по немного, я чуть не прошла деревню, которая спряталась за полем. Вздрогнула от протяжного крика, и меня что-то толкнуло броситься на этот крик. Выбежав на дорогу, увидела деревню. У крайней избы, на ступеньках сидел мужик, обхватив голову руками. Из дома доносились стоны и крики. “ Роженица”, пронеслось в голове. Подошла к мужику, он на меня даже не взглянул.
Зашла в дом, сбросила на лавку свои вещи и вошла в комнату. На кровати лежала молодая девушка. Возле неё хлопотала повитуха. Было видно, что ребёнок лежит поперек, но я ещё видела, что он не даёт второй малышке родиться. Сейчас бы кесарево…. Я подошла и глазами попросила полить на руки, затем подошла к девушке и стала руками гладить её живот и мысленно разговаривать с ребенком. Рассказывала о его сестрёнке, которой уже пора родиться, пусть даже она будет первой, он всё равно долгожданный ребёнок; его будут любить, и он будет защитой для неё. Ему только надо немного повернуться, а то будет плохо всем. А папа так переживает за них и очень ждёт своего помощника и опору. И малыш стал понемногу переворачиваться. Как только он правильно встал, я кивнула, и девушка стала тужиться; раздался крик девочки, а через несколько минут и требовательный крик мальчика.
Я улыбнулась, всё уже позади. И тут я увидела, что если девушка опять забеременеет, то она умрет. А если не будет больше детей, то она с мужем проживет долго, и, что дети её сестры будут сиротами. Я смотрела на неё и решала. Ведь не остановиться и будет рожать дальше. И я решила за неё. “ Ты больше не будешь иметь детей, но ты подаришь свою любовь своим детям и детям своей сестры”, озвучила я желание.
Я вышла на крыльцо, на нём сидел мужчина и держал на руках своих детей. Подходили соседи и поздравляли его. Я привалилась к ступеньке спиной, закрыла глаза и вдыхала воздух, наполненный запахом меда.
— Кхм… Я открыла глаза, рядом стоял немолодой мужчина. Тёмно-русые волосы были подстрижены, густая борода, серые глаза.
— Я, староста, Аким. А как тебя кличут? — глядя не на меня, а на шрам, спросил он. Но, тут же отвел взгляд от него и посмотрел в глаза. Я достала свою шпаргалку и протянула. Он с изумлением посмотрел на меня, взял и стал читать.
— Елена, — громко произнес он. — Ты, не говоришь?
Я мотнула головой. Ну, вот, почему-то всем, надо этот вопрос уточнить.
— А далеко ты идёшь?
Я пожала плечами. И увидела, как его глаза радостно засверкали. Чего это он?
— Останься, у нас немного, а то хворые у нас есть. А знахарок нет, — попросил он. От него я не почувствовала никакой угрозы. И было состояние, что тут можно остановиться.
Я кивнула, и услышала, как среди людей, стоящих за оградой, пронесся одобрительный гул. Я достала бумагу и написала: “ скажи этому папаши, чтобы его жена не вставала три дня, и в течение месяца ничего не поднимала тяжелого, если хочет видеть жену здоровой”. Аким прочитал и всё передал счастливому отцу. Тот заверил, что выполнит все указания. Я забрала свои вещи и посмотрел на Акима.
— Пойдём, — пригласил он, и повёл меня, вскоре мы подошли к домику. Видно, что за домиком ухаживали. Я посмотрела на него.
— Так, когда последняя знахарка уходила, то велела домик в порядке держать. Чтобы следующая могла здесь жить, — ответил он на немой вопрос. Я улыбнулась, вот не ошибусь, если этой последней была Марья. Я зашла в дом. Две комнаты, печь, стол, лавки, но самое главное- как-то тут всё по-доброму, такое чувство, что вернулась домой. Аким ушел, а я стала располагаться. Немного погодя в дверь постучали. Я открыла, на пороге стоял папаша и держал корзину.
— Меня Демьяном кличут. Благодарствую за деток и жену. Я уж думал, потеряю их. А это гостинец, не отказывай. Я ж тебе за три жизни должон, — с теплотой в голосе сказал он.
Я с улыбкой взяла корзину, он поклонился и ушёл.
Так я стала жить в деревне. Слукавил Аким, хворых немного было, в основном у ребят простуда, да натруженные спины. Недалеко речка протекала, вот ребята и купались в холодной воде. Собирала травы, ставила силки на мелкую дичь.
Аким свозил меня в город Гамблебён (старый город). А эта деревня называлась Ског (лесное). Немного продала зелья и крем для рук, тут у многих женщин от работы- грубая кожа на руках, вот и сделала на пробу. Там закупила крупы, овощей, масло. Проходя вдоль лавок, уловила запах кофе, который здесь называют каффе. Немного приобрела себе, дорогой, зараза.
Когда разглядывала шерсть, Аким сказал, что её можно в деревне купить, дешевле будет. Что ж, посмотрю, какая у них есть.
Скоро уже будет осень, и, по-моему, мне зимовать здесь придётся. Вот и славно, хоть на одном месте побуду. Люди здесь хорошие. Так что надо запасы делать. Ягоды собирала сама, а грибы покупала у детворы, они лучше меня в этом разбираются. Шумные, веселые, говорливые. Картошку и овощи, мне сельчане продали свои излишки. Мне одной, много ли надо. Крупы я закупила, мед принесли, даже денег не взяли. И шерсть нашла, будет, чем заняться в долгие зимние вечера.
Женщины иногда вечерами собирались на посиделки. Кто прял, кто вязал, кто вышивал. На этих вечерах обучали и девочек мастерству, хотя многие уже умели многое. Вязали они костяными иглами (Более трудоёмкий вид создания полотна деревянной или костяной иглой, которое, в отличие от трикотажного, связанного крючком или спицами, невозможно распустить, потянув за кончик нити.).
Вязали носки, короткие и длинные, варежки.
В большинстве своем одеяния, женщин и мужчин, делались из суконной ткани, производство которой требовало длительного процесса получения нити из овечьей шерсти и последующей окраски её. Лишь затем, при помощи ткацкого станка, получалось сукно. Если же имелся лён, его трепали, наматывали на веретено и ткали, изготавливая льняную ткань, которая, как следует предполагать, шла на нижнюю одежду. А декоративные узорчатые ткани (пояса, налобные повязки для височных колец) делались на маленьких станках.
Основной костюм женщин состоял из льняной или шерстяной сорочки с длинными, но чаще короткими рукавами со складками. Сорочка была расшита узорами и стянута на шее лентой. Поверх надевалась верхняя одежда (шерстяная или шёлковая), состоящая из двух частей, закреплявшихся на плечах бронзовыми брошами «черепаховыми фибулами» 4–5 дюймов длиной. Отсутствие пряжек свидетельствует о том, что платье свисало свободно или
