— Идемте, господа, — махнул хвостом Эток, запрыгнув на крыло дракона.
— Эток, дружок, убери коготки, — морщась от боли сказал дракон.
— Ох, прости, — кот кажется смутился.
— Видишь ли, когда я растягиваюсь в пространстве, то неизменно истончаюсь, любое механическое повреждение и дыру во мне заделать будет карайне сложно. Я не умру, но сильно потряю в весе и плотности, это очень неприятно, — пояснил дракон.
— А в чем еще вы растянуты? — спросила Таура, когда все удобно расположились на спине ящера.
— Во времени естественно. Все мы растянуты во времени, — пожал плечами дракон (это весьма смахивало на локальное землетрясение).
Дракон взмахнул крылами и в миг перелел кепостную стену, чем вызвал совершеннно неизбежную панику во дворе.
— Эт-то что еще такое! — взревел молдой, но судя по всему важный и бесстрашный человек.
Комраду лицо юноши как будто было знакомо.
— Это мы, ваши соседи, — спрыгивая с дракона, сказал Комрад.
— Мой прохвост — управляющий приходил к вам, соседушка?
— Приходил, только я его не пустил, — ответил юноша, — представьтесь, будьте так любезны.
— Комрад Золотой — рыцарь, кратко представился он, — это мой дракон, мы с ним очень дружны, это господа спасшие меня от верной смерти: справа-налево Гай Кабручек, Михас Блакк, Таура, Тамареск Патанда и их кот Эток, весьма ученый и остроумный, кстати.
— Очень приятно, — кисло сказал хозяин, — чем обязан?
— Вас не удивляет, что я — Комрад Золотой и выгляжу чуть старше вас? — удивленно спросил Комрад.
— Не удивляет. Когда вы пропали, моя матушка долго плакала и страдала по вам. Все пятьдесят девять лет она каждый вечер зажигала свечу вечером и плакала. Я хоть и младший ее сын, но хорошо все помню.
— Стоп, стоп, стоп, — перебил Комрад, — я не гений математики конечно, но если вам сейчас около тридцати…
— Мне двадцать пять, я выгляжу старше своих лет, — поправил хозяин.
— Чей же вы сын?
— Я сын своей матери. У нее было много желающих утешить горе, которое она переживала из-за вас, если вы об этом.
— Об этом, об этом, — мрачно отозвался Комрад, — плакала говоришь.
— Рыдала ежевечерне. Но умирая, она сказала мне одну фразу, которая засела в моем мозгу надолго, если не навсегда. Она сказала: "С ним ничего не может случиться. С ним все будет хорошо". Так что я не удивлен даже тому факту, что вы не оставляете за собой песка на моих дорожках.
Комрад заскрепел зубами, но сдержался.
— Я хотел просить у вас слуг, за плату, конечно. Мое поместье пришло в упадок, пока меня не было, и теперь там нужен ремонт.
— На какой срок вы забираете их? — глаза младшего Ташека заблестели аккурат после слов "за плату, конечно".
— Ровно на столько, сколько это будет необходимым для моих нужд.
— Секунду, — хозяин замка Ташек удалился и скоро вернулся с бумагой, чернильницей и переносной конторкой со встроенными счетами. Он долго производил расчеты и наконец сказал, — За первый месяц пользования простыми слугами я запрошу вас один кошель золота: в сумму включена плата слугам за срочную работу, плата мне за моральный ущерб, внеурочная плата остальным слугам, которые будут работать за других. В сумму не включены питание слуг, расходные материалы и траты на возможные больничные и проч. Вы будете использовать мастеров: кузнецов, маляров еще кого-нибудь?
— Маляры, ткачи, садовники и особенно трубочисты были бы как нельзя кстати.
Юноша снова засчелкал счетами и забубнил:
— Маляры обойдутся вам в семь рубинов, садовники в десять, ткачи в пять сапфиров и кошель золота (у самого ткачей не хватает), Трубочист у меня один, но очень умелый, поэтому отрываю от сердца всего за три кошеля золота и четверть сотни изумрудов.
Комрад так раскраснелся, что казалось пройди сейчас дождь — от рыцаря повалил бы пар.
— Не дороговато ли?
— Я исчислял из Пратских цен, но убавил стоимость рабочей силы, так как мы с вами находимся на границе ФОЛМиТа. Так же скинул пять процентов, как соседу. Получилось по божески.
— А если, допустим, рабочий заболеет или ногу сломает, кто оплачивает лечение? — осведомился дракон.
— Господин Комрад и оплачивает. В случае смерти слуги господин Комрад оплатит мне год рабочего времени того или иного слуги.
— Это еще почему?
— Потому что не использую рабский труд, я плачу своим одноклассникам, однокурсникам и прочим знакомым, которые не смогли найти работу в Пратке и согласились работать на меня.
— Погодите, — оторвался от каких-то своих мыслей Михас. Он подошел к хозяину замка и вежливо отодвинул его от конторки, пощелкал счетами и изрек:
— Вы нас обманываете молодой человек. Можете обманывать своих одноклассников и знакомых, но только не нас. Я произвел расчеты в уме, уточнил здесь. Вы правы, что касается простых слуг, но со специальстами вы перегнули. Месяц работы маляра в Пратке стоит один рубин…
Далее Михас излагал и излагал все возможные цены, наценки, скидки и проч. и проч. Хозяин замка зеленел, злился, но молчал, так как знал — Михас прав, а спорить с таким большим человеком, который в добавок еще и умен и знает, что такое экономика, Ташек-младший не стремился.
— Какая грузоподъеммность вашего дракона? — мрачно спросил Ташек, когда Михас закончил.
— Я не знаю, — сказал дракон. — Ну три сотни людей я смогу за раз увезти, я думаю.
— Столько у меня нет, — закусил губу хозяин, — сейчас я пришлю всех.
Через минуту перед гостями предстали полсотни слуг и специалистов.
— Это все что я могу вам дать, — сказал хозяин тем тоном, которым, как правило, говорят "А не пошли бы вы…".
— Этого хватит, — снисходительно заметил Комрад.
Комрад еще постоял и подождал.
— Что-то еще? — нетерпеливо спросил молодой Ташек.
— Ворота, — улыбнулся Комрад.
— Что "ворота"? У вас дракон есть, зачем вам еще и ворота отворять? — с этими словами гостеприимный хозяин развернулся и ушел, не забрав с собою даже мини-конторки.
— Вот хам, — зло сказала Таура.
Юный Ташек шел себе и шел по направлению к замку, пока не провалился в неизвестно откуда взявшуюся яму. Тамареск Патанда имел вид невинный и беззаботный.
— Едем? — он взобрался на дракона и махнул друзьям рукой.
Водрузив на дракона всех слуг, Комрад и сотоварищи отправились обратно.
В замке быстро установилась атмосфера, свойственная только ремонту. Кто-то где-то копошился, постоянно раздавался шум, мешающий говорить, слушать и вообще жить. Запахи так же стояли пресвоеобразнейшие.