– Всегда думал, что пирамида Хеопса в основании квадратная, – отозвался о катере Платан. – А тут – равносторонний треугольник.
Зато конструкторы катера довольны… По случаю окончания ходовых испытаний сегодня вечером будет очередной праздник. Байки у костра – так это называется.
Скоро начинаем то, ради чего мы сюда прибыли. Исследование Объекта. Если не считать потерянного года, то все идет по плану. Почти. У нас есть база, есть катер. Есть даже большая нуль-т камера. Расположена километрах в трехстах к юго-западу отсюда. В любой момент можем уйти домой. Это придает драконам уверенность. Жаль только, что камерой можно воспользоваться лишь один раз. Второго не будет. Потому что Объект обидится и превратит ее в кратер. Диаметром километров десять. С легкой радиоактивной аурой для поднятия тонуса. Поэтому и удалена камера на триста километров.
Вообще-то, радиоактивность этой планете не помешает. Может, слизняки начнут эволюционировать во что-то более съедобное.
Скоро, скоро начнется то, ради чего я сюда летел. Задача, которая потребует напряжения всех клеточек серого вещества. Которая заставит мозг выложиться до донышка, без остатка. О которой я триста лет мечтал. Здесь, на Уродце даже думать не над чем. Мысли такие же серые и плоские, как равнина вокруг. Как линялое небо над головой. А там…
Очень трудно найти задачу по силам. Обычная жизнь почти не требует загрузки извилин. Рутинные операции. Как я радовался, когда нужно было разыскать семью Мрака и Шустриков. Потом – Греб. Создание Мириамочек. Вот это была Работа! С большой буквы. Жаль, что недолго.
Нечто похожее наблюдалось в конце XIX века. Казалось, что мир прост и понятен. Физика почти закончена. Осталась пара мелких вопросов, после чего последняя страница будет дописана, и можно ставить том на полку. И тут – ядро атома! Безбрежные просторы новых знаний!
Скоро! Скоро!!!
– … говорю по собственному опыту. Никогда не соглашайтесь.
– Но сенсофильмы – это же прекрасно!
– Ага. Смотреть. Ты – рыцарь без страха и упрека. Скачешь на горячем боевом коне, нацелив копье в грудь… В чью грудь нацелено твое копье?
– Противника, – выдвигает гипотезу Ламур.
– Правильно. Ужасного огнедышащего мечехвостого дракона. Вот роль этого дракона тебе и дадут.
– Но не во всех же фильмах драконы отрицательные, – не соглашается со мной Тонара.
– Точно. Я играл и положительных. В одном – не помню, как называется – мне было приказано стеречь похищенную принцессу. Разумеется, я в нее влюбился, спас, вернул домой и защищал ее королевство от всех напастей. За что был отравлен и скончался в страшных муках. Принцесса оплакивала меня до конца фильма и даже назвала сына в мою честь. Позднее, при монтаже, сына вырезали. Но самое жуткое – это участие в батальных сценах. Представьте, мы с каскадерами размечаем площадку, вымеряем каждый шаг, чтоб не раздавить актеров, восемь раз репетируем. И вот съемка. Мотор! Начали! Батальная сцена в разгаре. Огонь, дым! Каскадеры дерутся на мечах, падают убитые. Но там, куда надо упасть, горит греческий огонь. Разумеется, каскадер не хочет в греческий огонь. Падает рядом. Но я-то этого не знаю. С моего места этого не видно. Вот мне дают старт, я несусь закусив удила. А тут лежит он. Думаете, я хочу в греческий огонь? Распахиваю крылья, и тут же получаю две горящие стрелы в перепонку. Теперь я играю просто талантливо. Все вокруг это чувствуют и уступают дорогу. Даже убитые. Какой-то лопух сбивает свет и третью камеру. Мой всадник вылетает из седла и падает в гущу врагов. А съемка идет. Я должен спасти эпизод. И я спасаю его. Возвращаюсь за всадником, расшвыриваю статистов, получаю мечом по уху, но все-таки вытаскиваю своего наездника из свалки. Нельзя же, в самом деле, допустить, чтоб главный герой погиб в начале фильма. Что в результате? Меня обвиняют во всех смертных грехах. Я сорвал съемку, я повредил аппаратуру. Мне только варанов играть. Нет, динозавров безмозглых. Калек по интеллекту. Коллег, то есть. Но в фильм идет именно мой дубль. Мы берем массу призов по всем номинациям. Особенно – за яркость эмоционального фона. Ярость у нас – настоящая ярость, страх – такой, что девочки в трусики писают. Боль – подлинная, самая что ни на есть настоящая. Мечта мазохиста. И все это – из моего эпизода. Того, что в этот фильм не вошло, еще на два фильма хватило. Думаете, мне хоть одного золотого люпуса дали? Нет! Я недостоверно погиб в схватке с боевым слоном. Слон такой медлительный. Дураку ясно, что я поддался.
Драконы слушают затаив дыхание. Даже перестали хрустеть чипсами из сушеных медуз. Их глаза горят в темноте звездочками, в них пляшут отблески голограммы костра. Конечно, настоящий костер был бы лучше, но дров на Уродце нет.
– Но в одном фильме я играл с удовольствием, – распускаю перед молодежью павлиний хвост. – Жаль только что фильм был маленький. Капустник, который высмеивал моду на фильмы о рыцарских подвигах и круглых столах. Представьте, скачет могучий рыцарь, весь закованный в железо. Грохочут копыта богатырского коня. Развевается за плечами плащ. Вот он останавливается у пещеры и кричит:
– Чудище поганое, выходи на смертный бой!
Из пещеры высовываюсь я. На голове – колпак повара, на груди – грязный передник, в лапе – поварешка.
– А может, не надо? – спрашиваю я. – Может, в гости зайдешь, отужинаешь. Детям про рыцарские подвиги расскажешь? – глажу старшего сына по головке.
– Не бывать таковому! – настаивает рыцарь. – Готовься к бою, мерзкое чудовище!
– Слушай, добрый человек, у тебя дети есть?
– Двое.
– И у меня двое. Детей хоть пожалей. Сиротами оставишь. Давай миром решим.
– Последний раз глаголю: выходи на честный бой, чудище поганое!
– Ну, на честный – это еще куда ни шло, – уныло отзываюсь я. Снимаю колпак, фартук, напяливаю на голову рыцарский шлем. Поднимаю с земли щит размером с небольшое озеро, достаю меч кладенец – пятиметровую стальную оглоблю, задумчиво смотрю вслед удаляющемуся облачку пыли.
– Да ну его, этот честный бой, – объясняю детям. – Пусть думает, что я испугался. Ужин остывает, а я что, обязан за ним по всей долине на задних лапках бегать?
– А давайте организуем театр, – вносит предложение Ламур. – Офелия, о нимфа..! Иди в монастырь, – с пафосом обращается он к Волне.
– Спасибо! Лучшей роли ты для меня не нашел!
– Ладно, будешь Катариной. А я – Петруччио. День добрый, Кэт! Так вас зовут, слыхал я.
– Я Жанна д'Арк! Орлеанская Дева! – возмущается Волна и даже выпускает слегка когти.
– Поздно. Раньше надо было театр открывать. Завтра начинаем решительные действия, – останавливаю я их.
