колокольни. Это не имеет АБСОЛЮТНО никакого значения. Уяснил?
Чего-то я сам быстро выдохся. Силёнок ещё маловато, тренировки только начал, полного понимания происходящего пока нет, изменения ещё лезут валом. Пора закругляться.
— Поэтому чихать я хотел на все твои претензии. Единственно прошу, женщинам своим, больно не надо делать.
В полном молчании я обулся и вышел из квартиры. Всё, быстрее до моей Шпанки. Похоже я всё-таки перестарался. Прокачивать такие объёмы за короткий промежуток времени.
Аленка внимательно обвела взглядом родителей, потом тоже обулась и вышла из квартиры. Её папа посмотрел ей в след и безучастно поинтересовался:
— Куда это она?
— Наверно за братом пошла.
— Каким ещё братом? — резко встрепенулся Андрей Никитич.
— Не обращай внимания, тут уже ничего не изменишь. Он её под опеку взял. Для всех как-бы объявил своей сестрой. Ты знаешь, наверно так даже лучше будет. Ты сам чего такой взвинченный пришёл?
— Да ходил до его родни. Хотел подарок вернуть, сама видела, что вещь дорогая.
Елена ухмыльнулась:
— Ну и что? Вернул?
— Да куда там, — махнул он рукой — это действительно он сам сделал. И из дерева кроватку смастерил, и из обрезков, на швейной машинке, постельку пошил. Нет. Ты могла бы подумать, что этот пацан ещё и на швейной машинке может. Я не знаю с какого конца к ней подходить, а он работает на ней так, что от магазинного не отличишь.
— Тише, тише. Не заводись. Что ещё тебе там сказали?
Андрей смутился.
— Ты, не поверишь.
— Мне кажется я уже во всё поверю.
— Анна Севостьяновна, сказала, что не дорос я ещё с её внуком тягаться. Ты представляешь, как меня это взбесило.
— А сейчас?
— А сейчас понял, что она права. Ты просто не представляешь, что это за люди. Степан Фиофилыч и слова не сказал, только улыбался. Но от него таким веяло. Я думал, что такие только в Москве на трибуне стоят. И внучек не далеко ушёл. Когда он мне выговаривать стал, у меня волосы на голове шевелились. Сильная кровь. И он не врал, когда говорил, что им плевать на всякие кривотолки. Им действительно плевать и их все уважают. Вот о таком авторитете он говорил.
— Если бы только это. Ты заметил, что он осознаёт себя более старшим, чем ты? И мне кажется, что это имеет основание.
— Так что же делать?
— Ты до сих пор считаешь, что надо что-то делать?
— Пожалуй ты права. Всё что мог я уже сделал и чуть всё не испортил.
— А вот по поводу сильной крови, — Елена мечтательно улыбнулась — по поводу крови, это ты хорошо заметил.
Выйдя из подъезда, я пошёл куда глаза глядят. Внутри была пустота. Ни о чём не хотелось думать, ничего не хотелось делать. Такое впечатление, что выплеснулся весь, без остатка. Мир вокруг, никак не откликался в душе. Проплывали какие-то картинки, чьи-то лица. Но не было никаких ассоциаций. Я просто шёл. Потом я почувствовал, что чья-то ладошка скользнула в мою руку и от неё стало расходиться тепло. Оно постепенно окутывало меня, и наконец опустошённая душа угнездилась в маленькой уютной колыбельке. Я продолжал, куда-то идти, а душа покачивалась в колыбели, подвешенной к притолоке деревенской избы. Пахло нагретым деревом и молоком. Мимо прошла женщина, подойдя к образам в углу избы, она истово перекрестилась. Вот сзади к ней подошёл мужчина и нежно обнял. Она обернулась, прильнув к его груди.
Кто эти люди? И тут же понимание, они мои прародители, основатели рода, чья кровь и память преобладает во мне. Женщина увидела меня в колыбели, нахмурилась. Подойдя ближе осмотрела внимательнее и что-то разглядев улыбнулась открытой, очень доброй улыбкой. Потом она махнула надомной рукой и видение пропало.
Очнулся я около своей Шпанки. Рядом стояла Аленка и держась своей ладошкой за руку заглядывала мне в глаза. Так это она дала тепло моей опустошённой душе и вернула из небытия. Она, сама того не ведая, привела меня в дом моих предков. И те помогли вновь обрести себя. Маленькая, добрая кнопка, с огромной и светлой душой. Это кто тут у нас маг и волшебник? У кого силы и понимания больше?
Я взял её ладони и прижал к своей груди.
— Спасительница моя, уже второй раз вытаскиваешь из небытия.
Она продолжала молча смотреть мне в глаза и я, не отрываясь от её взгляда заговорил:
— Разреши мне погреться, у пальцев твоих,
Ощутить лёгкий трепет тепла.
Я запутался в жизни, замёрз я в пути.
Ты открой мне на это глаза.
Алёнка широко распахнула свои глаза, но продолжала молчать. Откуда столько понимания в этом ребёнке. Может она тоже, как и я, путешествует от жизни к жизни в поисках чего-то.
— Я так долго бродил, среди скал и снегов,
Я за призрачным счастьем бежал.
Помоги мне вернуться в отеческий дом,
Я замёрз, я смертельно устал.
Её взгляд опустился, и она стала рассматривать мои руки, продолжавшие удерживать её ладошки у груди.
— Ты теплом своих рук, нежным светом очей,
Растопила кромешную тьму.
Так возьми моё сердце и душу согрей.
Я тебя, лишь об этом, прошу.
Алёнка уткнулась лбом в мою грудь и я, обхватив её за плечи, прижал к себе. Рядом стоял Пушок, с тревогой поглядывавший на нас. Но вот взгляд его успокоился, и он полез на свой пост, под смородину. Опять пропустил чужого человека, даже не подав голоса. А чужого ли? Для меня уж точно не чужого. Может и это пушистое чудо тоже это поняло, да ещё пораньше меня.
— Чего бы ты сейчас хотела?
Она подняла глаза, а потом опустив их, начала водить пальчиком по моей груди.
— А можно ещё на твоём велосипеде покататься? Мне так понравилось.
О, незамутнённая, детская непосредственность.
— Конечно можно. Идём.
Я, обхватив её за плечо, повёл в наш двор. Бабушка, увидев нас, нахмурилась. Да-да, помню, что ты просила не тащить всё это в дом. Но я не могу по-другому. Не могу оттолкнуть человека, только что вытащившего меня, невесть откуда. Бабушка, присмотревшись, что-то про себя решила и лишь кивнула. Взяв велосипед, мы пошли на школьный двор.
Алёнка, оседлав железного коня, сразу припустила в сторону спортивной площадки. Тут уже собиралась молодая поросль посёлка. Заняв одну из лавок, я стал наблюдать как подруга наворачивает круги вокруг футбольного поля. Делала она это с азартом, как будто готовилась к соревнованиям на велотреке.
На краю поля появился Андрей Никитич. Он нашёл глазами Алёнку,
