Моа одарила его мимолетной улыбкой. Ваго бросил на нее быстрый взгляд и снова погрузился в созерцание картины на стене.
Вскоре в гостиную вошла Чайка. Она обняла Моа, но в этом жесте не было искренности и теплоты. Они были знакомы с раннего детства Моа, но для девушки Чайка всегда была только соратницей отца, отважной и волевой предводительницей Килатаса, предметом восхищения. Да, она наверняка не откажется помочь дочери своего погибшего друга и сделает все, что будет в ее силах, однако скорее из чувства долга, чем по доброте душевной.
– Должна признаться, я удивлена, – сказала Чайка. – Не думала, что ты вернешься.
– Я тоже, – ответила Моа.
Если Чайка ожидала подробностей, ее ждало разочарование. Она пожала плечами:
– Ну, шутки в сторону. Что ты здесь делаешь, Моа? Кто твой друг? – Она кивком указала на Ваго. – И что это за страшилище?
– Нам нужна твоя помощь, – сказала Моа. И объяснила вкратце про Анью-Джакану, про то, как они ее обманули, как их преследовали бандиты и как им встретился Ваго. О самом путешествии она почти ничего не рассказала, а об артефакте и вовсе не упомянула. Турпан долго втолковывал ей и Ваго, что про артефакт нельзя говорить ни слова до тех пор, пока они не придумают, как с ним быть. «Просто уговори Чайку, чтобы разрешила нам остаться, – сказал он. – Нам необходимо на время залечь на дно, пока все не утрясется».
Чайка не стала ничего выспрашивать. Когда Моа закончила, она переключилась на голема.
Ваго рассказал ей о себе все, что знал, – а знал он очень мало, и Турпан с Моа ничего нового для себя не услышали. Только об одном он умолчал: о том, что помнит имя своего создателя. Тукор Кеп. Человек, которого голем видел, когда плавал в огромном баке, а создатель смотрел на него в круглое окошко. Возможно, это и было первое пробуждение Ваго? Он не мог сказать с уверенностью. Однако это воспоминание принадлежало ему одному, и он не хотел им ни с кем делиться.
Чайка разглядывала пришельцев с подозрением. У нее было жесткое, волевое лицо – лицо, внушающее уважение, но не любовь. Седые волосы с редкими черными прядками были стянуты в «конский хвост». Одежду Чайка предпочитала простую, практичную и носкую, ее черные сапоги были далеко не первой молодости. Роста Чайка была небольшого, но внутренняя сила, которую она излучала, заставляла ее казаться выше. Ее абсолютная, непререкаемая уверенность в своей правоте действовала на окружающих почти гипнотически. Эта женщина основала Килатас, создала его из ничего и поддерживала силой своей веры. И даже Турпан, как бы презрительно он ни относился к ее мечтам о побеге, поймал себя на том, что ему невольно захотелось заслужить похвалу Чайки, удостоиться хотя бы уважительного кивка. Теперь он понимал, как ей удалось привлечь на свою сторону так много людей, заставить их поверить в свою мечту. Вот и Моа ни за что не ушла бы из Килатаса, если бы не потеряла родителей.
– Можно взглянуть на твою птицу, Ваго? – в конце концов попросила Чайка.
Голем нерешительно снял свой талисман с шеи и отдал ей. Чайка повертела трупик в руках, внимательно его изучая. Птица была холодной и твердой, консерванты не могли спасти ее от тления, и она уже начала разлагаться.
– Действительно, я никогда раньше не видела ничего подобного, – сказала Чайка. – У тебя зоркий глаз, Моа.
– После того как ты нашла ту, первую птицу, папа заставил меня выучить всех пернатых Орокоса, – объяснила девушка. – Думаю, он всегда надеялся, что может прилететь еще одна.
– Ты правильно сделала, что принесла ее мне, – сказала Чайка. – Она не отсюда. Она с другой земли.
Моа восторженно завопила, и даже суровые черты Чайки осветила улыбка. А Ваго не понял, из-за чего такой переполох. Что же до Турпана, то у него слова женщины доверия не вызвали, однако ему хватало ума оставить свои сомнения при себе.
– Я же говорила! – воскликнула Моа, хватая Турпана за руку. – Я же говорила!
Потом она быстро повернулась к Ваго и бросилась ему на шею. Голем от смущения весь задеревенел, и объятие получилось неуклюжим.
– Ты замечательный! – сказала Моа. – Ты такое великое дело сделал!
Ваго по-прежнему не понимал, что он такого хорошего сделал, поэтому промолчал.
– Мне бы хотелось, чтобы на нее взглянул один человек. Тогда мы будем знать наверняка, – сказала Чайка. – Пойми, Моа: эта птица может вдохнуть новую надежду в сердца людей Килатаса. Но прежде чем рассказать о ней всем, я должна убедиться, что мы не ошиблись.
Ваго вздрогнул и едва удержался от того, чтобы не выхватить птицу из рук женщины.
– Мое, – сказал он.
– Эта птица для него очень много значит, – сухо пояснил Турпан.
Чайка холодно посмотрела на Ваго.
– Послушай, голем. Килатас – это место, куда бегут люди из гетто. А кто ты такой, никто не знает. Ты здесь только из-за этой птицы. И только из-за нее тебе позволили остаться. Ты понимаешь?
Ваго молча и зло смотрел на нее.
– Ты получишь свою птицу обратно, – прибавила Чайка. – Я не сделаю ей ничего плохого.
Пальцы голема медленно сжались в кулаки, но он так ничего и не сказал. Чайка позвала одного из охранников и приказала ему отнести птицу какому-то человеку по имени Щур.
Покосившись на Ваго, который неотрывно глядел на свой талисман, она прибавила:
– Обращайся с ней осторожно и верни в целости и сохранности.
Охранник ушел, закрыв за собой дверь. Ваго смущенно переступил с ноги на ногу. Здесь его считали не более чем пленником, но какой у него был выбор? Жители Килатаса были ничем не лучше других людей: они смотрели на него с недоверием, а то и с ужасом. Для них он был животным, опасным зверем, существом более низкого порядка. Только Моа обращалась с ним как с равным.
Ваго был вовсе не глуп и понимал: добром его не выпустят. Побоятся, что он кому-нибудь расскажет, как пробраться сюда. Возможно, Турпан и Моа и могут идти куда хотят, но он – пленник.
Он снова уставился на картину, словно рассчитывал увидеть там ответ. Девочка с белыми волосами и в дорогом платье, как всегда, молчала. Она выглядывала из-за уличного лотка, улыбалась и махала Ваго рукой. Это была та же самая девочка, с которой он любил беседовать в своей комнате над лабораторией Креча.
Чайка проследила его взгляд и повернулась к картине.
– Тебе нравится? Я купила ее в… – Она осеклась. – Ой, привет!.. Кажется, у нас гостья.
Турпан, прищурившись, тоже посмотрел на картину.
– Что?
– Лелек. Ты ее видишь?
– Лелек здесь? – воскликнула Моа.
– Где? – спросил Турпан, подходя ближе. – Я ее никогда не видел.
– Я видела однажды, – сказала Моа. – Несколько лет назад. По крайней мере, мне кажется, что это была Лелек.
