— У тебя ноги мокрые, — произнёс меж тем мужчина спокойным голосом.
— Я… — девочка опустила голову.
— Ничего. Идём. Но в следующий раз так не делай, — мужчина покосился на пруд. — Вода холодная. Ещё заболеешь.
— Ладно…
Отори Ичиро проводил свою дочь в поместье. Губернатор при этом просто стоял в стороне и наблюдал. Впрочем, подумал мужчина, когда минуту спустя пришёл в себя, так оно было даже к лучшему. Какое ему дело до внутреннего устройства Отори? В такое лучше нос не совать, безносым оставят… Мужчина кивнул и пошёл по своим делам…
В это же время Отори Ичиро проводил ребёнка за руку по запутанным коридором до левого крыла поместья, которое губернатор выделил специально для своих гостей. Мужчина завёл девочку в просторную комнату и сказал:
— Ляжешь сегодня пораньше, завтра важное дело.
— Ладно, — кивнула девочка.
Отец расстелил для своей дочери футон, зажёг свечку. Пока он всем этим занимался зашла служанка и принесла чашку пахучего зелёного чая. Девочка выпила его наполовину и полезла под одеяло.
— Завтра важный день, — заговорил мужчина, сидя у изголовья футона.
— Всё будет хорошо, — говорил он непоколебимым голосом. — Не волнуйся. Я не позволю никому тебе навредить.
— Хорошо, папа… Ум…
— Волнуешься?
— Я…
— Я буду рядом. Не бойся, — Ичиро нежно улыбнулся.
Девочка быстро кивнула и смущённо прошептала:
— А где… Эм… Здесь туалет?..
— …Пойдём покажу.
…
3. VIII
С вечера и по ранее утро на главной площади города Ямагути велись приготовления к военному параду. Сперва развесели верёвочки и расчертили линии, чтобы оградить народное сборище от дороги, по которой должны были пройти солдаты. Она была довольно длинной и пролегала от улочки, с которой начиналась центральная часть города, с высокими зданиями в европейском стиле, и до роскошного здания администрации — прямо перед ней протянулся над бурной рекой длинный и широкий мост.
Кроме этого на улице развесили флаги — сотни алых солнц реяли на белом фоне, — и ленточки, и ещё на всякий случай вынесли мусор из всех урн и строго запретили его в них сбрасывать… Чтобы было чисто.
В общем, провели все надлежащие приготовления.
А ближе к часу на подготовленные улицы повели людей к великому их негодованию. Приводили народ со всего города. Их сгоняли прямо с работы, из школ, детских садиков. Воспитателям с трудом удавалось уследить за своими подопечными в таком страшном столпотворении, при том что сами они должны были исполнять приказы полиции.
А ведь это было только начало. Спустя два часа вдоль длинной улицы, идущей немного под наклоном, — особенности горного рельефа, — собралось по меньшей мере десять тысяч человек. Уместить больше было невозможно физически. Но пытались. Давка была страшная. Все были очень недовольны. Скорей бы всё это закончилось и их пустили домой, думали люди.
Лишь немногие действительно дожидались самого парада, а не его окончания. Среди них были мальчишки, которым не терпелось посмотреть на солдат и военную технику, — и броню, разумеется броню, легендарные Синкэны, — и ещё горстка людей, которые, встречая друг друга, первым делом закатывали рукава и показывали нарисованные киноварью или глиной, или звериной кровью линии вокруг своих рук — ну прямо красные повязки.
Такие люди встречали друг друга и тут же расходились. Они вонзались в толпу и начинали говорить про оккупантов, про свободу и про то, какие всё-таки мерзавцы — коллаборационисты. Словно искры, падающие на сухие листья, их слова возжигали сердца народа…
Рыскали по толпе и другие люди, в серых формах, с пистолетами на поясе. Они старательно пресекали подобные разговоры. Но людей таких было немного на фоне многотысячной толпы, и пока они тушили одну искорку здесь, вон там уже разгорался костёр… Они бежали к нему и стопорились, встречая плеяды недовольных глаз. Многие хватались за своё оружие, но выстрелить не решались — теперь это было всё равно что стрелять в пороховую бочку.
Вскоре полицейские стали ходить по два, по три человека, и уже не чтобы совладать с народом, но ради собственной же безопасности…
Губернатор наблюдал за морем людей с балкона городской администрации. То и дело мужчина поглядывал на часы. Мерял время, тревожно, как старик меряет свой пульс.
Наконец настал полуденный час. Потом ещё минута, две. Мужчина и ещё несколько важных чиновников вдавили бинокли в свои глаза. Где же, ну где же они… Вот!
За поворотом далёкой улицы показалось ружьё, потом солдатская шапочка, шинель и наконец весь целиком марширующий гвардеец, и сразу же за ним зашагал гремящим маршем целый полк.
Все замолчали. Кто не замолчал — того заглушил грохот солдатских сапог, рёв машин, вид зелёной пушки на прицепе и наконец ещё далёкая, но звенящая в самое сердце металлическая дрожь.
Люди, все люди по сторонам улицы, затрепетали. Даже губернатор и чиновники затрепетали, хотя находились ещё на приличном расстоянии. Им казалось, что само небо зазвенело тысячей железных струн.
Ещё пара минут, и вот…
ОН.
Сперва стальная макушка засверкала над высоким зданием, потом громадная рука засияла сквозь переулок, и на дорогу вышел железный великан. Он засиял своей грудной пластиной, переливая на ней полуденное солнце, как желток, — качнул огромной катаной у себя на поясе и пошёл вперёд.
А потом за ним пошли и другие: два, три, четыре, ужасающая мощь, которая померкла в ту же секунду, когда за ней возник последний титан.
Почти полностью чёрный, но с белыми креплениями суставов. Высокий, — выше всех прочих Синкэнов, — грозный. Такой монстр мог одним своим шагом задавить десяток человек, а если уж пробежится, — подавит сотни.
Люди вдоль длинной улицы замерли. Секунду назад их гнев бил прямо через край, они готовы были бунтовать, а теперь вся эту буря захлебнулась, разбившись о громадный чёрно-белый утёс. Они дрожали и не понимали, почему дрожат — из-за вибрирующего шага великана? Или потому что их схватил самый обыкновенный ужас?
Даже немногие, которым повезло жить вдоль главной улицы, и которые наблюдали парад из уюта своих квартир, вдруг лишились чувства безопасности. Они оказались как на ладони, ведь было очевидно: стоит гиганту провести рукой, и любой дом превратится в руины.
Все были зачарованы грозным величием.
Вот он прошёл дальше, прошёл всю улицу, не позволяя людям вокруг ни единой мысли во время своего марша. Он приблизился в мосту и зашёл в густой туман вместе с прочим войском…
Постойте.
Туман?
Откуда туман?
Один из солдат, шедших спереди, растерянно уставился на туманный мост и на реку, — в ней он увидел вздымающиеся и лопающиеся белые пузыри…
— Что это за туман?
— Ничего не видно, что происходит?
— Эй, осторожней!
— Жарень то какая…
Все люди на улице уставились на белую дымку, неожиданно поднявшуюся из реки. Кто стоял поближе, у самого берега, у тех на лице показались маленькие капельки пота. А потом их лица вообще покраснели. Странный жар валил из воды. Удушающий и мокрый. Один из Кладенцов спереди строя остановился, и вдруг грянула гром прямо у него под ногами, и в небеса взмыла красная вспышка.
Все люди затрепетали и уставились на мост.
Алым сиянием в белёсой дымке в нём вспыхнул демон.
В руках его пылала громадная нагината.
Сияние её падало на серебристый доспех, который был почти на голову ниже великана.
Вспышка.
Грохот!
Доспех развалился на две половины, — одна из них полетела в воду, и бахнула. Зашипела раскалённая сталью!
Вторую половину демон схватил, повернулся и бросил.
На глазах ошарашенного народа рассечённый промчался по небу и врезался в другую броню, орошая её раскалённой сталью и кровью.
Наконец люди пришли в себя.
И закричали.
Алая Они бросилась бежать. Его ноги загремели по мосту. На нём стоял солдатский строй. Некоторый пытались целиться своими винтовками, стрелять, но их выстрелов было даже не слышно.
