Однажды поутру ДозирЭ, выполняя мелкое поручение, пробегал мимо небольшого озерца, которое находилось в двух тысячах шагов от лагеря партикулы. Все, что он делал, ему надлежало делать только бегом. У молодого грономфа и в мыслях не было нарушать установленный порядок, тем более что несколько обидных, но справедливых наказаний отбили всякую охоту ловчить.
День был жаркий, а воздух влажный. Ярко-желтые цветы легонько покачивались на поверхности лесного водоема. Изредка била хвостом игривая рыбка. Дремала на воде пара жирных пелярисов с длинными клювами и высокими боевыми хохолками. Дернулся в кустах кабанчик, пришедший на водопой. Из-под ног выскользнула водяная змея с рубиновой шкуркой и юркнула в онисовые камыши.
Прохлада манила, от благоухания кружилась голова.
ДозирЭ свернул к самой воде и, оглянувшись по сторонам, пошел шагом по кромке плоского берега. Вода была прозрачна, изумрудное дно искрилось мелкими разноцветными камешками.
Молодого воина искушали соблазны, и он решил, что не будет ничего предосудительного, если он утолит жажду и сменит воду в своей кожаной фляге. ДозирЭ опустился и сделал несколько больших жадных глотков, насладившись холодной, чуть сладковатой влагой.
Выпив слишком много, ДозирЭ не в силах был продолжать путь и присел в тени ореховых кустов. Потом он ослабил кожаные шнуры доспехов, в которые был облачен. Сейчас поднимусь и побегу дальше, думал он. Только мгновение, нет, полмгновения. Всего один миг. Неужели это такое страшное преступление?
Перед глазами воина всё поплыло. Многодневная усталость неподъемным грузом обрушилась ему на плечи. Он запрокинул голову и упал на спину. Миг, всего один миг, шептали губы…
ДозирЭ очнулся оттого, что его пинали в бока. Он открыл глаза и увидел над собой воинов своей партикулы. По темнеющему небу он догадался, что наступил вечер. Молодой воин с трудом поднялся и начал приходить в себя. Сколько же он проспал? Неужели целый день?
ДозирЭ в одном набедреннике стоял перед выстроенной в линию партикулой «Неуязвимых». Его руки были связаны за спиной, а двое «бессмертных» братьев-великанов из города Мантры следили за тем, чтобы грономф не сбежал. Они стояли так близко, что он чувствовал затылком их дыхание, слышал позвякивание их оружия.
Пылали десятки огней. Ярко горела Хомея. Партикулис Эгасс произносил гневную речь, и три тысячи воинов внимали его словам. В стороне, в мерах двадцати, мастеровые уже собрали походную шпату, и цинит, видимо исполняющий в подобных случаях роль палача, замер рядом с ней, готовый в любую секунду исполнить волю военачальника.
ДозирЭ смотрел в землю, не в силах справиться со стыдом. Лишь изредка он украдкой поднимал глаза, но в лицах недавних товарищей читалось только презрение. Неужели конец? Скорый и жалкий. О боги, что скажет отец? Старик умрет от горя!
…Воины, которые обнаружили юного цинита спящим в ореховых зарослях, особо не церемонились. Они отобрали у ДозирЭ меч, стянули его запястья веревкой и повели в лагерь. На все его вопросы они отвечали лишь грубостью и легкими уколами копий.
Только в лагере ДозирЭ узнал, что его искали. После долгого безуспешного прочесывания близлежащего леса о пропаже цинита сообщили Эгассу. Партикулис решил, что здесь не обошлось без происков неприятеля, и тут же снарядил легкую конную айму, чтобы напасть на небольшое селение скотоводов-иргамов, находящееся неподалеку от лагеря, и отбить пленника. Селение уничтожили, погибло два авидрона, выявили и захватили следопыта, посланного из самого Масилумуса, но пропавшего воина так и не обнаружили. И только под вечер, когда поиски были прекращены, один из возвращавшихся в лагерь отрядов случайно наткнулся на безмятежно спящего новобранца.
– Спросим же себя: заслуживает ли этот мягкотелый горожанин пощады? – вопрошал Эгасс, впиваясь жестким взглядом в лица своих бойцов. – Заслуживает ли пощады человек, который, выполняя срочное поручение своего десятника, предался недостойным усладам? Заслуживает ли прощения воин, который уже совершал провинности и подвергался наказаниям? Вправе ли мы помиловать его и одобрил бы наше решение Инфект? Нет!
Нет! Помните, из-за таких, как он, проигрываются битвы. Помните, такие, как он, в самый опасный момент предают. Помните, именно такие, как он, бегут с поля боя, бросая оружие. Это из-за него сегодня погибли два опытных цинита, которые прошли через десятки сражений и чудом остались живы. Только жестокая кара будет справедливым наказанием ему и уроком и примером для остальных!
Циниты молчали, и по их суровым лицам нельзя было понять, приветствуют они скорую казнь провинившегося или, может, готовы его пощадить. Только несколько аймов одобрительно кивнули, соглашаясь с последними словами партикулиса.
Совсем недавно в лагере Тертапента ДозирЭ наблюдал казнь воина, заснувшего на посту. Тогда он пытался понять, что чувствует несчастный, о чем думает? И вот рядом со шпатой стоит он сам, безоружный, нагой, перед строем авидронских воинов, закаленных в боях. И жить осталось один-единственный миг…
Удивительно, но молодой грономф не чувствовал страха. Его жег позор. А еще он с ужасом думал о том, какое несчастье обрушится на отца, когда ему сообщат об обстоятельствах гибели сына…
– Начинайте, – громко приказал Эгасс.
Братья-мангры схватили ДозирЭ под руки, подтащили к шпате и обмазали смолой.
Что это? Или сон продолжается? Разве может со мной такое быть?
Ритуал был коротким. В походных условиях разрешалось казнить, не соблюдая всех предписаний. Не играли лючины, и воины не исполняли танец смерти. ДозирЭ даже не получил обычного в этих случаях подогретого нектара. Его замкнули в колодки, привязали веревкой за волосы и подтянули голову кверху. ДозирЭ только в самый последний момент понял, что происходит. Он пытался что-то сказать, может, даже выкрикнуть, но его никто не хотел слушать. Он было дернулся, но ровным счетом ничего не добился. Наконец страх, ужас добрался до его сердца, и оно бешено заколотилось, вырываясь из груди. Палач по знаку Эгасса замахнулся казнильным мечом и ловким ударом отсек молодому воину голову. Удар оказался настолько удачным, что после него голова осталась неподвижной, как будто ничего не произошло. Но тело уже было отсечено. Оно повалилось на колодки, заливаемые черной кровью.
Вето третьем году, тридцать третьего, последнего дня четвертого месяца, город Масилумус, как и каждый год до этого на протяжении двух тысячелетий, праздновал окончание сезона дождей – Встречу Солнца.
Еще днем залитые дождем улицы были серы и пустынны: жители спали, набирались сил перед трехдневными беспрерывными гуляниями, которые открывались этой ночью, факельным шествием и «божественной» оргией. Только рабы в некрашеных одеждах и грубой обуви на деревянной колодке шлепали по лужам – спешили куда-то по поручению хозяев.
