Дима, как я и ожидал, покачал головой:
— У меня даже таких знакомых нет.
— Итак, что мы имеем, — нахмурившись, подвела Оксана. — Как такое может быть? Сазан лучше тебя знает, что ты знаешь эту женщину и ее ребенка. Так, получается? Ведь он бы действительно не стал хватать на улице первого попавшегося мальчика. Или стал бы?
— Да понятия не имею!
Меня уже потряхивало. Напряжение последних недель становилось просто невыносимым. Ничего не решалось, все становилось только сложнее и непонятнее, и опять почему-то все это имело непосредственное отношение ко мне.
— Спокойнее, — напомнил Дима. — Нужно хорошенько подумать. Вспоминай. Может быть, это какая-то твоя родственница…
— Нет у меня родственников.
— Подруга твоей мамы, например?..
— Нет, не то, — я уверенно покачал головой. — Да и откуда Сазану знать друзей моей матери? Вообще не вяжется.
— Ты должен вспомнить, у Сазана определенно должна была быть мотивация, если он, конечно, не полный псих.
— Все так, — признал я. — Но я в упор не помню эту женщину. Я не знаком с ней, я уверен, у меня очень хорошая память на лица, я просто где-то ее видел. Может, мы с ней в одном автобусе ехали. Я понятия не имею. Может, в магазине.
Честно говоря, я и сам не верил в свои слова. Какой еще магазин? Какой транспорт? Было ощущение, что ответ лежит у меня на ладони, но почему-то я не мог его разглядеть, словно он был размером с микроба.
Я молчал и барабанил пальцами по столу. Дима с Оксаной тоже было напряжены. Они сидели, взявшись за руки, и тоже молчали.
Удивительная пара. Судьба свела их так недавно и при таких сверхъестественных обстоятельствах, а они выглядят так, будто провели вместе уже ни один год. У них было полное взаимопонимание. Они даже двигались как-то в унисон. Оксана вставала и шла к столу за кружкой, а Дима уже протягивал ей кофе. Она начинала фразу, а он заканчивал. А то как они смотрели друг на друга… Я невольно позавидовал им. Я плохо представлял себе возможность, что и у меня будет такое же единение с какой-нибудь девушкой. Не уверен, что смогу когда-либо настолько раскрыться перед другим человеком.
— Дааа, — протянул Дима после продолжительного молчания. — Плохи дела, жалко ребенка.
Меня тут же вырвало от меланхоличных мыслей, и я вернулся к своему обычному состоянию.
— И что я, по-твоему, должен делать? — спросил я. — Бросаться в омут с головой? Может это вообще ребенок Сазана? Или вообще розыгрыш? И почему, дремучий случай, опять я?! Мне больше всех надо? И денег у меня нет, которые он требует.
— Из того, что ты мне рассказывал о Сазане, мне кажется, что у него не хватило бы ума на такой 'розыгрыш', - заметил Дима. — А почему ты, это вопрос не ко мне, — он ткнул пальцем в потолок и многозначительно замолчал.
— Я даже не знал, что ему известно такое длинное слово как 'благородство', однако он его частенько употребляет, — пробурчал я. — Сазан на все способен. На пакости ума у него всегда хватало.
Снова повисло молчание. Каждый думал о том, что бы могло значить странное поведение Сазана. Я тоже думал, стараясь не отвлекаться на то, как Оксана положила голову Диме на плечо, а он нежно гладит ее ладонь. Кажется, моя болезнь называется одиночеством.
Я глубоко вздохнул и попытался вновь сосредоточиться на Сазане. Но в голову не приходило ничего более или менее вразумительного. Ход мыслей Сазана логике явно не поддается.
— Я вот что подумал, — Дима первым нарушил молчание. — Допустим, что ты действительно не знаешь мать этого похищенного ребенка, но ведь у ребенка должно быть два родителя. Что если ты знаешь его отца?
Хм… А мысль-то здравая… Стоит над этим поразмыслить.
Я не успел ничего ответить, как в дверь позвонили.
— Ты кого-то ждешь?
Дима покачал головой.
— Никого. А ты?
— Ко мне приходят те, кто не звонит в двери, а проходит сквозь них.
Дима кивнул, соглашаясь со мной, и пошел открывать дверь. Я остался на месте.
— Все образуется, — миролюбиво сказала Оксана. — Не расстраивайся.
— Не расстраивайся раньше времени, — пробормотал я себе под нос, — все еще станет хуже, успеешь расстроиться.
Пока что все становилось только хуже. И мое предчувствие говорило, что это еще не предел.
Дима не возвращался, в прихожей послышались голоса.
— Какого… — я не договорил и сорвался с места.
— Рома! — окликнула меня Оксана, но я уже вылетел из кухни.
Голос гостя показался мне смутно знакомым. Я встал как вкопанный.
'Пожалуйста, — мысленно взмолился я, — пусть мне только кажется, что этот голос принадлежит тому, о ком я думаю. Пусть мне только показалось!'
Я осторожно вышел в прихожую, на этот раз не торопясь. А потом так и замер с открытым ртом.
— А вот и отец, — пробормотал я, когда снова обрел способность дышать.
В дверях стоял растерянный Алексей Дмитриевич Бендин, мой учитель физики, а за его спиной колыхался призрак той самой женщины, виденной мной утром.
Так вот где я ее видел, не в автобусе и не в магазине. Это жена Бендина, я видел их вместе. Вместе с пятилетним сынишкой.
— Дремучий случай, — прошептал я, чувствуя, что ноги подкашивают. Я оперся спиной о дверной косяк и сполз на пол. Вот теперь можно было и расстраиваться и паниковать. — Проходите, Алексей Дмитриевич, — почти прошептал я.
— Рома? — в свою очередь ахнул физик, такое чувство, что и он совсем не ожидал увидеть меня тут.
— Ты его знаешь? — в свою очередь удивился Березин.
— Угу, — простонал я, сил на пояснения у меня не было, провалиться бы сквозь землю прямо сейчас.
Бендин и Березин смотрели на меня в ожидании. Интересно, в ожидании чего? Чуда?
Я собрался и поднялся на ноги, не хватало еще действительно впасть в истерику. Потом немного отошел в сторону, пропуская Бендина и его мертвую жену. — Это и есть отец и мать похищенного ребенка. Дима, ты гений.
Березин пожал плечами и закрыл за вошедшими дверь.
Подлость и глупость некоторых людей порой заводит в тупик.
Выражение лица у Бендина было такое, будто его только что стукнули кувалдой по голове. Он сел на предложенный Оксаной стул, втянув голову в плечи и опасливо озираясь. Призрак пристроился у его правого плеча.
— Рома, что происходит? — спросил он. Голос его дрожал.
Сейчас он был совсем не похож на того учителя, которого я знал уже много лет. Всегда такой спокойный и уверенный в себе, способный дать ответ на любой вопрос.
Человек, сидящий передо мной, представлял собой только жалкое подобие обычного Алексея Дмитриевича. Осунувшееся лицо, красные глаза, щетина на всегда безупречно выбритом лице.
