В самом конце весны многочисленное войско князя Ингеру ушло вниз по Днепру. Часть ладей уже была готова к походу, часть Ингер собирался прикупить у северцев и тиверцев. По расчетам Аристарха, для двух киевских ратей требовалось не менее тысячи ладей. Ибо Ингер собрал под свою руку силу, которую мало кому до него удавалось собрать. Не менее сорока тысяч ратников ушло ныне из Киева. Правда, в Черном море им предстояло разделиться. Более половины из них воевода Асмолд поведет на Тмутаракань, а пятнадцать тысяч мечников убийственным смерчем обрушаться на Византию. О Матархе Аристарх не особо печалился. В конце концов, почему бы не прибрать к рукам жирный кусок чужой земли, пока хазары заняты раздорами, но с Византией патрикия связывало слишком многое, чтобы он мог безучастно наблюдать за ее разорением. Впрочем, для очистки совести Аристарх предупредил о походе Асмолда своих хазарских друзей, однако ситуация в Итиле была такова, что это предупреждение скорее всего окажется бесполезным. Бекам ныне не до Матархи. Все свои надежды патрикий возлагал на императора Романа Лакопина и византийский флот, который должен был атаковать Ингера раньше, чем русы высадятся на берег.
Феофил Синкел был страшно огорчен распоряжением императора Романа. Император, бывший адмирал, не раз участвовавший в морских и сухопутных сражениях, должен был понимать, сколь важно присутствие византийского флота у острова Крита. Арабы в последнее время совсем обнаглели и хозяйничали в Средиземном море как в своих прибрежных водах. И вот в тот самый момент, когда Византия уже практически потеряла остров Крит, из Константинополя приходит приказ о переброске флота в Черное море. Было от чего Синкелу схватиться за голову. Какие еще могут быть в Босфорском проливе русы?! Уже по меньшей мере три десятка лет они не появлялись у стен Византийской столицы. Да и с какой стати боевой адмирал должен верить сухопутным крысам вроде магистра Константина, которого император Роман за каким-то чертом прислал к Феофилу Синкелу. Сборщик таможенных пошлин уже проел адмиралу печенку своими дурацкими предостережениями. Будь этот напомаженный красавчик портовой шлюхой, в его присутствии на боевом корабле был бы, наверное, какой-то смысл, но, к сожалению, этот скользкий тип родился мужчиной. И даже прихватил с собой меч, не иначе как для абордажного боя. Идиот. Под началом у адмирала Феофила были не просто корабли, а хеландии, вооруженные огнеметами. Металлические жерла этих страшных орудий убийства были сейчас прикрыты непромокаемой материей, но даже в таком виде внушали ужас непосвященным.
- А они действительно способны сжечь все живое вокруг? - спросил адмирала магистр Константин.
- Лидийский огонь горит даже в воде, - сухо ответил Феофил. – От него нет спасения.
О лидийском огне в Византии знали практически все, но мало кто видел его в действии. Состав горючего вещества хранился в строжайшей тайне, поэтому и огнеметных машин было сделано гораздо меньше, чем того хотелось бы византийским адмиралам. Однако они понимали, что широкое распространение подобного оружия непременно приведет к раскрытию его тайны, и это нанесет Византии страшный, а, возможно, непоправимый ущерб.
- А нам этот огонь не нанесет вреда? – не унимался магистр Константин.
- Не нанесет, - процедил сквозь зубы Феофил. – Если ветра не будет.
Феофил Синкел был опытным флотоводцем, это Константин знал очень хорошо. Тем не менее, страх не покидал его ни на минуту. Страшило магистра не море, а как раз этот самый лидийский огонь, о котором ходило столько жутких слухов. Случалось и не раз, что этот огонь, разбушевавшись, сжигал не только неприятельские корабли, но и греческие. А магистру Константину менее всего хотелось бы сгореть заживо или утонуть в море неподалеку от родных берегов. И какого рожна императору Роману понадобилось посылать в море совершенно неприспособленного человека, в жилах которого текла кровь кочевников-скифов. Не иначе этому поспособствовал кто-то из дворцовых интриганов, которому близость Константина к императору словно нож острый. Не исключено, правда, что это сам Роман, не до конца поверивший в угрозу, исходящую от русов, решил таким образом наказать излишне активного магистра, переполошившего Константинополь. В столице Византии еще не забыли о походах Аскольда и Олега и теперь передавали из уст в уста страшные подробности о зверствах варваров из далекой и мало кому известной страны.
- Ну и где они, твои русы? – зло спросил адмирал у магистра и покосился на замигавший с наступлением темноты маяк.
- Русы называют его Искресна, - сказал Константин, перехвативший взгляд Феофила.
- Да какое мне дело, как они называют маяк, - взорвался Синкел. – Я торчу в проливе вот уже пять дней, а о твоих русах ни слуху, ни духу.
Магистр Константин мысленно обругал своего батюшку Аристарха последними словами. Ингер вполне мог изменить свое решение и пойти вместе с Асмолдом в Тмутаракань. А для Константина ошибка патрикия Аристарха обернется опалой и это в лучшем случае. Наверняка при дворе найдутся люди, которые обвинят Константина в предательстве и сговоре с арабами. Шутка сказать, почти сотня хеландиев, которые могли бы помочь ромеям в борьбе с арабами за остров Крит, переброшена их моря Средиземного в море Черное, только потому что магистру Константину что-то там померещилось. Между прочим, мерещилось ему и сейчас. Во всяком случае, Константину послышалось нечто очень похожее на плеск весел.
- Наконец-то, - выдохнул Феофил.
- Это русы? – с испугом спросил Константин.
- Похоже на то, - отозвался адмирал и обернувшись к помощнику добавил: - Приготовить огнеметы к бою.
- Ты собираешься атаковать их прямо сейчас? – удивился Константин. – Не дождавшись рассвета?
Синкел не счел нужным отвечать на вопросы любопытного магистра, он пристально вглядывался в темноту, где вдруг замигали какие-то странные огоньки. Что они означали Константин сообразил не сразу, но после того как огромные весла адмиральской галеры вспенили воду, он понял, что византийский флот перестраивается для атаки. А загадочные огоньки это ни что иное как сигналы, которыми адмирал обменивается со своими подчиненными. Скорее всего русы тоже разглядели мерцание корабельных ламп, но не придали им значения. Хотя, не исключено, что маневры византийских галер русы не увидели из-за света маяка, бьющего им прямо в глаза. Во всяком случае, никто не помешал флоту адмирала Феофила Синкела охватить русов полукольцом. Теперь уже даже магистр Константин, не обладавший острым зрением, мог видеть ладьи русов, превосходившие греческие корабли численностью, но уж никак не размерами, а уж тем более мощью. Ладей было много – сотни. В какой-то миг Константину стало нехорошо, ему показалось, что отчаянные русы решили идти на абордаж. Скорее всего, так оно и было. Однако адмирал Синкел не стал дожидаться, когда легкие суденышки русов ударят в борта его неповоротливых галер. Вдруг послышались частые хлопки и добрая сотня огнедышащих драконов взвилась в небеса. Зрелище было потрясающее. На какое-то время Константин даже прикрыл глаза, чтобы не ослепнуть. А когда открыл их то вскрикнул от чудовищного зрелища. Огненные драконы падали прямо с неба на беззащитные ладьи русов. Там где еще совсем недавно было просто море, теперь было море огня. Магистру Константину и в кошмарном сне не привиделось бы то, что он сейчас видел наяву. Деревянные ладьи русов вспыхивали одна за другой словно бумажные кораблики. Люди с криком прыгали с них в воду, но и в море не находили спасения. Ибо горело даже то, что гореть не может по определению – вода. Константин был абсолютно уверен, что из ада, сотворенного адмиралом Феофилом Синкелом, не удастся вырваться никому, но ошибся в своем прогнозе. С восходом солнца выяснилось, что более двух сотен ладей русов ускользнули на мелководье, пристав к левому берегу Босфора. Флот адмирала Синкела теперь ничем не мог помочь «бессмертным», которые выстроились на берегу, дабы встретить русов. Галеры имели куда большую осадку, чем ладьи варваров, а потому и не рискнули приблизиться к берегу. Метать же лидийский огонь с такого расстояния было совершенно бессмысленно. Русы, надо отдать им должное, поняли это очень быстро. И пока адмирал в бессилии скрежетал зубами, русы красной волной покатились на ошеломленных ромеев. Ярость людей, чудом избежавших смерти, была столь велика, что «бессмертные» просто не выдержали их натиска, обратившись в паническое бегство. Русов уцелело не более пяти-шести тысяч человек, но и этого оказалось достаточно для победы над противником, превосходивших их численностью более чем вдвое.
