Что же…
— Этим можно воспользоваться, — сказал Игорь, задумчиво почёсывая подбородок.
…
…
Гнетущая, напряжённая атмосфера царила в поместье губернатора города Ямагути. Служанки ходили на цыпочках, переговаривались шёпотом. Когда одна из них уронила что-то хрупкое и звонкое, оно с таким грохотом свалилось на землю, что казалось, треснул весь мир.
Все побледнели от ужаса. Грохот отдавался на сердце даже дольше, чем в ушах.
Не лучше чувствовал себя и сам губернатор. Это был немного полноватый, бритый мужчина с пепельным подбородком. Ему было уже больше пятидесяти лет, из которых десять он провёл на своей должности. Пост он этот получил по заслугам и совсем почти без взяточничества. Мужчина был самый обыкновенный испуганный губернатор.
Пугала его пара прямо у него перед глазами. Перед мужчиной восседал морщинистый старик в белом кимоно. Рядом, со скрещенными на груди руками и катаной на поясе, — настоящей? Конечно настоящей! — стоял холодный как айсберг мужчина в броне.
Перед ними стояли две чашечки чая, но ни один из Отори к ним даже не притронулся. Поэтому губернатору даже пришлось отложить свою собственную чашечку, из которой он первое время попивал, чтобы успокоить нервы.
Стояла тишина… Хотя нет. Какой-то шум, плескание водички звучало через щель приоткрытой бумажной дверцы, со стороны дворика. Губернатор прислушивался к этому звуку…
— Северная Япония…
— Ах?
Как вдруг заскрипел голос.
— В северной Японии живёт больше девяти миллионов человек, губернатор… — заговорил старик. Его голос напоминал хрустящий лёд.
— В вашей провинции… — продолжал старец, а мужчина поправил, что уже не провинции… Административные единицы теперь называют префектурами… Про себя поправил, разумеется.
— …В ней живёт триста тысяч человек. В этом городе, — хрустнул голос. — Семьдесят тысяч человек, великая толпа… — старик выдохнул. — Скажите, губернатор, — вдруг он уставился на мужчина своими желтоватыми по краям и с кляксой лопнувшего сосудика глазами:
— Скажите, кому принадлежат эти люди?
— Кому… Кому они принадлежат? — растерялся мужчина.
— Да, кому? Кому, губернатор, они все принадлежат…
— Они… Они слуги его величества… Императора!
— Императора, — старец наклонил голову и лукаво улыбнулся… — Императора…
И тут мутные глаза Кэидзана сделались суровыми.
— Если это люди Императора, как ты посмел им приказывать!? — захрипел старик.
— А… Я… Я…
— Вы…
— Нет, я… — мужчина вдруг услышал щелчок катаны, покидающей ножны, и побледнел.
— Я был назначен! Имперским наместником… По воле народа…
— Вот как, — кивнул Кэидзан своей головой на тонкой черепашьей шее.
— Волей народа… Приказом Императора! Кхе-кхе-кхе, — он то ли засмеялся, то ли закашлял. Губернатору казалось, что у него звенит в ушах от волнения.
Наконец Кэидзан пришёл в себя и глубоко вдохнул, и заговорил:
— В стародавние времена люди выбирали сильнейших своими владыками. Самых сильных, самых умных, самых способных. Они выбирали нас, магов, потому что мы могли защитить их от чужих… И главное: от самих себя.
После — после, уже мы выбирали среди нас сильнейших. Так появились первые Императоры. Так Цинь Шихуанди взошёл на свой престол! Так воздвигли трон хризантемы. Каждый человек ищет единения, единогласия власти…
Потому что люди боятся, когда власти нет. Когда правит толпа…
— В-в смысле этой, демократии?
Старик махнул рукой.
— Вы говорите, вас назначила воля народа. Разве это не страшно, губернатор? Разве есть в мире что-то более жестокое, свирепое и тупое, чем народ? Тяжко отвечать перед этим монстром. Так нельзя. Его надо держать на привязи… Но чтобы совладать с ним… Вот вы, губернатор — сможете совладать со зверем?
— Я…
— Народ очень, — глаза старика засияли. — Очень опасен. Он вбирает в себя и пожирает, проглатывает людей и личности…
Пауза. Вздох.
— Губернатор, вы считаете себя японцем?
Мужчина неуверенно кивнул.
— Вот, японец, японцы… Бесформенный люд. В стародавние времена люди были просто люди, а правители над ними — просто правители. Правителю кем править было неважно. А люду это важно. Он жестокий, беспощадный… В стародавние времена много войн велось между владыками народа, но разве могут они сравниться с той страшной бойней, которую устроили сами народы, когда получили над собою власть?.. Грянула страшная война… — старик поцокал слюной.
— Понимаете, губернатор? Это важно — думать своей головой. Мы люди, владыки, должны умертвить нацию, должны умертвить дух народа, ради блага каждого человека… Пусть лучше единицы правят, чем толпы… Ибо у толпы нет разума, нет сердца, воспитания… В толпе гремят, как звон о стенки медного сосуда, самые низменные чувства. Вы понимаете?
— Да… Я понимаю, — нервно кивнул мужчина.
— Хорошо если вы понимаете… Ох, мне немного дует. Закройте, закройте дверь.
Мужчина спешно кивнул, приподнялся и сам прикрыл дверцу. Затем вернулся на прежнее место.
Старик выдохнул:
— Я помню этот род… Мисураги… Славная фамилия… Печально, что наследница такого древнего семейства поддалась иллюзии о свободе нации. Разве может народ быть свободным? Глупости, глупости…
— Да, да, разумеется, — тут губернатор решился и спросил:
— Так вы уверены? Что всё получится… В смысле с парадом?
— Разумеется. Девочка хочет меня убить. Мы ей меня покажем. Нет смысла рубить головы этой гидры, — надо пронзить её сердце. Если мы одолеем душу бунтарей, народ будет усмирён.
— А у вас… Получится? — заволновался губернатор. — Я слышал, что в прошлый раз… — тут он осёкся, так что даже прикусил язык.
— Ох выйдет, у нас всё выйдет… — улыбнулся старик, и снова лицо его перестало быть немощным и стало удивительно ярким:
— У нашего фамильного Синкэна есть чудесная сила, губернатор… Его силы растут, если им повелевает молодой маг, и чем моложе, тем сильнее…
— Правда? — у мужчины затрепетало сердце. Он взволнованно посмотрел на мужчину с катаной.
— Тогда… Насколько он сейчас силён?
— Кто знает, может быть в два, может быть в три раза, чем было при мне… — старик усмехнулся, на лицо губернатора полезла улыбка. — А может быть он теперь достоин зваться достоянием нашей Нации…
…
…
…
После важной деловой беседы губернатор чтобы немного оклематься вышел во дворик своего поместья. Тот находился на возвышенности и со всех сторон был окружен деревянным ограждениям. Температура была приятная, ветра не было вовсе… Что же тогда такое задувало господину Отори? Он сказал, что ему дует… Но ведь ничего не дуло — мужчина просто не мог выбросить это из головы.
И всё же сердца мужчины звенело от радостного волнения. Слова Кэидзан были страшными, но если он говорил правду про своей доспех… Их победа неизбежна! Бунтари понятия не имеют, что их ждёт…
Мужчина весело шёл по каменной тропинке, как вдруг на глаза ему попался обрамлённый серыми камешками пруд, возле которого сидела на корточках маленькая девочка.
Мужчина остановился и присмотрелся к ребёнку. Вдруг она к нему повернулась. У девочки в розовой юкате было самое заурядное, немного румяное личико с тонкими бровями и губами, как клювик уточки.
Потом девочка отвернулась и снова уставилась в пруд, в котором виляли в прозрачной воде цветные рыбки кои.
И снова тишина.
И ветер не дует.
Губернатору стало немного неловко. Он прокашлялся, сделал суровое лицо и крикнул:
— Чего это ты тут ошиваешься… Слугам сказано не входить. А ну-ка возвращайся…
— Ханако.
Вдруг за спиной губернатора прозвучал спокойный мужской голос. Он повернулся и увидел наследника Отори. Сразу же Губернатор замер, потом попытался поклониться, но мужчина, не обращая на него внимания, прошёлся к девочке и просто взял её за руку.
— Идём.
Губернатор опешил. Поморгал. Ах… Так это ребёнок Отори… Ух пронесло, что он на неё не накричал…
