Пальцы у венна были крепкими, держать умели цепко: не вдруг вырвешься! Зорко мгновенно развернулся и перед собой увидел бронзовокожего сухощавого человека средних лет, в странном головном уборе, напоминающем больше женский платок, широких полотняных штанах и таком же то ли халате, то ли плаще из довольно дорогой белой и зеленой материи. Нос у человека был длинный, крючковатый с сильной горбинкой, глаза черные, жаркие, губы тонкие и злые, щеки впалые, но не дряблые. Черные длинные усы и такая же черная борода делали внешность его скрытной, будто он прятался от кого-то, этой самой бородой заслонясь. Сам человек был вершка на два выше Зорко, загорелый и жилистый. Видно, испытания дорогами были ему не в новинку. На пальце, за который поймал его венн, горел красный перстень в золотой оправе.
— Отпусти, — прошипел человек, будто рассерженный змей, выплевывая неродные сольвеннские слова, и сделал попытку вырваться, но венн держал крепко, и незнакомец скривил губы от боли в пальце.
— Почто воровством промышляешь? — глухо спросил венн.
На них пока никто не обращал внимания: такие споры и мелкие ссоры здесь не были редкостью, и люди проходили и проталкивались мимо безо всякого любопытства.
— Сын змеи! — прошипел опять вор, и левая его рука вдруг выпросталась из складок одежды, а в ней блеснул тонкий длинный нож. Не сознавая толком, что сейчас может произойти, Зорко заломил палец лиходея так, что тот и про нож забыл и вынужден был вывернуться, чтобы спасти палец. Зорко воспользовался моментом и ударил обидчика коротко в спину, зане места и времени для размаха не было. Тот грохнулся на колени, но почти тотчас же вскочил, вновь угрожая венну ножом.
Тут-то толпа мгновенно раздалась в стороны: всем стало любопытно, что же здесь происходит, но никто и попытки не делал, чтобы помешать человеку с ножом против безоружного. Женщины подняли визг, мужчины тут же стали спорить, из-за чего произошла ссора и кто теперь одержит верх. Зорко, чтобы не в меру горячий иноземец не приколол его тут же своим кинжалом, отпрыгнул от него на сажень. Но тот, понимая свое превосходство в росте и длине рук, тут же принялся, поигрывая ножом, выискивать момент, чтобы броситься на строптивого венна и тем решить дело, а потом скрыться в толпе, пока не пожаловали люди кнеса.
Зорко пока плохо понимал опасность положения. Он доселе никогда не воевал с человеком, только с диким зверем и действовал как охотник, а не как убийца. Поэтому и боевая ярость не застила ему глаза. Оружия у венна был всего только короткий охотничий нож для снимания шкур, и он никак не мог соперничать с длинным кинжалом супротивника. Зорко действовал так, как будто перед ним был волк, медведь или вепрь. Ни с одним из этих зверей не сладил бы он так запросто, как с человеком: там, где не доставали руки, охотники брали лук или пращу. Лука у Зорко при себе не имелось, пращи тоже, но тяжелый груз на веревке нашелся. Качаясь, словно куст под ветром, пытаясь обмануть врага, так же как и тот пытался подловить Зорко, венн снял с шеи веревку, к которой крепился мешочек с монетами. Он был довольно увесистый, и если попасть им в лоб или в темя… Тот, в белом и зеленом, несмотря что лаял венна сыном змеи, сам был похож на змею, да и шипел, когда произносил слова. Зорко умел предупредить бросок рассерженной гадюки, но пущим умением считалось зачаровать змею плавными обманными движениями и уйти от нее, чтобы не рисковать зря и не убивать безвинную тварь, но эту змею надо было лишить зуба.
Тот, в плаще, догадался, конечно, что затеял Зорко, но то ли посчитал его неумехой, то ли решил, что венн схватил первое, что под руку попалось, от отчаяния, позволил венну раскрутить свое оружие как следует. А позволив это, не сумел упредить удар. Зорко мог, конечно, дождаться первого выпада и мог пытаться выбить кинжал грузом, но венн предпочел охоту: он ударил первым. Увесистый мешочек со свистом рассек воздух и сверху наискось, вытянув веревку чуть ни на всю длину, ударил вора в темя. Удар пришелся сверху, и тот не сумел понять, как поднять руку, чтобы отвести угрозу, зане не видел направления ее прихода.
Сразить таким способом зверя было бы занятием безнадежным: шерсть и толстая лобная кость были супротив такого хлипкого оружия все равно что броня. И человек, будь он в зимней меховой шапке, не пострадал бы, разве только потерял бы равновесие. Впрочем, Зорко хватило бы и этого, но он добился большего. Кровь мгновенно хлынула из рассеченного темени, залила вору глаза, и он уже не мог точно направить бесполезный удар. Зорко увернулся, перехватил руку врага и вырвал кинжал. А смуглый человек в бело-зеленом, к коим цветам прибавился теперь кровавый, с размаха упал на дощатую мостовую. И некоторое время лежал, весь трясясь от злобы. Зорко смотал веревку, поскорее спрятал злополучный мешочек за пазуху и только потом оглянулся.
Площадь вокруг замолкла. Даже женщины притихли. Как и всякая площадная драка, эта была до первой крови. Там, где оканчивалось простыми синяками и шишками, дерущихся подзадоривали бы, кричали бы обидные и ободрительные словечки, потом разнимали бы и потом еще обсуждали подробности. Вид крови останавливал все веселье в один миг, и хмель драчливой удали будто ветром уносило. Зорко стоял в немом кругу недоверчиво и с опаской взирающих на него чужих людей над ринутым наземь противником, которого более не полагалось бить, и не знал, как ему поступить. Ни единого взгляда, который располагал бы к себе, здесь не было. Даже Андвар растерялся, но с него спрос был невелик: известное дело, мальчишка еще!
— Связать бы его, — робко молвил мужик в затертой синетной рубахе и грубых черных штанах, по виду из сольвеннов, из ближних деревень.
— Вот ты и вяжи, коли такой смелый, — передразнил его другой мужик, горожанин-мастеровой, в кожаной куртке-безрукавке, с русой растрепанной бороденкой.
— Кнесовых людей позвать бы, — заметил дюжий, даже толстоватый дядька в кафтане, румяный, усатый и чернобородый, должно быть приказчик, но не главный, а тот, что долго ходит в подчинении у старшего.
— Идут, идут! — послышалось в ответ. — Эко диво! Быстро добрались!
Поняв, что слишком промедлил, обидчик Зорко сделал попытку вскочить и броситься наутек, но не тут-то было. Здоровенный парень-кожемяка в рабочем переднике, кудрявый и рыжий, с широким открытым лицом, усеянным веснушками, запросто поймал иноземца за шиворот и остановил его, но тут же отдернул руки, будто сам не поверил, что может оттолкнуть вора обратно в круг.
— Куда… — только и пробасил парень растерянно.
Тут толпа заколыхалась, и, рассекая ее, словно ладья воду, в круг вышли трое ратных людей в кольчужных бронях, с мечами, но без щитов и шлемов. Первый, уже седой и наверняка старший, на всякий случай вынул клинок из ножен, другие же двое держали руки в кольчужных перчатках на рукоятях своего нешуточного оружия. Это была охрана, кою кнес обязан был выставлять на торге для соблюдения благочиния. Охранников, конечно, было маловато для такого скопления народа, и поспевали они не всегда, что и служило поводом для метких прибауток о расторопности охраны. Но Зорко повезло: охранники — они же состояли в дружине кнеса — оказались недалече. Они прохаживались по главной площади торжища, щелкая орехи и перебрасываясь лениво бездельными замечаниями. Сегодня день выдался тихий: сегваны готовились к тризне по Хальфдиру, и главная причина потасовок на рынке — стычки меж сольвеннами и сегванами — дружинников не волновала. Однако и без сегванов нашлись ухари, нарушившие покой мирян. Именно с намерением научить пьяниц-гуляк уму-разуму и шли сюда эти трое. Но вышло иначе.
