Впереди, по скученной толпе прошло движение. Вид выглядело так, словно над головами, ряд за рядом, проносили тяжеленный молот, и кто успевал, тот нырял под него, подаваясь вперед.
- Идут! - Пронесся чистый, пронзительный голос. Ряды стали теснее, качнулись, возбужденно шумя.
Из храма, через распахнутые двери, потянуло жжеными можжевеловыми ветками, и следом, вторя, а затем и подхватывая выводимую надтреснутым голосам служительниц Хелтиса, грянула здравица.
- Не вижу! - Со слезами в голосе заголосила Илоня, крутясь, точно уж, между прижавших её тел и материнским боком. Слезы закапали из распахнутых голубых глаз, оставляя на припорошенных приставучей пылью щечках светлые точки-горошинки.
- Кто же плачет в свадебку? - Хохотнул над головой хриплый бас. Вздернув заплаканное личико, Илоня увидела над собой улыбающееся, заросшее до самых глаз буйной бородой лицо деревенского кузнеца Лешича. - Нут-ко, иди сюда, егоза.
Протянув похожую на лопату руку, тот легко подхватил девочку, поднимая высоко над толпой. Другой рукой, уверенно, но без жесткости, кузнец расчищал путь перед матерью Илони. Вцепившись обеими руками в жесткие курчавые волосы Лешича, Илоня как зачарованная глядела перед собой.
- Держи монетки!
Прямо под рукой оказалась поднятая матерью миска. Круглые белые и коричневые зернышки катались от стенки к стенке, выбрасывая на поверхность медяно-блескучие, крошечные монетки.
В толпе зачастили благостницу паре. Басовито вступили мужчины, певуче - пронзительно вплелись женские голоса. Зачерпнув из миски полную пригоршню зерна, Илоня так и осталась сидеть с широко открытым ртом.
На пороге храма, накрыв ладонью руку молодой жены, стоял комес, и солнце путалось у него в волосах, расцвечивая голову выжигского владыки жарким рыжим пламенем. Вокруг, застревая в кудрях самого комеса, тяжелой косе его жены, оседали зернышки риса, разбрасываемые женщинами с расписными мисками в руках.
Прижав ручку к груди, Илоня несколько секунд слышала лишь собственное трепыхающееся как птичка, сердце.
- Вижу! - Справившись с застывшим от восхищения голосом, закричала она. - Вижу!..
***
Костер догорал, разбрасывая последние отблески по утоптанной каменистой земле. В глубине леса, укрывшись среди листвы, ухала сова. Вытянув из кучи хвороста ветку подлинее, одна из закутанных в плащи фигур поворошила угли. Язычки пламени стали длиннее, с жадностью поглощая неожиданную подачку.
Ночь шла на убыль, до рассвета оставалась пара часов, и вольными стрелками - как иногда называли себя люди в темных, под цвет леса, плащах - понемногу стало овладевать то нетерпение, что присуще всякому долгому пути.
- Осталось там глотнуть чего? Не к чему хранить, допьем, пока ночь тиха.
Сидевшие вокруг костра передавали по кругу большую плетеную бутыль, поочередно прикладываясь к горлу. Терпкий солод, сваренный третьего дня, гнал кровь быстрее по жилам, наполняя тело приятным теплом.
О дороге не говорили. Каждый знал, в какую сторону направится, едва небо над лесом затеплится розовым. Часть лесных уходила на север, за Выжицу, часть отправлялась в Крестовичи; тамошние купцы, по слухам, ходили караванами, ничуть не заботясь об охране, а кошельки у них были так туги, что одной добычи хватило бы всей разбойной братии на пару месяцев разгульного житья.
Само собой, делились сплетнями и слухами, собранными со всех сторон. Всем известно, что разбойники и стражники держат уши широко открытыми, ловя малейшие обрывки пересудов, толков и подслушанных разговоров, чтобы затем из неудобоваримого бульона сплетен выбрать стоящие куски крепкого знания.
Один из таких кусков выловил из рокота голосов чуткий слух сидевшего поодаль от костра разбойника. В Лесной Вольнице, где каждый знает каждого, лишних вопросов не задавали, и силком к беседе не принуждали. Вот и на закутанного в синее узорчатое платье лучника не глядели как на чужого, щедро делясь с тем выпивкой.
- На Выжиге теперь чудные дела деются, - утерев пену с усов, повторил кряжистый рябой гном в овечьей куртке. От нагретой огнем шкуры шел пряный запах домашнего очага, смолки и кислого молока. - Богатый шмат, только бы рук хватило унести!
- Эка ты хватил, - не донося бутыль до рта, заметил другой разбойник. - На Выжиге целых два хозяина, да к тому ж энто собственная вольница Сколопендры. Ишь, - глотнув, продолжил мужчина, - шустра девка оказалась. Обратала комеса, живет теперь в замке, с золота да серебра ест, на пуховых перинах спит. А кто была?..
Вопрос повис над костром. Только потрескивание веточки в огне нарушало молчание Вольницы.
- Ты девку не хай, - буркнул гном в овечьей шкуре. - Знать, не судьба у ей помереть вольной птицей. У нас ить все наше при себе осталось, - прихлопнув рукой по лежащей рядом палице, хохотнул он.
Лучник в синем повертел между пальцев длинный узкий нож, слушая набирающие силу голоса.
- Эх, на пирке бы теперь свадебном погуляти! - Потягиваясь всем телом, заметил гном. - Комес уж как не поскупился...
- Гля на этого обжору, - расхохотались голоса с другой стороны костра. - Уж ты тогда попировал всласть, грех те жаловаться!
Гном, ничуть не смущаясь, кивнул крупной, коротко остриженной головой.
- Мне што, - подсовывая под спину седло, ухмыльнулся он, - шляхтич повелел по всем своим деревням выкатывать бочки с медовухой, да по целому быку отдал на гулянье. Ох и наплясался я тогда... все подметки сбил, волдыри надул - до сих по болят, а уж второй месяц пошел с той свадебки. Пир стоял - коромыслом!
- Дым.
- Чего? - Обернулся к синему платью гном.
- Дым коромыслом, - не спуская глаз с поблескивающего в полутьме лезвия, поправил пришлый. - Так принято говорить.
- Вот эта видывал? - Тяжело сопя, гном сделал неприличный жест. - Говорю - пир коромыслом стоял, знач, так и было! Кострища по всем деревням едва не до неба доставали. В городах, что Казимиру, владетелю выжигскому, принадлежат, гуляли три дня, от заката до рассвета. И все никак не утихомиривались. Брательник мой, Мжичка-шестопер, в тамошних лесах укрывался как раз, комесу как нить не до разбойничков все было. Говорит, уж сколько господских возков к замку прибывало, не перечесть! Гудели полную седьмицу! Охоты по лесам, пиры до полуночи, вино рекой, мяса горищи! Комеса я мельком видывал, - почесав подмышку, продолжил гном. - Вместе со Сколопендрой. Выезжали как раз из замка, рука об руку. Ну, я в толпе кметов затесался, глядел все, пока мимо проезжали. Кажися, она меня не заметила, уж больно все на шляхтича смотрела, а он на неё, словно потерять боится. Дааа, - мечтательно протянул разбойник, - была б девка поумнее, горя б не знала. С такими владеньями, как Выжья Сечь, чего только не наворотишь! А ты говоришь, дым...
