А Иоланта лишь дернула плечом:
— Если Она тебе прикажет — поступишь, как миленький.
И, пожалуй, самым страшным было то, что он не нашелся что возразить.
Самым страшным и самым печальным.
Из дома во дворец Килиан ехал в скверном настроении. Когда он возвращался, то очень надеялся порадовать Лану своими успехами. Ведь действительно, если бы не все, чему она научила его, он бы, скорее всего, поставил во главе Стерейи Маврона, как и думал изначально. Лана, конечно, не знала, что это за фрукт, но сама идея того, чтобы убить человека и насильно выдать замуж его дочь, вряд ли встретила бы у нее отклик.
Вышло, однако, так, что о его успехах говорили они совсем недолго. Очень скоро разговор перешел на саму сложившуюся ситуацию. Да, Килиан понимал, что Лане происходящее не нравится. Но что он мог сделать?
Что он мог сделать? О, Ильмадика, как же он ненавидел тех, кто пользуется подобным выражением. По его глубокому убеждению, что-то сделать можно всегда. Но что?
Отпустить ее? Ему приходила в голову такая идея. Но в конечном счете, она была неудачной со всех сторон. Он подведет Владычицу. А Лана снова станет его врагом, — и рано или поздно у него не будет выхода, кроме как убить ее. Нет. Эта идея — стратегический проигрыш.
Вообще, было у ученого идеальное решение. Жениться на ней. И через то — дать ей свободу. Да только не согласилась бы гордая чародейка спастись таким образом. Да и сам он… Не хотел, чтобы это случилось так. Не хотел, чтобы она клялась ему в любви и верности, внутренне чувствуя лишь отвращение.
Что оставалось? Надеяться, что видя хорошее отношение к себе, она начнет понимать, что Владычица и ее Орден не так уж плохи, как с детства внушали ей. Ведь Лана была отнюдь не глупа. Рано или поздно она должна была увидеть и то хорошее, что они делали.
Должна была.
Пройдя во дворец, Килиан первым делом направился к гостевым помещениям. Именно там остановились Хади и его люди: ансарр пояснил, что искать дом в городе им нет никакого резона, поскольку останутся они там все равно ненадолго. И хотя задержаться им там пришлось дольше, чем планировалось, из-за огромного количества срочных дел, связанных со сменой власти, но сейчас самое время было исполнить обещание.
В гостевых покоях ансарров не обнаружилось. Подметавший коридор слуга пояснил, что искать их нужно почему-то не здесь, а в казармах.
Мучимый дурными предчувствиями, Килиан отправился туда.
— Асдик, — ансарр склонил голову в приветствии.
Хади обнаружился на плацу возле казарм. Одетый в белый (условно) мундир незнакомого ученому полка и пехотные доспехи темно-золотого цвета, он тренировался вместе со своими людьми. Даже для разговора ансарр не стал прерывать тренировку.
— Привет, Хади, — поздоровался чародей, — Почему ты практически не навещал Иоланту? Я же просил.
— Не было времени, — лаконично ответил гигант.
— Вас тоже припрягли решать проблемы новой знати?
Килиан усмехнулся, но в сердце его поселилась тревога. Что-то было не так. Что-то было неправильно.
— В любом случае, это уже неважно, — сказал он, не дождавшись ответа, — Я нашел нужные сведения. Вы можете вернуться домой.
Хади покачал головой:
— Мы остаемся.
Наверное, Килиану следовало обрадоваться такому известию, но… слишком уж от него несло чем-то подозрительным. Не нравилось чародею, когда человек вдруг ни с того ни с сего менял мнение: поневоле начинаешь задумываться, почему он его изменил.
— Я и мои асдика вступили в ряды Железного Легиона, — продолжил ансарр, — Во славу Его Величества Короля Амброуза и Божественной Госпожи Ильмадики.
С подозрением смотрел на Хади Килиан. Еще недавно он думал, что будет радоваться, если ансарр передумает. Да только вот не дураком был ученый. Он прекрасно понимал, почему тот передумал.
Ильмадику адепт нашел в ее покоях. Богиня расслабленно сидела в кресле в тончайшем шелковом пеньюаре, попивала вино и рассеянно поглядывала в окно.
Килиан вломился к ней без стука.
— Рада видеть тебя, — сообщила она, оглянувшись на вошедшего, — Я не сомневалась, что ты справишься с заданием, лучший из моих адептов. Твоего пленника уже передали Эрвину.
— Кто это сделал? — голос ученого звучал непростительно холодно. Нельзя было так обращаться к божеству. Непозволительно. Кощунственно. Преступно. Но как ни старался он держаться подобающе, у него ничего не получалось.
Дверь за собой Килиан все же закрыл. Это дело было между ним и Владычицей.
— Сделал что? — подняла брови она.
Почему-то неожиданно подумалось, что она уже знала, что он хочет сказать. Владычица… Может быть, она и не была всеведуща, но она определенно была более чем мудра.
И все же, ей важно было, чтобы адепт сказал это сам. Возможно, ей самой тяжело было говорить о том, что произошло?..
— Я только что общался с Хади, — ответил чародей, — С человеком, который помог нам вернуться из Земель Порчи. Кто-то из адептов выжег ему и его людям все мозги!
— Да, я знаю, — кивнула женщина, отворачиваясь.
— Кто это был? — спросил ученый, — Это ты знаешь?
Ответ был лаконичен:
— Твой брат.
Килиан медленно выдохнул:
— Я убью его.
Ледяная интонация в голосе Владычицы была для него мучительнее любой пытки:
— Нет, Килиан! Я не позволю. Он сделал это, потому что в отличие от тебя, понял, что это было необходимо. Эти люди нам не друзья. Они предали бы нас. Я понимаю. Тебе сложно иметь дело с этой стороной. Ты не политик, ты не очень хорошо разбираешься в людях. Это нормально, что они смогли обмануть тебя.
Килиан почувствовал жгучий стыд. Прекраснодушный идиот! Наивный придурок, верящий в лучшее в людях! Сколько он вырабатывал в себе цинизм, в надежде не позволить себе повестись на чей-то обман, — но кто-то все же смог найти брешь в его броне. Брешь, едва не ставшую роковой не только для него самого, но и для его Владычицы.
Это продолжалось несколько секунд, но потом в его душе зашевелился червячок сомнения. Мелкий, противный… но ужасно раздражающий.
— На чем основывается это утверждение? — спросил все же ученый.
Богиня дернулась и уставилась на него, как будто он только что отвесил ей пощечину.
— Ты не веришь мне, — ошарашенным тоном сказала она.
И столько в нем звучало боли и отчаяния, что Килиан почувствовал непреодолимое желание прямо сейчас умертвить с особой жестокостью того, кто заставил ее пройти через это.
В данном случае это значило… себя.
— Я верю тебе, — глухо сказал адепт, — Тебе одной в этом мире я верю. Я просто пытаюсь понять.
Ильмадика покачала головой, и ее обвиняющий прозвучал, будто приговор:
— Ты не веришь мне, Килиан! Иначе ты не требовал бы доказательств! Мы прошли через столь многое… И тем больнее мне от этого.
— Прости меня, — склонил голову адепт, чувствуя, как сердце заполняет холодная пустота. Он не хотел, чтобы Владычица видела это так.
Но какое значение имело, что он хотел? Она это так видела. И виноват в этом был только он.
— Не надо, — снова покачала головой женщина, — Мне не впервой разочаровываться в людях.
Разочарование… Её разочарование причиняло ему физическую боль.
Буквально.
Кости и суставы ломило, как будто тело его растянули на дыбе. Килиан глухо застонал, чувствуя, что ноги не держат его. Словно выдернули что-то, что поддерживало стабильность структуры. Какую-то несущую опору.
Рухнув на пол и чувствуя, что с трудом может пошевелить даже пальцем, адепт с огромным усилием произнес:
— Что… происходит?
— Это всего лишь совесть, — ответила богиня, холодно глядя на него сверху вниз, — Килиан, которого я знала, никогда не терпел предателей. И уж точно не мог помыслить о том, чтобы предать МЕНЯ.
— Я… не… предавал, — выговорил ученый.
От презрения во взгляде, которым окинула его Владычица, стало еще больнее.
— Хватит оправдываться. Не надо добивать то уважение к тебе, что у меня было. Просто признай свою оплошность.
