Кирилл Кащеев - Спасти дракона

– Эй ты, вылазь из погреба, хватит бездельничать! Кашу с мясом для паненки и газету! – проорал шинкарь в сторону приоткрытой задней двери. – И пошевеливайся там!

– Все ты! – зашипела Ирка на запрыгнувшего рядом с ней на лавку кота. – Чего молчишь, будто снова разговаривать разучился, – сам бы договаривался!

– Мне б, может, и вовсе не ответили, – снова мрачнея, пробурчал кот.

Переспросить Ирка не успела. Кухонная дверь распахнулась, выпустив волну чада. Появился поднос с толстостенными глиняными кружками, плошками дымящейся горячей каши и кувшином кваса. За поднос цеплялся парень лет шестнадцати-семнадцати. Именно цеплялся, потому что удержать такое на весу он в принципе не мог. Руки-веточки – сквозь пергаментную кожу видна не только каждая косточка, но и каждая жилочка – отчаянно дрожали под тяжестью. Парень был вызывающе, неправдоподобно худым, как бывает только после долгой голодовки и такой же долгой работы сверх сил, на износ. И таким же вызывающе некрасивым. Каждая черта в целом вроде и ничего: светлые, почти бесцветные волосы, курносый нос, высокий лоб. Неприятным был рот с резкими, будто ножом прорезанными складками у губ, и глаза, пустые, застывшие глаза человека, который ни на что не глядит, потому что не рассчитывает увидеть хоть что-то хорошее. От парня хотелось как можно скорее отвести взгляд. Страдание красиво только в анимэ, в жизни оно плохо выглядит и плохо пахнет – поэтому люди гораздо чаще помогают красиво страдающим мошенникам, а реальная боль заставляет мучительно ныть совесть… и оттого ее торопятся убрать с глаз долой, утешая себя словами «Ну нельзя же так опускаться…». Было ясно, что этому парню никто и никогда не поможет.

– Вот только урони опять поднос! – прошипел шинкарь. – Век жрать не будешь!

Парень испуганно сжался, выставляя локоть, словно прикрываясь от удара, и балансируя подносом, мелко засеменил к Ирке. Руки у него дрожали, а ноги подгибались. Ирка вскочила, перехватывая начавший опасно крениться поднос.

– Спасибо, паненка, я сам! – слабо возразил парень, норовя уклониться от Иркиных протянутых рук. Квас немедленно выплеснулся на скатерть.

– И то верно, пусть дармоед работает! – недовольно буркнул хозяин.

Ирка замерла: если они с подавальщиком начнут играть в перетягивание подноса, катастрофы не избежать. Парень все-таки водрузил поднос на стол и принялся составлять снедь. Немного каши просыпалось на стол. Пальцы подавальщика судорожно дернулись, словно желая подхватить эти крупинки, а по горлу прокатился тугой комок.

Ирка взяла в руки ложку. Есть рядом с этим давно и мучительно голодным парнем было так же невозможно, как рядом с готовой вот-вот взорваться бомбой. Надо или немедленно уходить отсюда, или… что-то делать.

– Я… сейчас закажу еще, – стараясь не глядеть на заострившееся лицо парня, пробормотала Ирка. – Позавтракаешь с нами?

– Спасибо за приглашение, паненка. – Взгляд его с такой жадностью прошелся по каше, что казалось, миска сама должна была ринуться навстречу этому почти безумному взгляду. – Но я вовсе сыт. Прошу! – И сунул ей засаленную кожаную тетрадь.

– Что это? – принимая тетрадь, растерянно спросила Ирка.

– Паненка просила газету. – Неловко, как дернутая за веревочку марионетка, парень поклонился, зажал поднос под мышкой и заковылял обратно на кухню, на ходу врезавшись в торчащий на дороге деревянный табурет и опрокинув его на пол.

– Вот скотина неуклюжая, одни убытки от тебя да беспокойство! – заорал хозяин. Парень тяжело, как старик, нагнулся…

«Сыт он! Сыт ты был, наверное, когда-то в другой жизни!» – подумала Ирка. Кот уже подтянул к себе миску с мелко нарезанным мясом и, не заморачиваясь возней с ложкой, сунул туда морду и зачавкал. Обжигаясь, Ирка проглотила одну ложку каши, другую… Горячий ком тяжело рухнул в желудок.

– Эй, парень, а ну тащись обратно! – сквозь забитый рот рыкнула она. – И табуретку эту с собой прихвати!

Властный рык заставил вздрогнуть не только подавальщика, но и хозяина.

– Иди, раз зовут! – отвешивая парню подзатыльник, от которого тот чуть не ткнулся носом в пол, скомандовал он.

Так же невыносимо медленно парень и табуретка перекочевали обратно к столу.

– Тут много, а я на диете!

– На чем? – Легкий проблеск любопытства мелькнул в пустых глазах парня, он даже попытался заглянуть через стол – на чем там Ирка?

– Не твое дело! Твое дело, что платить все равно придется, хозяин кашу обратно не возьмет. – Шинкарь немедленно закивал. Ирка подтолкнула к парню свою миску: – Вот и выручи меня, доешь.

Парень завороженно уставился на кашу. На туго обтянутых кожей скулах шевельнулись желваки… и с трудом, словно говорил не человек, а робот с заржавевшими челюстями, он выдавил:

– У хозяина есть пес. Если паненке угодно, я могу отнести ему.

Вот эта фигня называется гордость. Когда людей, искренне старающихся тебе помочь, еще и заставляют выкручиваться, придумывать уловки и оправдания. Впервые в жизни Ирка поняла, как тяжело с ней было Таньке и Богдану, да и некоторым учителям тоже.

– Не видишь, я с котом путешествую? Кормить собак ему мешают видовые предрассудки!

Кот подавился мясом. Выгнул спину горбом, истошно заперхал.

– В общем, сел и съел! – в Иркином голосе заклокотало рычание. – Имею я право за свои деньги сама решать, кто доедать будет? – И надавила парню на плечо, заставляя плюхнуться на табуретку. Мгновение он глядел на поставленную перед ним миску – а потом сломался. Схватил ложку и самозабвенно, ничего не видя вокруг, принялся ею орудовать.

– Он тут не брюхо набивать, а работать должен! – пробурчал хозяин. – А ежели еще посетители явятся?

– Вот когда явятся… – Ирка хмуро покосилась на хозяина, и тот замолк.

– В чужом мире голодных подкармливать принялась? – негромко прочавкал кот.

– Знаешь, мы никогда не голодали, – глядя в покрытую рогожей столешницу, прошептала Ирка. – Но я отлично помню, как старалась у Таньки дома лишнюю конфету не брать. Чтоб не позориться.

– Ты… на нее злишься? На бабку? – перестав жевать, с неожиданной серьезностью муркнул кот. – Ты ж понимаешь, что на самом деле она… Или не понимаешь?

– Все я давно уже понимаю! – ощетинилась Ирка. – Только если б в этом не было необходимости… мы б так не жили! – И еще тише добавила: – У меня всегда слух был собачий. Я слышала, как она у себя в комнате плакала, когда я в старых спортивных штанах до коленок в школу шла. – Ирка отвернулась. Продолжать этот разговор не было никакого желания. Под руку подвернулась кожаная тетрадь – это действительно оказалась… вроде как газета. Корявым почерком, с брызгами чернил и кляксами, с использованием старинных фиты, ижицы и ятя страница за страницей тянулись короткие сообщения: