Таура взяла у меня ребенка и окунула в теплую воду, смыла с него всю грязь, Гайне аккуратно пережала пуповину.
Я снова приняла на руки уже чистого малыша. Он успокоился и сосредоточено сопел. Личиком он был вылитый Тамареск.
— А теперь можно нам папу? А то мы соскучились, — сказала я.
— Ну, теперь можно, — недовольно сказала Таура. — Тебе бы еще полежать, а она сразу куда-то рвется.
В комнату ввалились подвыпившие Гай, Михас и Тама, они несли в руках деревянную кроватку, в ней были подушечки, одеяльце, матрасик. Но все почему-то розового цвета. Вещички, которые держал в руках Михас, тоже были девичьи. Среди игрушек, которые, по-видимому, делал Гай преобладала мальчишеская тематика, но все они были желтого и зеленого цвета.
— Как здорово, — улыбнулась я, — Только у меня мальчик.
— Вот, я ж говорил, что пацан! — воскликнул Гай, — а ваш Тамареск, госпожа, жадина, он не захотел отдать мне крови, чтобы я сделал голубые игрушки, пришлось кушать лимоны и зеленые яблоки… Никто кстати не хочет сладостей? Я составлю компанию.
— Тамареск, — позвала я, — хочешь его подержать?
Тама поставил кроватку на пол и приблизился ко мне.
— Он такой маленький, — сказал он.
— Зато он твой, наконец-то, вы увиделись. Это папа, малыш, — сказала я, передавая ребенка Тамареску.
— А как назовете? — спросила Таура.
— Я не знаю местных имен, — быстро отнекалась я.
— Он — дитя двух миров, — ласково сказала Гайне, — по-силлирийски это будет Кахад-угои.
— Нет, это как-то слишком, — поморщилась я.
— А что если его назвать Токиханаз, — предложила Таура, — на языке земель Ардора это значит, новый мир.
— Честно мне режет слух, — призналась я, после молчаливого совета с Тамареском.
— А может назовем его Сергей? — предположил Тама, — Золотая душа. Я это словечко еще запомнил, когда мы читали хроники допамятного Тау.
— Это имя из моего мира, — сказала я, — боюсь, оно малышу не пойдет…
— Так никаких проблем нет, — встрял Михас, — мы можем найти созвучное имя.
Все глубоко задумались.
— Кажется, такого нет, или просто мы его не знаем, — наконец, сказала Таура.
Тамареск баюкал безымянного пока младенца.
— Серкаро, только припоминается, — поцокал языком Гай, — но он был плохой поэт и к тому, же пьяница.
— Да что мы мучаемся, право слово. Мальчика будут звать Йегрес, — сказала я, — это Сергей наоборот. Похоже и на ваши имена и из моего мира что-то есть.
В доме Вселенной, ничего кроме Вселенной нет. И он сидела или лежала, короче говоря, находилась сама в себе и в нервическом расположении духа. С минуты на минуту она ждала, что что-то произойдет. Что вдруг она свернется до размеров Тау? Или просто свернется сама в себя? А сколько там расти? Сколько трудов насмарку! И все из-за одной девчонки, которая смогла перехитрить ее, саму Вселенную.
Внезапно она почувствовала чужое присутствие. Это было что-то такое же, как и она, но маленькое. Если Вселенная это бесконечная прямая, то рядом была точка. Вселенная спешно стала искать эту точку, хотя найти ее было не так-то и трудно, точка истошно вопила.
Тяжело жить Вселенной без Первомира, это ясно, а главное кот это знал, знал куда метить, скотина. Без Первомира Вселенная невозможна.
Вселенная нашла небольшую темную точку, вопившую, как сирена.
— Ты кто? — спросила она.
Но точка не ответила. Конечно, она еще слишком мала, чтобы отвечать. Это ли не новая Вселенная? Теперь их будет две? Это не плохо с одной стороны. А с другой, как воспитывать молодняк? Никто никогда не давал ей указаний, на этот счет. При желании можно убить точку прямо сейчас, но… эта точка так мила… она свежа и, по всей видимости, голодна.
— Вот держи, славная — это твой Первомира. Его зовут Тау, там живут и мама и папа, и твое воплощение. Оно будет живо, пока живешь ты, помни это. Вот еще подарок, возьми. Это мир демиургов, совсем молодой. У меня есть еще два, так что тебе пока хватит. Вот возьми еще эти миры, и эти, и вот те тоже забирай. Они старые и мудрые, питайся их знанием. Тем временем точка расширилась и где-то в ее кромешной тьме робко засияла звездочка, имя которой — Тау.