— Со стенами — то же самое, — отметил другой сапёр. — Со всех сторон.
— Это здание наполнено трупами, — сказал невысокий воин в лестийской броне, стоявший рядом с даруджийцем. — Похоже, они разбухают.
Не сводя глаз с могучего даруджийца, Паран спросил:
— У тебя есть имя?
— Остряк.
— Вы из какой-то секты или вроде того? Воины-храмовники?
Остряк медленно повернулся к нему, его лицо было почти скрыто забралом шлема.
— Нет. Мы ничто и никто. Это ради женщины. А теперь она умирает…
— Какая палатка? — перебил его Молоток своим высоким, тонким голосом.
— Путь Дэнул отравлен…
— Ты чувствуешь это, да, Остряк? Любопытно. — Целитель подождал и снова спросил: — Какая палатка?
Лестийский спутник Остряка указал на палатку.
— Там. Её сильно ранили. Кровь в лёгких. Она, возможно, уже… — Он замолчал.
Паран последовал за Молотком к истрёпанному навесу.
Лежавшая внутри женщина была бледна, её молодое лицо — искажено и напряжено. Пенящаяся кровь окрасила губы.
И здесь есть что-то большее.
Капитан смотрел, как целитель опустился на колени возле неё, протянул руки.
— Погоди, — проворчал Паран. — В прошлый раз это чуть не убило тебя…
— Но не мой дар, капитан. Духи баргастов поддерживают меня на сей раз, сэр. Снова. Не знаю почему. Возможно, кто-то в этом лично заинтересован. Впрочем, может быть слишком поздно. Посмотрим… хорошо?
Помедлив, Паран кивнул.
Молоток положил руки на лежавшую без памяти женщину, закрыл глаза. Миновала дюжина ударов сердца.
— Ай, — наконец прошептал он, — здесь много слоёв. Раненая плоть… раненый дух. Мне нужно излечить всё это. Так что… вы мне поможете?
Капитан понял: вопрос адресован не ему, — и не ответил.
Молоток вздохнул, не открывая глаз.
— Вы готовы принести такие жертвы ради этой женщины? — Он прервался, всё ещё не открывая глаз, затем нахмурился. — Я не вижу нитей, о которых вы говорите. Ни в ней, ни в Остряке, ни в мужчине рядом со мной…
Рядом с тобой? Во мне? Нити? Боги, почему вы просто не оставите меня в покое?
— …но я вам верю. Начнём?
Тянулись мгновения, целитель неподвижно сидел рядом с женщиной. Затем она шевельнулась на тюфяке, тихо застонала.
Навес разорвался, затрещали тросы. Паран удивлённо вскинул голову и увидел стоявшего над ними Остряка, его грудь вздымалась.
— Что? — выдохнул даруджиец. — Что?..
Он отступил на шаг, повинуясь мощной хватке Тротца на своих плечах.
— Не бывает слишком поздно, — прорычал баргаст.
Подходящий к ним Мураш ухмыльнулся.
— Привет, Капастан. Мостожоги пришли.
На рассвете звуки сражения доносились с севера и востока. Кланы Белолицых наконец столкнулись с врагом. Позже Хватка и остальные узнали о внезапной кровавой схватке, которая произошла на пристанях и берегу реки Серп. Кланы Барахн и Ахкрата столкнулись с новоприбывшими полками бетаклитов и бетруллидской кавалерии. Вместо того, чтобы защищать плохо подготовленные оборонительные позиции, командир решил контратаковать, и вскоре баргастам, атакованным со всех сторон, пришлось окапываться. Барахны сломались первыми. Последовавшая резня укрепила решимость ахкратов, и они продержались до полудня, когда Тор отвёл племя Гилк от вылазки в город и отправил закованных в черепашьи панцири воинов на помощь. Равнинный клан, закалённый в бесконечных войнах с конными противниками, сцепился с бетруллидами и дал ахкратам возможность разнести бетаклитов и захватить понтонные мосты и баржи. Последних солдат паннионской средней пехоты они загнали на мель в реке, и вода окрасилась алым. Выжившие бетруллиды сбежали от гилков, направившись вдоль берега на север, к болотам — и совершили роковую ошибку, так как их кони застряли в солёной грязи. Клан Гилк преследовал паннионцев, чтобы возобновить избиение, которое завершилось только в сумерках. Подкрепление септарха Кульпата было уничтожено.
Атака Хумбролла Тора на город вызвала паническое бегство. Отряды провидоминов, урдомов, беклитов, скаланди и бетаклитов были окружены и разъединены десятками тысяч тенескаури, которые бежали от мечей и копий баргастов. Главные улицы превратились в потоки людей — бурлящее наводнение, рвущееся в западном направлении, изливающееся на равнину через пробоины в стенах с той стороны.
Тор не мешал своим кланам пуститься в яростную погоню, загнавшую паннионцев ещё дальше на запад.
Прижавшись к крыше, Хватка посмотрела вниз, на орущую, охваченную паникой толпу. Человеческий прилив врезался в гору тел, прорубая в ней просеки — узкие проходы меж стен холодной плоти. Каждый такой проход запрудили люди, и другим приходилось карабкаться поверх них, иногда — на расстоянии меньше удара длинной пики от малазанских позиций.
Несмотря на тот ужас, который она наблюдала внизу, Хватка чувствовала, будто с её плеч свалилась тяжкая ноша. Проклятые браслеты больше не сдавливали руку. Чем ближе малазанцы подходили к городу, тем теснее и горячее становились торквесы — ожоги опоясывали плечо Хватки, а глубокая боль по-прежнему отзывалась в костях. Вся эта история порождала множество вопросов, но Хватка не была готова размышлять над ними.
С улиц восточнее донеслись уже привычные звуки бойни, рокочущим фоном которым служили нестройные боевые кличи баргастов. Паннионцы сформировали что-то вроде арьергарда: остатки беклитов, урдомов и провидоминов сомкнули ряды в попытке задержать наступление Белолицых. Этот арьергард быстро распадался, уступая баргастам числом.
С крыши не уйти, пока не пройдёт убегающий враг, как бы Вал ни ныл про трещины в фундаменте и тому подобное. Хватка была этому весьма рада. «Мостожоги» вошли в город. За стеной и у северных ворот было трудно, но за вычетом этого всё прошло легко — легче, чем она ожидала. Морантская взрывчатка смогла уравнять шансы, если не полностью переменить картину битвы.
Клинки ещё ни разу не пришлось пускать в ход. Прекрасно. Мы уже не так хороши, как бы ни храбрился Мураш.
Хватка гадала, далеко ли Дуджек и Бруд. Капитан Паран отправил Вывиха к ним, как только стало ясно, что Хумбролл Тор объединил племена и готов дать команду идти на Капастан. Быстрый Бен вышел из строя, а Штырь слишком боялся испытывать Пути, так что узнать, удалось ли Чёрному моранту добраться, было невозможно.
Кто знает, что с ними сталось. Сказки баргастов о немёртвых демонах-рептилиях на равнине… и заражённые Пути. Кто докажет, что яд этот — не дорога для какой-нибудь дряни? Штырь говорит, будто Пути больны. Что если их просто захватили? Может, кто-то пользуется ими прямо сейчас. Может, кто-то пришёл по Путям и врезал им со всей мочи. Может, где-то на равнине уже гниют тридцать тысяч тел. Может, мы — последние из Войска Однорукого.
