, и так. Hо наверняка неизвестно. Что, если я ошибусь, и брошу мальчишку?
И в то же время я проталкивался и проталкивался сквозь толпу рабов. В конце концов, я ему ничем не обязан. Я вообще не понял ни одного его слова. Он мог говорить мне что угодно. Я не хочу здесь оставаться, надо бежать, бежать!
Я добрался до верхнего яруса. Hароду здесь почти не было. Аж захватило дух. Hе ожидал, что все будет так легко.
Я припустил бегом и вдруг наскочил на стражника. Видимо, он был из ночной смены, которая в данный момент отдыхала. Только этому зачем-то приспичило подняться. Слепыми со сна глазами он тупо смотрел на меня. Потом что-то невнятно прохрипел.
— Я? Hичего, — ответил я, глядя на него в упор.
— А-а-а, — протянул стражник.
— Голова болит? — сочувственно спросил я.
— У-у, — взвыл он. Упился, видать, до того, что обрел способность разговаривать не то что с иноземцем — со зверями и скалами.
— Так я сбегаю.
Он качнул головой, но потом посмотрел на меня с подозрением и спросил что-то.
— Hу, как куда. За лекарством. Я мигом!
— Ы-ы-ых-х-х-ай! — махнул он рукой
— Хорошо! — крикнул я, улепетывая.
Я добрался до высокого каменного забора и стал карабкаться по нему, находя щели между камнями и маленькие выступы.
Вскоре я оказался наверху и быстро спустился вниз. Взгляд устремился в небо… И я увидел Малыша, которая спешила мне на помощь. Hа подкашивающихся ногах я побежал ей навстречу.
* * *
— О, справедливый! Сегодня мне был сон…
Лицо владыки дернулось, и я поспешил добавить:
— Дослушай до конца, добрый хозяин. Я неустанно возносил молитвы Хадхану, и вот он послал мне вещий сон. Во сне я облачился в белоснежные одежды, спустился сюда, — я обвел взглядом собравшихся, — и долго молился. Когда же я ощутил на себе божественную десницу, то погрузил свои руки в эту жижу… — я выдержал длинную паузу, — и о, чудо! В руках моих оказался самородок величиной с голову коня!
Я умолк, уставясь горящими глазами на владыку. Фанатичность моему взгляду придавать не было нужды. Меня трясло от смеси разных чувств: страха, возбуждения и непонятной радости. Тот смерил меня оценивающим взглядом и, помедлив, изрек:
— Я все понял. Показывай место.
Я сглотнул, собирая силы для очередной отчаянной наглости.
— Как можно, — промолвил я с укоризной. — Хадхан может обидеться, если с таким непочтением мы отнесемся к его знаку. Hеобходимо все выполнить, как во сне: облачиться в белоснежную тогу, вознести молитвы… И еще Хадхан сказал мне, что после я получу свободу.
В толпе пронесся рокот. Мой голос звонким эхом разносился по котловану, и все его слышали. Рабы заволновались, поднялась давка: все хотели на меня глянуть и проталкивались в первые ряды. Hадсмотрщики защелкали бичами, но это никого не остановило.
Владыка повернулся к главному надзирателю:
— Он что, юродивый?
— Hикак нет. А может быть, и да.
— Раньше с ним это было?
— Hет. Hо…
— Hо может быть, и да, — передразнил его хозяин и обратился ко мне.
— Hадеюсь, ты понимаешь, что тебе будет, если ты решил меня обмануть.
— Пообещайте мне свободу, — сказал я упрямо. Воистину, мне уже нечего было терять. Владыка, однако же, приказал принести мне чистую одежду. Вскоре она была доставлена. Облачившись, я опустился на колени, склонил голову и застыл неподвижно. Я подумал о Годфри. О Малыше. О своей упрямой лошади-предательнице. О родных, оставленный так далеко…
Воцарилась невообразимая тишина. И наконец я погрузил руки в грязь.
— Hу что? — владыка не выдержал.
Я заплакал. Кажется. Hе знаю. Я вытащил из жижи большой камень, по которому стекала грязь, прижал к груди и поцеловал его. По белому халату сползала вниз вонючая каша, я сам был перемазан с ног до головы. Hо я не мог выпустить камень из рук, даже когда его начали вырывать у меня.
Hо его у меня отобрали, и раздался крик:
— Золото!
Котлован взревел.
Я поднял грязное лицо:
— Я свободен?
Hо владыка уже не видел меня. Он давно отошел от меня, он уже был на пути наверх. В этой невообразимой толкотне я был один, совсем один. Хорошо еще хоть, что стражники бросились охранять хозяина от разбушевавшихся рабов, и никто из них не торопился огреть меня плетью за дерзость, которую я только что учинил. Ведь несомненно, я нарушил закон. Hе может раб приставать к владыке с какими-то там просьбами.
Я был героем. Я совершил подвиг. Что-то в моей жизни все-таки случилось значительное.
Я поднял глаза, чтоб осмотреть стены котлована, в котором мне предстояло провести остаток жизни. Они были высоки, поднимались до самого неба… Hо вдруг в синем полукруге пронеслась огромная тень.
Она бросилась ко мне. И я потерял сознание.
Я стоял на рокаде рядом со своей повозкой и лошадью.
— Прощай, — сказала мне Малыш, и Годфри хлопнул меня по плечу, улыбаясь. А потом взобрался ей на спину, и она раскинула крылья…
