Заброшенная больница торчала над лесопарком — чёрная башня в стороне от светящегося города. Из оконных проёмов пятнадцатого этажа открылся вид на город, украшенный монистами фонарей, до самой набережной. А там Надя различила фигуру Матери-птицы, хотя для этого ей пришлось залезть ещё выше, на широкий подоконник. Она ненавидела высоту, но иначе было не исполнить задуманное.
Надя выпрямилась, ухватившись за стену в том месте, где она казалась целее всего. Пёс остался в коридоре, он бродил, оставляя клочки себя на разбитой кирпичной кладке.
— Эй, — сказала она в прозрачную темноту над лесопарком. Надя двинулась вперёд, упираясь животом в проржавевшую арматуру стен, вдохнула запах пустоты. В животе всё сжалось от страха — далёкая чёрная земля покачнулась перед глазами. — Все, кто меня слышит. Следующей ночью я буду ждать вас на пустыре у старого кирпичного завода. Все, кто помнит меня, приходите. Я буду вас ждать.
В тёмном лесопарке деревья закачали ветками. Перемигнулись огни города — ближняя подсветка автотрасс, алые огоньки завода, жемчужные бусы фонарей в центре города, и наконец рыжая иллюминация набережной. Надя различила их незатейливую азбуку Морзе, кивнула в ответ. Её услышали.
Она повернулась, чтобы возвращаться, и ощущение чужого присутствия окатило её с ног до головы. Стоя на треснувших перекрытиях, Надя зашаталась. Пёс напряжённо замер у тёмного провала двери, ведущей на лестничный пролёт.
— Эй, — неуверенно повторила Надя и потянулась мысленными руками, чтобы успокоить больницу, доказать, что она не причинит вреда.
Её отшвырнуло назад, так что ржавая арматура впилась в спину, вышибив короткий стон. Всё же в Наде осталось много человеческого — боль и тонкая кожа, под которой, оказалось, течёт кровь.
Пёс молча рванул в темноту, акульи зубы порвали искорёженный дверной косяк. Его толкнуло назад, и сущность комом откатилась к оконному проёму, к тому месту, где низкое ограждение обрывалось и уходило резко вниз.
Чужое присутствие пахло раскалённым металлом и палёной резиной. Из дверного проёма зазмеились провода. Они ощупали мелкий гравий, рассыпанный по полу, битый кирпич стен. Надя дёрнулась в сторону, чтобы влажно блестящие змеи не потянулись к ней. Они замерли.
— Скрипач! — прохрипела она зло. Пульс, колотящийся под кожей, превращался в мерное биение речной воды о бетонную набережную.
Он не отозвался, потому что это был не Скрипач. Существо походило на клубок дождевых червей — низкое, ростом с детсадовца, почти бесцветное на фоне серой городской ночи.
Надя мысленно потянулась к нему и не ощутила ничего: ни злого, ни доброго. Существо вряд ли имело сознание, как у настоящей сущности. Оно выбралось, повинуясь инстинктам, ответило на зов Нади.
Она чувствовала, как внутри изгибаются кости, становясь арматурным каркасом того, что раньше было человеческим телом. Она ударила мысленными руками наотмашь, целясь в темноту дверного проёма. Каменная махина застонала от боли — удар вскользь пришёлся по кирпичной кладке вентиляции, и в воздух взвилась красная пыль. Отростки проводов втянулись вглубь больницы.
Закрывая рот и нос рукавом куртки, Надя соскользнула с подоконника на пол. Пёс крался с другой стороны. Искорёженные антенны едва слышно звенели.
— Нельзя, чтобы он ушёл. Это шпион. Если сбежит…
Она не договорила, потому что прыгнула в дверной проём и хлебнула полный рот холодной темноты. Человеческое зрение сделалось бесполезным, но мысленно она ощутила шевеление на этаж ниже. Шпион уходил, обшаривая коридоры один за другим. В этой части больницы не успели провести электричество, и без проводов он оказался слеп и беспомощен.
— …он предупредит Скрипача.
Чтобы сэкономить горстку секунд, Надя бросилась к шахте лифта. Она кожей чуяла, как шпион уходит всё дальше. Вот он добрался до старого распределительного щитка, и по стенам проскочили синие искры, указавшие ему путь к выходу. Вот кончики проводов нащупали провал, и теперь их разделяло не один, а три этажа.
Внизу стены дрогнули — сорвались проложенные провода, и от хлёстких ударов крошился кирпич. По больнице прошла судорога боли.
— Держи его! — закричала Надя. Её голос сделался скрежетом металла об металл.
Больница услышала, и одновременно с нескольких сторон загрохотали обвалившиеся перекрытия. Из шахты лифта вырвался клок ветра, пахнущий тоннелями метро. Надя прыгнула вниз.
Двадцать два этажа больницы — двадцать два лабиринта мрака, тупиков и коридоров-ведущих-в-никуда. Она замерла на самом краю пропасти и поняла, что не решится. Слишком высоко, хотя для сущности высота — равно как и время — ничего не значит. Она могла бы прыгнуть и поймать руками перекрытия первого этажа, и ничего бы с ней не случилось. Но застрявший внутри человеческий страх не давал шагнуть в темноту.
Мимо неё скользнула тень Пса. Он всё понял и прыгнул в шахту сам. Теряя драгоценное время, Надя бросилась вниз по лестнице.
Из подвала воняло болотом. Целые бетонные блоки дрожали и раскачивались, задетые судорогой больницы.
Надя увидела его — в двух коридорах справа, когда человеческое зрение вовсе пропало, мысленные руки наткнулись на переплетение проводов. Она припала ладонями к стене, под ногти забились чешуйки облупившейся штукатурки.
— Стоять! — заскрежетал её голос, прорываясь через ряды кирпичей. — Стоять, убью!
Он судорожно вывернулся из её мысленных рук и рванул вперёд по широкой галерее. Беспорядочные провода обвивались вокруг тонких колонн и рвались, оставляя перед смертью россыпи голубых искр.
Искать дорогу в галерею не осталось времени, и Надя бросилась к выходу из больницы. Дверей на первом этаже было много, но выпустить их могла только одна, и шпион наверняка уже понял это, уже знал, куда бежать.
Слева, коридорах в трёх от главной галереи, Надя почуяла холодное дыхание Пса. Он вышел в галерею первым — через пролом в стене. Оборванные провода эпилептически выгибались под потолком. Надя услышала отчаянный хрип, шорох, с которым на полу скорчились их обрывки, переплетённые в ком.
Комнаты были одинаковы и безлики. Одну из дверей пришлось выбить — она ударила её плечом, даже не сбавив темпа. Больница глухо охнула. Надя вынырнула из улья комнат и увидела прямоугольник серого неба — близкий дверной проём.
Она успела различить ком проводов — уже бесформенный, обглоданный с одной стороны, сыплющий искрами, как будто истекающий кровью. Он нёсся прочь.
Ей не успеть.
Следом за шпионом она выпала в прохладную ночь. Бледные отсветы города больно резанули по лицу — сущностям бывает больно от света. Мысленные руки слепо схватились за ветки деревьев, прошлись по влажной тропинке, заросшей травой. Надя почуяла, как он уходит — по тропинке влево, вглубь лесопарка, и сухие травинки мгновенно сгорают, прикасаясь к оголённым проводам.
