Она выбирала дорогу в тени деревьев и заборов, чтобы никого не пугать. Путь к старой больнице был долгим, и только выбравшись за пределы города, она вздохнула чуть спокойнее. Фонарный свет перестал жечь кожу.
Она выбирала дорогу на ощупь, по примятой траве и обломанным веткам деревьев. Перед тем, как прыгнуть, Надя опустилась на колени и ощупала края провала — такие ровные, гладкие, пахнущие заброшенными тоннелями метро. Мысленные руки потянулись ниже, ниже, но так и не смогли коснуться дна.
Одно было хорошо: яма дышала абсолютной пустотой. Внизу Надю никто не ждал.
Она поднялась на ноги и прислушалась к городу. В общей какофонии голосов она различила тонкий вой Пса. Стоит позвать его — стоит только прошептать его имя, и ветер донесёт голос Нади до заброшенной стройки на другом краю города. Но она молчала всю дорогу, потому что собиралась идти в подземелье одна.
«Нужно прыгать», — приказала себе Надя. Человеческое внутри неё исходило страхом.
Она попятилась, уминая ногами влажную траву, разбежалась и сорвалась вниз. Дыра навстречу Надя ощетинилась обломками труб и корней. Она падала, свернувшись в комок ненависти, как это обычно делают сущности. Мысленные руки скользили по стенам, чтобы успеть уцепиться за что-нибудь.
У самого дна все стены были оплетены проводами. Надя секунду полежала на утрамбованном земляном полу, ощупала пространство вокруг себя. Чем выше, тем меньше проводов оставалось на стенах. Отсюда вёл только один коридор, и из него пахло пустотой.
Она поднялась на четвереньки, как зверь, ладонями и пальцами впитывая всю силу, которая могла дать земля. Земля здесь была слабая, почти мёртвая, пронизанная чужеродными змеями проводов, но она всё ещё хранила природное тепло и была готова им поделиться.
Земляной тоннель скоро перешёл в коридор с каменными стенами. Плесень проела в них огромные дыры, но провода тянулись повсюду, куда хватало глаз. Из них сыпались голубые искры, и Надя знала — они её видят. Но сегодня она не скрывалась.
Запах коридоров изменился, а значит, она подобралась к логову Скрипача. Для своего жилища он выбрал самые высокие тоннели, и чтобы лепнина по просевшим колоннам. Провода здесь лежали даже на полу. Надя шла, ступая в редкие промежутки между ними, потом ей сделалось всё равно — она наступала на них, давила искрящихся змей.
Скрипач возник из стены — провода вспучились пузырём и вылепились в его фигуру. С тех пор, как Надя видела его в последний раз, он ещё вырос и почти потерял человеческие черты.
— Опять ты. Девочка, которую убил её учитель. — Человеческому уху не разобрать его слов, их чувствовали только мысленные руки — эфемерные ладони ловили вибрацию воздуха. Коридор сотрясся от грохота поезда. — Явилась одна. Я думал, вы собираетесь идти ко мне все вместе. Глупее и не придумаешь.
— Давай поговорим, — произнесла Надя. Её голос был шумом ветра и хлопаньем дверей в пустых домах. — Мы не хотим войны.
— Войны? — Если проржавевшие колёса поезда могут издавать смех, соприкасаясь с рельсами, то он засмеялся. — Не будет войны. Я уничтожу вас, и всё. Что вы мне сделаете, девочка, которую убил её учитель, собака, которую утопил её хозяин, мальчик, которого закопал отчим, калека, которого бросили друзья…
Он всех их знал — Наде пришлось закрыть глаза и долго не дышать, чтобы победить в себе человеческий страх. В темноте закрытых век она видела, как сотни шпионов, похожих на переплетение дождевых червей, наводняют город, становясь глазами и ушами Скрипача. Змеятся оборванные провода высоковольтных линий, подрагивают тонкие проводки под обоями в жилых квартирах и слушают, слушают. Она не думала, что Скрипач разрастается так быстро. Она надеялась, что на поверхности всё ещё территория Пугала.
— Хватит. Ты сильный. Но и мы опасны. И если мы сцепимся с тобой, мы разрушим город. Тебе негде будет жить. Ты сдохнешь от голода, как глупый волк, который перебил всех зайцев. Зачем тебе это?
Он изогнулся, хаотично меняя форму тела. Вёрткие провода метнулись к её ногам, запеленали щиколотки, но Надя даже не шевельнулась. Скрипач потянулся к её рукам. Холодные змеи укусили Надю за запястья.
— Я хочу жить. — Заскрипели колёса поезда.
Она ощутила, как кончики проводов проходят по её телу, ощупывая: коротко остриженные волосы, скрещенные ремни на груди, армейские брюки, кеды с оборванными шнурками.
— Побудешь со мной немного? — Он притянул её совсем близко, так что голубые искры касались Надиной кожи и обжигали. — Лучше бы ты была живой, но ты холодная. Ты закопана под землю. Но всё равно побудь со мной немного. Я хочу узнать, как это.
Провода подняли её выше, и оказалось, что потолок увешан разбитыми лампами. Кое-где сохранились стёкла и алые буквы на них: «вых…».
— Отпусти, я пойду сама.
Сущностям не обязательно дышать, но человеческое тело судорожно пыталось сделать вдох, пока провода на Надиной груди не ослабили хватку.
— Идём, — выдохнул Скрипач ей в лицо запахом старых шпал.
Наде почудилось движение в темноте, как будто провода в верхней части его туловища шевельнулись, словно огромная грудная клетка сделала вдох.
Его прежняя тронная зала преобразилась так, что Надя едва её узнала. Проломленные стены заросли новой кладкой, и в полумраке она едва могла различить их по цвету кирпичей. Бледный свет, сочащийся из-под купола, по-прежнему выхватывал из темноты ступеньки, ведущие к трону.
Но в противоположном углу залы она увидела лоскутный ковёр, расстеленный на полу, крепкий ящик из реек. Убежище, похожее на её собственное. На перевёрнутом ящике стояла бутылка с надколотым горлышком, пластмассовая вазочка с фантиками от конфет и стакан, перевёрнутый кверху донышком.
Надя села на ковёр, скрестив ноги, и машинально вернула стакан в правильное положение. Скрипач замер напротив, уложив переплетения проводов вокруг ящика и Нади, как огромная кобра. Теперь он сделался одного роста с Надей, и все три руки улеглись на край ящика.
— Расскажи. Как он убил тебя?
Дикое подражание дружескому чаепитию. Надя ощутила, как человеческое в ней тускнеет и меркнет. Ей кажутся нормальными и убежище, и перевёрнутый стакан на ящике — «да, ты просто не знаешь, что с ним делают люди», — и Скрипач, свернувшийся на полу.
— Он запер меня в комнате и уехал.
— Запер? — Стук поезда захохотал ей в ответ.
— Да. Люди не умеют выходить из запертых комнат. И прыгать из окон люди тоже не умеют. Люди боятся высоты.
— А что было потом?
— Потом я всё-таки вышла из комнаты, и он умер. От угрызений совести. Так тоже бывает у людей.
