Знакомство с Целлигами поможет мне войти во дворец Нимеда, только не с парадного входа, а с бокового, предназначенного для самых доверенных лиц королевской фамилии…
— И напоследок, — сказал Мораддин, огладив бороду. — Если со мной что-нибудь случится… Я имею в виду чересчур откровенную опалу — ссылку, тюрьму или нечто похуже — немедленно сообщи об этом в Аквилонию. Пусть Конан знает. Дана, проводи гостя.
Я раскланялся, пообещал, что все просьбы герцога будут выполнены, и отправился восвояси, сопровождаемый подозрительными взглядами окруживших дом королевских гвардейцев.
12 день Первой весенней луны.
Следующим утром я выехал со двора менялы Реймена Венса в совершенно новом облике. Впечатление портила только горшкообразная кофийская прическа, но это ничего, волосы со временем отрастут, ибо в Аквилонии принято носить волосы до плеч или стягивать их на затылке в хвост.
До чего же хорошо быть самим собой!
Явившись после беседы с Мораддином в лавку Реймена, я поразил хозяина неожиданной просьбой — не мог бы месьор Венс подсказать, где в Бельверусе можно купить готовое дворянское платье? Объяснил, зачем. Меняла только рот раскрыл, однако отослал меня на улицу Веретена, к некоей госпоже Кейт — владелице швейных мастерских, у которой одевались не самые знатные, но и далеко не бедные дворяне. Хозяйка приняла меня с распростертыми объятиями, критически осмотрела колет кофийского покроя с дурацким гербом Зимборов, и, кликнув своих белошвеек, немедля приступила к работе. Новую одежду подгоняли прямо на мне по росту и объему, вышивальщицы в это время мастерили плащ с моим фамильным гербом — крылатый золотой меч на алом поле. Такой же символ теперь должен был украшать мою грудь на тунике.
К закату платье было готово, и я не пожалел тридцати ауреев, выложенных за спешные труды.
Боги, наконец-то я избавился от глуповатого облика бастарда Зимбора и оделся в соответствии с традициями моей обожаемой родины.
После мастерской госпожи Кейт мой путь пролег в центр города, к салону «Синий амфитерн».
Меня, как и прошлый раз, сразили неслыханным гостеприимством, накормили до отвала невероятно изысканными блюдами, а служки почтительно косились на родовой герб Монбронов — гербовый щит украшался графской короной с тремя зубчиками в виде лепестков клевера. Между делом я приказал позвать хозяина, пригласил его разделить со мной стол, напоил вином (за мой собственный счет) и начал выяснять, часто ли бывает в этом очаровательном заведении человек, постоянно сопровождаемый большой рыжей собакой?
Хозяин кивал, называл меня то «вашей милостью», то «вашей светлостью», и наконец сообщил, что месьор, непременно таскающий за собой бойцового кофийского пса, заходит обедать в «Амфитерна» через два дня на третий. Платит всегда очень щедро и вообще производит впечатление человека приличного, обеспеченного, пускай и несколько высокомерного.
— Давно он к вам приходит? — небрежно поинтересовался я.
— Годика полтора, ваша милость, — ответствовал владелец «Амфитерна». — Вроде бы дворянин, но гербов никаких. Чувствуется, что кошелек отнюдь не пустой, однако же одевается скромно, хоть и ярко.
Хозяин начал покашливать и хмуриться. Видимо, ему не нравились вопросы, касающиеся его посетителей. Пришлось поддержать разговор с помощью выложенных на стол золотых ауреев.
— Один ходит или с компанией? — продолжал наседать я.
— Однажды, — понизив голос до трагического шепота и воровато оглянувшись, сообщил хозяин, — господин, о котором вы спрашиваете, явился рука об руку с самим месьором Аррасом, придворным магом государя Нимеда. Поели, выпили, но, как я слышал, разругались в пух и прах, и досточтимый Аррас ушел. А так, обычно, с девицами приходит.
«Ясно, — подумал я. — Предок по-прежнему неравнодушен к прекрасной половине рода людского. А про Арраса — весьма интересное сообщение. Надо будет учесть, что Райан как-то связан с королевским дворцом. Однако что делает в Немедии мой бессмертный родственник? Насколько я знаю, ему всегда не сиделось на месте и в любой из стран он задерживался не более чем на полгода или того меньше. Неужели то самое „чужое колдовство“ сумело настолько заинтриговать Райана? Он всегда любил необычные загадки, и чтобы непременно с подвохом и приключениями…»
Я потребовал клочок пергамента, нашел в поясной сумочке свинцовый карандаш и быстро написал по-аквилонски:
«Надо немедля увидеться. Забирался на Башню, посмотрел, ничего не понял. Ежедневно буду приходить обедать в „Амфитерна“ к четвертому полуденному колоколу. Маэль».
— Передать записку месьору с собакой, — распорядился я, передавая краткую депешу владельцу салона и тем самым еще более усиливая его подозрения.
Хозяин мельком глянул на незнакомый ему аквилонский алфавит, а я отчетливо различил, какие мысли ровным строем маршируют за его вспотевшим лбом: чужестранные конфиденты, аквилонские лазутчики, контрабанда лотоса, незаконная торговля… А то и хуже — колдовство!
Пришлось лениво объясниться:
— Месьор Райан разводит кофийских бойцовых собак, а в Аквилонии такая порода весьма редкостна. Хочу купить полдесятка щенков.
— Да-да, конечно, теперь я все понял… — зачарованно пробормотал хозяин. — Удивительные животные. Особливо по линии изумительно плоского профиля, злобности и слюнявости. Как же, Месьор граф, передам. Непременно.
Я покинул «Амфитерна», терзаясь подозрениями — ну как донесет куда следует? В Королевский Кабинет?
А что, собственно, такого? В каком законе сказано, что благородный аквилонский дворянин не может встречаться с другим дворянином на предмет приобретения замечательно брудастых псов кофийской бойцовой породы?
Глава седьмая
Записки Долианы, баронессы Эрде — III.
«Возврата нет»
Бельверус, Немедия.
11 день Первой весенней луны.
Таким образом, молодой человек, выдававший себя за незаконного отпрыска знатного кофийского рода, вовсе не являлся таковым. Звали его не Владом Зимбором, а Маэлем Монброном из Аквилонии, и, как я совершенно верно заподозрила, его ремесло имело прямое отношение к департаменту, коим заведовал мой отец.
С одной маленькой разницей — граф Монброн занимался известными темными делишками в пользу Аквилонии.
Я совершенно не ожидала, что стану третьей участницей разговора между аквилонским конфидентом и главой Вертрауэна.
Все получилось как-то сумбурно и неожиданно: вот отец поднимается по широкой лестнице, а наверху нас ожидает взволнованная Цинтия — песочные кудри растрепались, нервно стиснутые руки прижаты к груди, серо-зеленоватые глаза лихорадочно поблескивают.
