– Но я вижу серое, вижу бегство…
Больше она ничего не сказала о холодном видении.
День стал ярче, ветер дул сильный и свежий. В воздухе висел аромат углей из кузни и вянущих трав из сада, уже снова укрытого высоким плетнем. С той же стороны доносились пение и удары барабанов. Там копали колодезь, готовый принять ствол дерева и очищенные конские кости. В битве не взяли пленных, их тени растворились в ночи, а мертвые их были непригодны, если верить Катабаху, который понимал в этих делах, так что в жертву предназначалась лошадь. Белая в серых яблоках кобыла. Ее уже взнуздали, заплели хвост и гриву, и дети под пристальным присмотром двух матушек украшали ее цветами.
Забили еще несколько коней, переломавших ноги или получивших глубокие раны в ночном бою. Их мясо срезали в пищу.
У колодца женщины-старейшины умудрились вызвать нечто, имевшее смутное сходство с человеческой фигурой и колебавшееся на ветру. Они прилежно растирали между ладонями лепестки желтых луговых цветов и простирали руки к стихийному порождению земли. Испытывали действенность старых заклятий и надежность источника воды. Видимо, увиденное удовлетворило их. Явление Ноденса, бога-целителя, как потихоньку пояснил мне Манандун. Радостные голоса звенели в воздухе.
Жизнь в Тауровинде устраивалась.
Меня весь день тяготили откровения Мунды. Я задыхался в Тауровинде, запертый между высоких стен, в людской толчее, среди ревущей скотины и душных запахов. С западных башен мне видны были болота и леса, уходящие к отдаленным холмам на границе Царства Теней Героев, и от его долин тянуло прохладным ветерком.
Там ждал меня кто-то, с кем мне очень нужно было встретиться вновь, и тайна, которую следовало открыть, чтобы избавиться от уз, связавших меня теперь с Уртой.
Куда подевалась лодочка – дух Арго? Я позвал, и она откликнулась. Стояла в мелком ручье выше по течению. Скрытая высокими камышами и склонившимися ивами, она тихо спала, ожидая, пока Арго придет за ней или я отпущу, позволив ей отплыть с Альбы за серые моря и самой отыскать породивший ее корабль.
Вот она тихо раздвинула камыши, развернулась по течению (я успел увидеть это мысленным взором, прежде чем оборвать связь) и двинулась в сторону каменного святилища Нантосвельты, к нашему последнему лагерю. Вскоре она доберется туда.
В сумерках войско коритани уселось за длинные столы для трапезы и беседы. Яростное пламя двух костров взметнулось между скамьями. Урта пригласил выживших членов своего клана, вождей коритани и меня расположиться в доме правителя, поесть и послушать рассказы, по большей части о походе на Дельфы. Потом Глашатай Прошлого выступил вперед, чтобы заново освятить кров правителя – законного владельца.
Этот обряд тянулся до глубокой ночи. Дотошное изложение истории племени, перечисление войн между кланами, набегов за скотом, странных рождений, упавших звезд, диких воинов, хитроумных женщин, правивших встарь, и бестолковых мужчин, пустивших на ветер все нажитое отцами.
Я проникся почтением к необычайной памяти, выказанной пятидесятилетним человеком с коротко стриженными волосами и бородой. Взгляд его был неотрывно устремлен на лишенное ветвей дерево, стоявшее посреди дома, хотя он несколько раз обошел его вокруг, описывая подвиги былых поколений. Временами Глашатай ударял в ствол костяным клинком, а раз помочился на него под размеренные рукоплескания воинов. Как видно, и это действие входило в обряд обновления.
Затем Глашатай правителя перечислял предков Урты, от его деда Мордиерга до Дурандонда, основавшего на Альбе сию крепость.
В седьмом поколении прозвучало имя женщины: Маргомарнат – и дальше в прошлое шли женские имена, имена владычиц павшей твердыни за морем. Последнее имя относилось ко времени задолго до рождения Ясона в Греции. И каждый раз назывались поименно все дети правительницы, описывалось ее детство, первое деяние ее властвования, упоминался и служивший ей военный вождь. Казалось, конца не будет этой декламации, но слушатели не проявляли ни малейших признаков скуки.
Наконец и этот закончил свою речь, а огонь все еще горел ярко. Тогда сидевшие рядом со мной воины принялись бахвалиться подвигами, с хохотом переругиваясь и швыряя друг в друга крошки еды и землю в знак недоверия.
Такое я видел уже не раз, так что оставил их развлекаться, пожелал Урте доброй ночи и нашел себе место, где мог посидеть спокойно, размышляя и собираясь с силами.
Я намеревался уйти с первым светом, но друид, известный как Глашатай земли, начал взывать со стены над Бычьими воротами. Он размахивал посохом, свитым из прутьев орешины – колкраном, – и каркал по-вороньи в промежутках между выкриками на языке, который, как я заподозрил, являлся древним наречием племени Урты, забытым ныне всеми, кроме этих хранителей памяти.
Видимо, теперь приличествовало внести с поля тела и члены убитых в ночной схватке и при неудачном штурме, затеянном Кимоном. Ворота распахнулись, и два десятка всадников выехали на равнину. Урта позвал меня с собой. Мне вывели коня, я взобрался в грубое седло и поехал следом.
– Забираем все, что сумеем, – крикнул мне король. – Выдержишь?
Я невесело рассмеялся. После того как Медея на моих глазах разрубила на куски визжащего брата и побросала их в море, чтобы задержать разгневанного ее мнимым похищением отца… да, я выдержу.
Вороны уже слетелись снова. Большие псы Урты гоняли их, бросались на медлительных падальщиц, разбрасывая по полю их перья и жизни. Я собирал щиты и мечи, подобрал несколько обрубков тел. Урта взвалил на спину своего коня гниющее тело Мунремура и медленно, торжественно повез к неметону в сердце крепости. Друиды уже распахнули плетеные ворота, и тела вносили внутрь, укладывали на лавки.
Когда все убитые собрались в роще, плетеные ворота снова замкнули. Прежде чем закрыли и заперли ворота в крепостной стене, я выскользнул на равнину и по дороге шествий направился к реке. Я успел проститься с Арбамом, который меня понял. Но Урту мой уход привел в отчаяние, и он выехал из крепости, промчался вскачь напрямик, словно впервые попробовавший крови юнец. Я бежал впереди, все ускоряя шаг. Урта размахивал над головой коротким копьем. Не с ума ли он сошел?
Прорываюсь сквозь прибрежные заросли, поспешно высматриваю на воде свою лодочку. Урта обогнал меня: грудь обнажена, волосы свободно летят по ветру. Проскакал по отмели и свернул обратно в чащу. Копье вонзилось в ствол дерева рядом со мной, задрожало. Пучок серых перьев на древке словно испуганная птица.
– Ты был гостем в моем доме. И уходишь, не сказав мне?!
