— Любимый… — беззвучно прошептали бледные губы.
Теперь все будет хорошо…
Лиа обессиленно закрыла глаза. Она так и не успела понять, что произошло, когда со своей обычной нежной улыбкой влюбленного владыка Дома Хрустального дождя Элл'Ситайар выдернул из-за пояса кинжал и перерезал ей горло.
* * *
— Не волнуйтесь, дорогой барон! — заявил лорд Феррли, походив вокруг Лютого и прислушавшись к чему-то, одному ему известному. — Ваш брат жив. И все с ним в порядке. Не считая мощного потрясения от притока к его сущности магических сил.
— Да, некоторое время он будет слаб, — вторил Копыл, выбежавший из храма и сразу кинувшийся нам на помощь, — но это лишь последствие исчезновения родового проклятия.
Мать Перетея, увидев очередного несчастного, нуждавшегося в ее заботе, удивительно быстро пришла в себя и принялась дирижировать происходящим. Под ее присмотром мы перенесли Ома в крохотную, похожую на чулан, комнатку без окон и уложили на стоявший возле стены топчан. Жрица убежала варить укрепляющее зелье, которым она потчевала всех без разбора — от больных белок до принцессы Дарианны. А мы остались сторожить Лютого, так и не пришедшего в сознание.
— А чего вы хотите, барон? — утешал меня демон. — Такой огромный прилив энергии! Двадцать пять лет его магический канал был перекрыт, а тут проклятие спало.
— Но какой выброс сырой силы выдал юноша! — восхищенно подхватил Вадиус.
Я посмотрел на Ома. В силу близкого родства сам я не мог считывать его сущность. Выйдя в астрал, я видел только ауру и слабое свечение тянущихся от нее каналов. А погрузиться в считывание не получалось, меня тут же отшвыривало в сторону. Приходилось верить на слово магу и демону. Вскоре консилиум пополнился дядюшкой Ге, который подтвердил диагноз:
— Не убивайся, сынок. Все будет хорошо. Он парень сильный, пару дней похворает, да и оклемается. Очень уж все резко произошло. Это все равно, что год в темном подвале сидеть, а потом сразу на солнышко выйти. Или после спертого воздуха полной грудью чистого вдохнуть. С непривычки получилось.
— Если моя помощь больше не нужна, я, пожалуй, пойду к принцессе, — сообщил Вадиус.
— А я матери Перетее помогу, — подмигнул дядя Ге, — а то Лютый своей эльфийской волшбой знатно двор пропахал. Целые-то плиты наши ребята на место положат, а вот треснутые надо хоть созидающими заклинаниями скрепить на первое время.
Копыл и мой наставник вышли из комнаты. Я же отыскал в храмовых помещениях низкий табурет, пару вечных свечей и устроился рядом с Омом. Артфаал вознесся на краешек топчана и скромно предложил:
— Спрашивайте, дражайший барон.
— Да что тут спрашивать, — буркнул я, — и так все понятно. Вы же сами говорили, что проклятие крови снимается по желанию наложившего, или с его смертью. А судя по тому, что Лютый рассказывал о своей бабке…
— Здесь налицо второй случай, — закончил лорд Феррли. — Да, вынужден с вами согласиться: Светозарная отдала Лугу душу. Вернее, вступила в благословенные леса Брижитты. Прискорбно, но факт.
Мне было абсолютно плевать на смерть Омовой бабки, что я и сообщил Артфаалу.
— Напрасно, — затуманился демон, — напрасно, любезный барон, вы не хотите осознать, какие последствия может иметь гибель Светозарной. Жаль, что я так и не научил вас анализировать происходящее. А ведь ее смерть означает переворот в Аллириле.
— Почему?
— Да вы подумайте: с чего бы великая эльфийская волшебница умерла в расцвете лет? Ну, сколько ей было? Семьсот? Восемьсот? Не больше. Для эльфийки не возраст. Значит, ее убили. А правящих особ просто так не убивают.
— Ну и что?
— Да то, что она — последняя Заклинающая Аллирила. Прямых наследниц у нее нет, значит, диадема перейдет какой-нибудь кузине или племяннице. А возможно, и вообще уйдет в другой правящий Дом.
— А мне-то что до того?
— Разве вы ничего такого не чувствуете? Приступов ужаса? Дурных предчувствий?
Я вспомнил ощущение страха, охватывавшее меня несколько раз за последние дни.
— Вот-вот, — подтвердил демон, — я, конечно, не уверен, но все это похоже на приближение сущностей бездны. Чувствовать это способны только самые сильные маги. А бороться — лишь Заклинающие. И Луг весть, что способен натворить Зеленый огонь в Аллириле и прилегающих к нему территориях. К тому же, неизвестно, насколько далеко может распространяться это явление.
— А не может Лютый обладать даром Заклинающих?
— Нет, — твердо заявил Артфаал. — Насколько я знаю, этот дар передается в Доме Жемчужного тумана только по женской линии. А если учесть, что ваш брат — всего лишь полукровка…
Демон вздохнул и замолчал. Так мы и сидели: лорд Феррли — погрузившись в тяжкие раздумья, а я — разглядывая бледное лицо брата и молясь о его выздоровлении. Наконец веки Лютого дрогнули, и он глубоко вздохнул.
— Приходит в себя! — возликовал демон.
Ом открыл глаза и улыбнулся уголком рта.
— Поговорите, поговорите, господа, — засуетился лорд Артфаал и тактично испарился.
— Ты как? — спросил я.
— Да ничего, только спать хочется, — зевнул Лютый.
Некоторое время он лежал, рассматривая потолок, потом произнес:
— Что я натворил-то? Не помню ни мрака.
Я вкратце рассказал брату о том, что произошло.
— Да… — глубокомысленно протянул Лютый, — теперь я начинаю вспоминать. Значит, выходит, померла моя бабушка? Туда ей и дорога. Премерзкая была старушка.
Я фыркнул, показывая, что ничуть не осуждаю Ома за это высказывание. Но брат, видно, не так меня понял. Он сделал глубокий вдох, будто решаясь на что-то. Глаза его смотрели прямо на меня, но видели что-то другое, тяжелое и жуткое.
— Я не рассказывал тебе, как жил после гибели матери, — медленно проговорил он.
— Ты и не должен…
— Нет. Должен. Я хочу, чтобы ты знал обо мне все. Так вот. Сразу после того, как маму казнили, меня отвезли в воспитательный дом для ублюдков. До пяти лет я рос в любви и заботе. А потом сразу оказался во мраке. Там было…
— Я знаю, Ом.
— Да, ты знаешь. Меня заклеймили и бросили в комнату, где жили еще двадцать таких же, как я. В основном это были полуэльфы. Но имелся и один полугном. Ему приходилось хуже всех. Все дети потешались над его уродством. И я тоже. Сначала я жалел его, но очень скоро понял: если хочу выжить, надо быть как все. Учиться существовать в стае. И я учился, — Лютый горько усмехнулся, — я оказался способным учеником. Первое время было совсем плохо. Неделю мне не доставалось никакой еды — хлеб отбирали старшие. Потом я стал драться. Мы все там дрались. Но я быстро сообразил, что побеждает не обязательно сильнейший. Побеждает самый злой и бесстрашный. И я стал таким. Благо, мне даже не приходилось притворяться или бороться с собой. Достаточно было вспомнить казнь матери, лицо бабки, наблюдавшей за тем, как умирает ее единственная дочь — и меня охватывало самое настоящее, неподдельное бешенство. Там, в воспитательном доме, ко мне и приклеилось прозвище Лютый. К десяти годам я стал вожаком. Меня боялись, меня слушались. Передо мной заискивали. Я никого не жалел и никому не давал спуску. Жестокость стала моим способом выживания и… дико прозвучит, но именно она не давала мне сойти с ума, позволяла сохранить душу. Странно, но меня зауважали даже наставники. Им было на руку то, что среди воспитанников есть тот, кого боится стая. Это и спасло мне жизнь. Меня не отдали в тайные лаборатории университета, — пояснил Лютый, заметив мой вопросительный взгляд. — Воспитанников нашего дома частенько забирали для проведения опытов. Оттуда никто не возвращался. Никогда. Но ублюдков держат на государственных харчах до двенадцати лет. Как и обычных бастардов. Только эльфы-полукровки из-за красоты и природной ловкости пользуются большим спросом. Девочек чаще всего продают в публичные дома, а мальчиков — в бродячие театры и цирки. Вот и меня с удовольствием забрал хозяин такого театра. Жалованья он мне не платил, я работал за кров и еду. Жонглировал кинжалами. Вся труппа состояла из полукровок: девочки — гимнастки и канатоходки, парни — жонглеры, акробаты. Поначалу мне такая жизнь даже нравилась. Но вскоре выяснилось, что уличные выступления — не единственный заработок нашего хозяина. Периодически кто-нибудь из артистов бесследно пропадал, на его место брали нового ублюдка. Однажды хозяин принес мне красивый новый костюм, заставил переодеться и причесаться. Ничего хорошего ждать от жизни не приходилось, и я на всякий случай спрятал за пазуху один из кинжалов, которыми жонглировал. Хозяин взял меня за руку и куда-то повел. На мои вопросы он отвечал, что нашел мне другое место работы. Мы пришли к богатому дому, на стук вышел важный дворецкий. «Слушайся своего нового господина, Ом, и все будет хорошо!» — напутствовал хозяин и торопливо исчез. Меня же провели в большую, роскошно обставленную комнату и усадили на кровать. Я долго сидел так, гадая, что меня ждет. Потом пришел мой новый господин, толстый такой, важный…
