глаз потекли слезы.
Я посмотрела на Сильвестра. Было ясно, что он отчаянно пытается придумать способ помочь сыну, но Вильфрид сам признался в своем проступке. Его будет нелегко защитить.
- Боги… Какая головная боль. Разве не поэтому я сказал что лучше лишить его наследства чем раньше тем лучше? — сухо сказал Фердинанд.
Вильфрид вздрогнул от этого замечания.
- Но, но… ведь Розмайн придумала заговор…
Фердинанд перестал писать и поднял глаза.
— Правд столько же, сколько и людей. Розмайн, расскажи Вилфриду свою правду. Ты многое потеряла из-за его бабушки, не так ли?
Он ахнул и посмотрел в мою сторону.
- Правда, Розмайн? Нет… Нет, это же Розмайн все подстроила…
- А мне помнится все несколько иначе, Вильфрид.
Хотя я не совсем понимала, о чем думает Фердинанд, я все же рассказала Вилтфриду свою фальшивую историю. Я объяснила, что я была тайно воспитана в храме; что бывший верховный епископ принял меня за простолюдинку, и начал распространять ложные слухи среди знати; что он попросил свою старшую сестру Веронику пропустить иностранного аристократа в Эренфест с намерением продать меня ему; что мои рыцари и слуги пострадали, защищая меня; и, наконец, что я была удочерена Сильвестром, чтобы обеспечить мне безопасность от иностранных дворян, которые стремились наложить руки на мою ману.
Вильфрид был явно потрясен. Он знал, что его бабушка совершила преступление, но на самом деле не знал, какое отношение я имею ко всему этому.
— Т-так что же ты тогда потеряла, Розмайн? — Заикаясь спросил он.
"Семью", мысленно ответила я, опустив глаза.
- Я потеряла свою свободу, Вильфрид. До этого я делала книги с людьми из нижнего города. Но теперь я не могу посещать нижний город и свободно разговаривать с простолюдинами. Я также должна была получить строгое воспитание, чтобы не опозорить семью эрцгерцога. Сразу после крещения я была назначена главой храма, чтобы восполнить недостаток маны. Ты ведь понимаешь, как это утомительно?
- Но… бабушка говорила совсем другое… — пробормотал Вильфрид, закусив губу и глядя в пол. Ведь в душе он был честным и искренним мальчиком. Несмотря на то, что он снова и снова повторял, что я злая заговорщица, он действительно выслушал меня и пытался понять ситуацию.
Флоренция печально наблюдала за происходящим, нежно поглаживая волосы сына.
- Розмайн очень пострадала из-за преступления, совершенного Леди Вероникой. Неужели даже сейчас ты готов продолжать утверждать, что бабушка ни в чем не виновата? Розмайн сделала все, что могла, чтобы помочь тебе, когда ты рисковал лишиться права наследования, не так ли? Разве это не твоя правда?
Вильфрид снова ахнул и посмотрел на меня.
- Прости меня, Розмайн. Я, э…. Какой же я дурак! Ты так много сделала для меня, а я просто…
Его лицо покраснело от стыда прямо у меня на глазах.
- Все в порядке. Я не особенно люблю Леди Веронику, учитывая преступление, которое она совершила по просьбе Безеванста, но я никогда не встречалась с ней раньше, по правде говоря, только недавно я узнала её имя. Но для тебя она — драгоценный и любимый член семьи. Вполне естественно, что ты будешь доверять ей больше, чем мне.
Если бы мне пришлось выбирать между доверием Вильфрида и Тули, я бы без раздумий выбрала Тули. Я бы упрямо поддерживала свою семью, что бы там мне ни говорили, отказываясь слушать других или пересматривать свои убеждения, как это делал сейчас Вильфрид. Его искренность была поистине впечатляющей.
- И все же ты поверил своей бабушке, оскорбил Розмайн и вошёл в запретную башню, — пренебрежительным голосом произнес Фердинанд. — Надеюсь, ты готов принять наказание.
- Подходящим наказанием было бы лишить тебя наследства и отправить в храм или запереть в башне вместе с твоей бабушкой.
Флоренция говорила в основном то же самое, но, хотя она говорила как мать, обеспокоенная будущим своего сына, голос Фердинанда был холоден и лишен эмоций.
- Сильвестр, Вильфрида обвинят в преступлении? — спросила я, — Его явно обманом заставили сделать это, и хотя он вошел в башню, он не сделал ничего плохого, пока был внутри.
Сильвестр не ответил, вместо этого бросив взгляд на Фердинанда. Хотя он лично очень не хотел обвинять своего сына в преступлении, у него не было бы выбора, если бы на него начали давить извне. Ему нужно было убедить Фердинанда, прежде чем делать что-то еще, и я была готова сделать все, что в моих силах, чтобы помочь ему в этом.
- Вильфрид стал жертвой ловушки, — продолжила я. — Будь я на месте Вильфрида, я, возможно, сделала бы то же самое. Потому что, я имею в виду… Леди Вероника — его любимая бабушка. Его семья…
Я знала, что аргумент “я могла бы сделать то же самое” был весьма глупым оправданием, но я не думала, что было правильно наказывать его за это. Мои чувства к собственной семье делали меня столь же уязвимой.
Фердинанд недовольно поморщился.
- Ты и вправду слишком снисходительна, — пробормотал он, сдвинув брови, прежде чем посмотреть на Вильфрида. — Теперь ты узнал три разные правды: бабушкину, бывшей первой жены эрцгерцога; своего отца, Ауба Эренфеста; и правду Розмайн. Я хочу знать, что ты сейчас думаешь и чувствуешь, обладая этим знанием.
Вильфрид слегка опустил глаза, положил руку на подбородок и собрался с мыслями под пристальным взглядом Фердинанда. Затем, немного подумав, он медленно поднял голову и посмотрел Фердинанду прямо в глаза.
Том 3 Глава 279 Наказание для Вильфрида
- …Мне показалось странным, что бабушкина точка зрения была единственной, которая не соответствовала тому, что говорили все остальные. Если предположить, что то, что они говорят, правда, то слова бабушки тогда ею не являются. Я люблю ее, но… если вопрос в том, была ли она тогда права или нет, я думаю, что она была неправа, — прямо сказал Вильфрид.
Фердинанд спокойно наблюдал за ним, прежде чем продолжить.
