ДозирЭ в составе подразделения пеших воинов двигался на Иргаму. В этот временный отряд, помимо юношей-новичков, входили опытные циниты, уже побывавшие в походах и битвах, и даже ветераны, проведшие полжизни в армии. После ранения или отпуска все спешили в свои партикулы. Аймами командовали несколько молодых сотников из военных ходесс, а над всей цинитой начальствовал сорокапятилетний ветеран с пурпурным наградным платком на шее и пятью фалерами на груди.
Сезон дождей закончился, и дни стояли солнечные, но не жаркие. По прекрасной авидронской дороге отряд из пятисот человек проделывал не менее пятидесяти итэм в день. Короткие остановки не позволяли в полной мере восстановить силы, но цинита двигалась налегке и поэтому быстро обгоняла другие пешие партикулы, отягощенные медлительными обозами.
Когда наступал вечер, отряд заходил в лагерь и размещался в выделенных ему казармах, получал съестные припасы, полсотни воинов выделялось в ведение начальника лагеря для производства необходимых работ, а одна из айм отправлялась в ночной дозор. По правилам придорожного военного лагеря, пятая часть всех отрядов, остановившихся на отдых, должна была осуществлять внешнее и внутреннее охранение.
Воины разводили в отведенных местах костры, готовили пищу, опытные циниты рассказывали молодым авидронам, недавно прошедшим Испытание, о тяжелых походах, о жарких сражениях с врагом. Новички слушали с открытыми ртами, переспрашивали, запоминали.
Впрочем, проглотив похлебку, все сразу же шли по казармам и занимали без разбору ту циновку, которая оказывалась ближе. Не успевали лагерные музыканты оповестить об отбое, как весь отряд уже спал. На следующий день, едва занимался рассвет, цинита уже отправлялась в дорогу. Отдохнувшие бойцы шагали бодрым строем и зычно приветствовали другие отряды.
ДозирЭ легко переносил долгий путь, меряя широкими упругими шагами итэму за итэмой. Выносливый молодой организм был готов и к более серьезным нагрузкам. Да и что могло быть тяжелее обучения в лагере Тертапента?
Наверное, только одно: родившись в небогатой семье, он не привык много есть, и всё же испытывал постоянный голод. Старые воины посмеивались над ним и, отламывая часть своей пшеничной лепешки, предлагали с ним поделиться, но гордый юноша отказывался.
Может быть, от недоедания, а скорее всего, от молодости и от постоянной усталости ДозирЭ засыпал мгновенно, а просыпался при первом ударе калатуши. Снов он не видел или не помнил, только однажды перед ним предстала во всей красе Грономфа, цветущая, с залитыми солнцем улицами… Потом он вскочил на Хонума и, попрощавшись с отцом, отправился в путь.
Когда наступал черед ДозирЭ идти в ночной дозор, молодой воин старался попасть в дальние засады. Сидя в густой листве дерева или спрятавшись за валунами в поле, он с замиранием сердца прислушивался к ночной тишине, завораживающей, обманчивой, полной загадочных звуков. Сигнальный рожок наготове – крепко зажат в руке. И вот он уже видит себя где-то под Кадишем или Масилумусом, отважным следопытом, выслеживающим противника. И слышит неподалеку неясный шорох, а потом хруст веток, сдавленный торопливый шепот. Это коварные иргамовские лазутчики подбираются к лагерю авидронов…
Он быстро нашел себе товарищей среди воинов отряда – таких же горожан, как и он. Друзья старались держаться ближе друг к другу и, если везло, вместе ходили в дозоры. Воины всего отряда, даже покрытые шрамами ветераны, в целом проявляли дружественность и всегда были готовы прийти на помощь. Быстро привыкнув к суровым на вид цинитам, ДозирЭ уже не обращал внимания на безобидную шутку или подсказку. Только на одного человека он поглядывал настороженно. Тафилуса направили в Иргаму с тем же отрядом. Казалось, этот молчун за всю дорогу не проронил ни слова: только и знал, что шел, ел и спал, а еще быстро и четко выполнял приказы своего десятника.
На третий день цинита миновала небольшой город и приблизилась к крепости Грифы. Высокое мощное укрепление, окруженное водными преградами, железным частоколом и земляными валами, нависало над большим участком дороги. Над одной из башен располагался почтовый пост. В небе над ним кружили и кувыркались голуби, и воины из проходящих колонн со смешанными чувствами рассматривали вольно парящих птиц. Их свободный полет вызывал и удивление, и восторг, и зависть.
ДозирЭ вместе со всеми засмотрелся на голубей, но вдруг кто-то из рядом стоящих толкнул его в плечо: смотри! Грономф огляделся и не поверил собственным глазам. Впереди колонны шагов за пятьсот медленно двигались огромные многоярусные сооружения, строением и высотой напоминающие крепостные башни. «Купола», – понял ДозирЭ.
Молодой воин никогда не видел передвижных башен, но слышал о них множество рассказов от отца и наставников военных ходесс. Раньше они применялись только при осаде городов и собирались на месте непосредственно перед штурмом. Теперь же грономфские тхелосы создали башни на колесах, которые передвигались точно так же, как и валилы (небольшие передвижные механизмы), при помощи тягловых животных, находящихся внутри строения. Такие «шагающие крепости», как их уважительно прозвали коловаты из Междуречья – первые, кто столкнулся с куполами в открытом бою и изрядно от них пострадал, – могли передвигаться не только по мощеным дорогам, но и по земле.
Купола изготавливались в городе Сактафок, где произрастало каменное дерево – лучший материал для подобного рода сооружений.
Цинита ДозирЭ почти нагнала передвижную башню, ползущую по дороге. В походном положении тягловые буйволы находились не внутри, а спереди, лениво волоча за собой тяжелое строение.
– Эй, Ферассион, – крикнул кто-то с самого верха купола предводителю отряда, в котором состоял ДозирЭ, – что за странную толпу ты ведешь? Уж не ополчение ли? Неужто в Авидронии не осталось доблестных цинитов?
Колонна, которую Ферассион вел в Иргаму, и вправду походила на ополчение. Все воины были по-разному вооружены, как попало одеты и носили доспехи разных партикул.
Цинитай поднял голову, и глаза его вспыхнули гневом. Для любого воина не было сильнее оскорбления, чем сравнение с ополченцем – обычным горожанином, мастеровым или торговцем, пришедшим с хранившимся дома оружием по зову правителя. Однако, разглядев знакомое лицо, Ферассион осклабился.
– Эгоу, айм Бордэс. Я возвращаюсь в свою либеру, а это новобранцы и славные циниты из разных партикул, которых мне поручено доставить в общий лагерь.
– Поднимайся ко мне, я дам тебе холодного вина и свои новые походные сандалии, которые мне без надобности. Верно, твои уже стерлись на долгом марше?
